— Если мне грозит арест за убийство собственного деда, я должен что-то делать.
Сергей Прокофьевич о чем-то думал, потом сказал:
— В списке драгоценностей есть платиновый браслет с александритами.
— Ну и что?
— Он обнаружен в скупке на Серпуховской.
— Вот это оперативность! — восхитился Саша.
— Повезло, — лаконично признался майор. — По первому же звонку напали на след. Украшение туда сдал Филипп Петрович Померанцев вчера утром.
— Как же утром?..
— Вот именно. Обыск на его квартире ничего не дал.
— А как он объясняет браслет?
— Наш человек его допросил: Вышеславский якобы подарил ему драгоценность.
— Вот ерунда!
— Когда вы доставали коньяк из секретера, то видели футляр?
Анна обмерла, Саша ответил угрюмо:
— Я по ящичкам не шарил, они запираются на ключи.
— Понятно. Браслет сдан в скупку за двенадцать часов до убийства. Академик будто бы очень интересовался книгой о себе. И поскольку журналист в данное время бедствует, работу потерял, Вышеславский выдал ему нечто вроде аванса. — Он сухо улыбнулся. — Под будущий шедевр.
«А дядька-то непрост!» — одновременно подумали ребята. Саша поинтересовался:
— И вы ему верите?
— Нет, — просто ответил Сергей Прокофьевич. — Но будто бы у него есть алиби.
— Будто бы?
— Проверяем. Я лично его еще не видел. Но ведь он скрыл от вас браслет, так?
— Скрыл. Хотя в плане психологии… в таком не сразу признаешься, узнав, что владелец убит.
— М-да, психология… В скупку сдал не скрываясь, под своей фамилией, до убийства. Как вы считаете: характерно для вашего деда сделать такой ценный подарок почти незнакомому человеку?
— Они много лет были знакомы. Вы поймете, прослушав кассету. Деда скрягой не был, но этими драгоценностями, кажется, дорожил.
— Когда Померанцев явился сюда впервые?
— Десятого в понедельник. Он утром позвонил, договорился с дедушкой, а приехал ближе к вечеру. Записал вот это интервью.
— Дальше.
— На следующий день во вторник. Мы с дедом гуляли, как обычно, и в нашей роще встретили Филиппа.
— Случайно встретили?
— Пожалуй, так… Кажется, дедушка удивился.
— Где вторая кассета?
— Филипп сказал, что они всего одну записали. Во вторник он скоро ушел.
— И больше у вас не бывал?
— В четверг утром я принес дедушке кофе, он звонил по ноль девять, было все время занято, и раздражался. Я вызвался помочь и узнал номер телефона Померанцева.
— А у Александра Андреевича его не было, что ли?
— Куда-то визитку журналиста засунул… потерял. В четверг тот приехал в последний раз, вечером.
— Вы были дома?
— Да. А потом с соседкой пошли купаться на речку.
— Но что-нибудь видели, слышали? Каков был характер отношений между академиком и журналистом?
— Да обычный, по-моему. Со стороны Филиппа — почтительный, со стороны дедушки — снисходительный. Я не вникал, не подслушивал.
— Ладно, допросим журналиста.
Уже в дверях майор обернулся:
— Да, насчет того эпизода, тринадцать лет назад. Все материалы засекречены.
Саша поднялся со стула, побледнев от волнения.
— Засекречены? Почему?
— Потому что мы жили в нормальной стране и дело касалось секретнейшего ученого. Я подал заявку на допуск, но пока она пройдет все инстанции… секреты утеряны, волокита осталась. — Майор вгляделся в лицо юноши. — По этому поводу не переживайте. Я имел разговор со своим коллегой, который прибыл на место происшествия — потом его отстранили, — так вот, подробностей он, конечно, не помнит, но убежден твердо: несчастный случай. А сейчас мы проведем небольшой следственный эксперимент.
Он исчез, отворилась входная дверь, голоса:
— Игорь, понятых нашел?
— Вон дожидаются.
На веранде стоял молодой человек в штатском, а на зеленой скамейке возле клумбы с табаком и ромашками покуривали Иван Павлович и Юлия: блестящая пара в джинсовых одеждах.
— Выполняем гражданский долг, — счел нужным пояснить математик, глядя на Анну; ее волнение, тревога усилились, словно она вышла на сцену, позабыв роль.
— Итак, — начал следователь, — около девяти вечера кончился ужин. Вспомните и воспроизведите ваши дальнейшие действия как можно подробнее.
Саша заговорил сдержанно, деловито:
— Дедушка ушел к себе наверх, Анна на кухню с посудой. Вскоре вернулась, и мы пошли на колодец за свежей водой. Идти туда?
— Пожалуй, необязательно… Рассказывайте.
— Мы пошли вместе, но меня окликнули. — Саша взглянул на Юлию.
— Да, я позвала на минутку, — подхватила она с нервным оживлением, — узнать, не хотят ли они пойти на речку. Вот и все.
— Прошу. — Следователь указал на Анну.
— Я задумалась, стоя у колодца…
— О чем?
— О сказке «Аленький цветочек».
— О чем?
— Ну, просто так, не по делу. Кругом было ужасно красиво. Тут Саша подходит. — Она замолчала, юноша продолжил:
— Я вылил воду из ведра на клумбу, подошел к Анне и обнял ее, а она сказала: «Дедушка смотрит».
— Откуда?
— Из окна кабинета.
