после убийства легче». Профессиональная деформация милиционеров переходит на их жен, так что и Журбина, и Вьюгина — вовсе не безобидные овечки и в нужный момент оружие пустят в ход не задумываясь. Здесь у них вновь по нулям.
Журбина в разговоре со мной пистолет сразу же отсекла: «Нет у нас «ТТ». Вьюгину отдали, много лет назад». Дарья Вьюгина про пистолет не обронила ни слова, как будто никогда его в своей квартире не видела. А ведь это не так! Сергей Сергеевич, придя выпившим от Журбиных, наверняка ведь похвалился своей жене: «Посмотри, Даша, какую классную штуку подарил мне Иван Игнатьевич! Уважает меня начальник, ценит!» Будем считать: у Журбиной — минус, у Вьюгиной — плюс. Последнее место хранения «ТТ» — в квартире Вьюгиных.
Патроны от пистолета дают Дарье Георгиевне еще один плюс: она могла беспрепятственно подбросить их в автомобиль мужа, а потом сделать анонимный звонок в милицию, сообщить, где надо искать улики по резонансному убийству.
Мотив убийства: обеим ставлю по плюсу. У одной Ленка вымогала деньги, у другой — отбила мужа. Мнимый отъезд Лебедевой за границу во внимание брать не стоит — никто бы ее за пределы социалистического лагеря не выпустил.
Движение по двору. Если убийца — это человек в куртке с капюшоном, то у Журбиной — плюс, а у Вьюгиной — жирный минус. Дарья Георгиевна, с ее пышным бюстом, хоть в куртке, хоть в тулупе никак на «мужичка» походить не будет. А вот сухощавая подтянутая Валентина Павловна в мужской куртке за парня сойдет.
Наличие потенциальных сообщников: у Журбиной — обширные разнообразные связи, а кто в друзьях у Вьюгиной — я не знаю. Вполне возможно, что ни Журбина, ни Дарья Георгиевна сами убийство не совершали, а послали расправиться с Лебедевой своего сообщника, одетого в японскую куртку. Здесь вновь по нулям.
Теперь о фотографии. Дарья Георгиевна так и не сказала мне, куда она делась. Начало было: мол, муж психовал, увидев Лебедеву в непотребном виде. А дальше что? С собой на разборки Сергей Сергеевич взял фотку или сожрал ее от злости?
Патроны и фотография уверенно выводят на Вьюгину. Но она никак не могла пройти по двору незамеченной! Никак.
Если расследование дела зашло в тупик, то надо искать новые доказательства. А надо ли? Я ведь обещал Журбиной, что больше не полезу в это дело. Стоит ли рисковать, докапываясь до истины? За несанкционированный руководством розыск убийцы Лебедевой меня никто по головке не погладит. Примером тому Николаенко — он целый меморандум склепал, чтобы я больше не совал свой нос куда не просят.
Пожалуй, я не стану лезть на рожон, но одну догадку на всякий случай проверю. Вдруг пригодится?
Я выписал из записной книжки Лебедевой все номера телефонов, закрепленных за АТС Центрального района. Ориентиром мне служил номер телефона квартиры, в которой ее убили — в записной книжке он тоже был.
С официально оформленным запросом я пришел в городскую телефонную станцию. Запрос у меня приняли и предложили подождать с ответом две недели: мол, хлопотное это дело — по номерам телефонов адреса искать. Я не стал спорить и пошел к начальнику ГТС.
«Что почта, что телефонная станция — все это сонное царство. Замполитов у них нет, где-нибудь да я найду прокол в организации культурно-просветительской и идейно-политической работы!»
Удача улыбалась мне. В коридоре у актового зала ГТС висел плакат с «дорогим и всеми горячо любимым Леонидом Ильичом Брежневым». Увидев Брежнева, утверждающего, что «Мир без войн — это идеал социализма», я обрадовался ему, как лучшему другу.