— Подтверждаю, — вмешался вдруг Иван Павлович. — Я как раз садился работать, включил настольную лампу и подошел задернуть шторы — у меня кабинет тоже на втором этаже, — Александр Андреевич напротив смотрит в окно.
— Открытое?
— Закрытое — на стеклах отражался закат. Наверное, из-за игры лучей мне померещилось, будто он кивнул и что-то произнес.
— Поздоровался?
— Нет, в тот день мы уже раскланивались. Но на всякий случай я позвонил ему: показалось, мол… Он засмеялся: «Когда я размышляю, то иногда забываюсь… Но не советую считать меня полоумным!» — и положил трубку.
— К чему он это сказал?
— Не понял. Может, я его на гениальной догадке сбил. Ну, я сел работать.
— Что происходило дальше, молодые люди?
Ответил Саша:
— Мы набрали воды и вошли в дом. Я захлопнул дверь.
— Захлопнул, правда! — подтвердила Анна. — Я машинально подергала ручку.
— Все окна в доме были закрыты?
— Наверное. Да, Саша?
— Закрыты, из-за комаров, на шпингалеты.
— Так, пойдемте.
Действие переместилось в Сашину комнату («Я говорил ей о любви, она сказала, что устала очень, и ушла к себе»), потом в спальню покойной Полины.
— Мне казалось, что музыка снимет напряжение.
— Какое напряжение? — сразу прицепился Сергей Прокофьевич.
— Не то, о котором вы подумали: не смерти, а страсти. Я сходил к себе за магнитофоном.
— Сколько времени он отсутствовал? К вам вопрос, Рюмина.
— Какую-то секунду, даже дверь была чуть приоткрыта. Мы включили музыку и легли на ковер вот здесь, возле лампы. — Анна на миг зажмурилась. — И я увидела на потолке кровь.
— Прямо так сразу и увидели?
— Не сразу.
— Ну?
— Мы музыку слушали.
— Как долго?
— Ах, я не знаю!
— Любовь, — весело вставил Игорь.
Майор покосился на помощника, приказал:
— Александр, принесите магнитофон с той кассетой.
— Он здесь.
— Включайте и ложитесь. — Сергей Прокофьевич засек время по своим часам.
Полились серебристо-стеклянные звуки «космической колыбельной». Анна, растолкав Обручевых, выбежала из комнаты, из дома… догнал Игорь… угрожающе: «Вы отказываетесь участвовать в эксперименте?» — «Это ужасно… мы как дрессированные обезьянки!» Иван Павлович (тоже старается для органов!): «Анна, ты как капризное дите…» — «Мы не убивали дедушку!» — «Однако тайна, согласись, глубока, необычна. И без точного расчета времени…» — «Вы! Математик!..» — прервала она его во внезапной вспышке ненависти. «Ну грешен, что ж теперь… Надо спасать Сашу».
ГЛАВА 10
Вновь зазвенела музыка в изысканном стиле транс, эхо вкрадчивых женских голосов; они летали на ковре возле лампы, свидетели наблюдали. События прошлой ночи проникали в душу во всей своей ужасающей полноте. Радость и счастье — страх и отвращение. Наконец (ей показалось, через час) первая запись кончилась.
— Вот здесь, — сказал Саша, — мы услышали сверху голоса: дедушкин и еще один, кажется, мужской.
— Ни шума, ни шагов, ни криков?
— Ничего.
— Ничего, — повторила Анна.
— Пятнадцать минут, — констатировал майор. — И вы даже не полюбопытствовали, Александр, что творится наверху?
— Я никогда не смел мешать его работе и общению с гостями.
— Включайте снова эту мелодию. А ты, Игорь, ступай на крыльцо, замок поставь на предохранитель, позвони, постучи, потом поднимайся в кабинет. Дверь в спальню была закрыта?
— Да.
— Понятые, прошу в комнату. — Майор закрыл дверь.
Сквозь наплывающие звуки слабо, но прозвенел звонок, уловился стук, шагов слышно не было: следователь приказал помощнику пройтись вверх и вниз по скрипучей лестнице с тростью академика.
— Игорь, включай следующую запись, поднимись в кабинет и крикни.
Приглушенный крик прорвался сквозь «небесные» звуки, но вчера они ничего не слышали, ничего, ничего! Анна лежала напрягшись, с закрытыми глазами, чтоб на видеть противную публику, стоящую кружком над юными влюбленными; вчерашний прекрасный вечер, единственный в жизни, разлагался на примитивные, постыдные фрагменты. «Нет, я сейчас сбегу!.. Но вот, кажется…» Анна поднялась, и Саша встал.
— Кажется, в этот момент я увидела пятно на потолке.
— А вы, Александр?
— Мне было не до того, не видел.
— Двадцать пять минут после голосов, — заметил майор задумчиво. Отозвался математик:
— Значит, убийство произошло в этот промежуток. Что говорит судмедэксперт?
— В общем, подтверждает… По окоченению тела смерть наступила примерно с девяти до десяти. Труп обнаружен в десять ноль пять. Вычтем двадцать пять минут — голоса они слышали без двадцати десять. Академик сам впустил убийцу. Тайком.
— Да почему тайком?.. — возмутился Саша.
— По вашим свидетельствам, дверь и окна были заперты, ни звонка, ни стука вы не слышали. Или у него имелся ключ… Да нет, — перебил сам себя майор, — весь дом освещен и обитаем, с ключом куда проще и естественнее переждать и проникнуть позже.