В приемной начальника телефонной станции я представился, сказал, что пришел по срочному делу. Начальник ГТС, женщина средних лет, выслушав меня, сослалась на сроки исполнения запроса и предложила подождать как минимум неделю. Я, сделав расстроенный вид, поднялся со стула, пошел к двери и, словно что-то вспомнив, остановился.
— У вас возле актового зала висит портрет Брежнева, — тоном средневекового инквизитора сказал я. — Вы этим портретом на что намекаете? Что не считаете Юрия Владимировича Андропова главой партии и государства? Мне просигнализировать в соответствующие органы о вашем, мягко говоря, странном отношении к Генеральному секретарю ЦК КПСС?
Начальница ГТС побледнела на глазах. За несвоевременное обновление наглядной агитации ей на бюро горкома влепят выговор с занесением в личное дело. За выговором по партийной линии прискачут проверяющие из областного управления связи, найдут недостатки в служебной деятельности и понизят в должности. Начальник ГТС — это ведь не просто руководитель государственного учреждения, это еще и проводник политики Коммунистической партии в жизнь. А что за проводник, у которого черт знает кто на стене висит? Как можно такому человеку доверять телефонную сеть в областном центре?
— Я сейчас посмотрю, что можно для вас сделать, — засуетилась начальница.
Через полчаса список с телефонами и адресами был у меня.
Из всех полученных адресов мое внимание привлекла квартира в том же подъезде, где убили Лебедеву. По моим подсчетам, это была двухкомнатная квартира с окнами, выходящими во двор.
Решив довести начатое дело до конца, я приехал в ЖКО, обслуживающее дом Лебедевой. Паспортистка, не задавая лишних вопросов, выдала мне картотеку на весь дом. В интересующей меня квартире, судя по учетной карточке, раньше проживали три человека: отец, некто Ерохин, 1927 года рождения, его жена и дочь. Хозяин квартиры был выписан в связи со смертью, дочь сменила фамилию (вышла замуж) и тоже выписалась.
«Ерохина Надежда Васильевна, — прочитал я в карточке. — 12 марта 1933 года рождения, место работы — областной совет профсоюзов».
Я вернул картотеку паспортистке и пошел в дом Лебедевой.
«Через эту Ерохину Ленка нашла, кто сдает квартиру на длительный срок. Первого мая гражданка Ерохина была на демонстрации. Квартира ее пустовала. Осталось понять, как обстоит у нее дело с ключами».
На мысль о пустой квартире меня подтолкнула девочка, зашедшая вчера за ключом к Дарье Георгиевне. В наше время многие доверяют ключи от своей квартиры соседям.
Я зашел в подъезд к Лебедевой, осмотрел дверь квартиры на втором этаже. Замок в двери был один. Английский. Если его захлопнуть и не проворачивать ригель на дополнительный оборот, то язычок английского замка можно легко отжать тонкой металлической пластинкой или обычной столовой вилкой.
«Никто не запирает дверь с английским замком на два оборота, — подумал я. — Гораздо привычнее, уходя из квартиры, просто хлопнуть дверью».
Вернувшись в райотдел, я стал искать в записной книжке Лебедевой телефон Валентины Павловны Журбиной. Сначала позвонил некой Вале Ж. — оказалась Валентина Жданова. Позвонил Вале П. — снова промах. Набрал номер абонента Жаба, и мне ответил знакомый мужской голос.
— Валера, привет! Это Андрей Лаптев. Мне нужно с Валентиной Павловной переговорить.
Глава 24Дом отдыха
В субботу утром знакомый Журбиной подбросил меня в дом отдыха профсоюзов «Журавли», расположенный в десяти километрах от города у деревни Журавлево. После рассказов Инги об «Изумрудном лесе» любой дом отдыха представлялся мне комплексом зданий с жилыми и подсобными помещениями. Ничего подобного! «Журавли» были одиноким двухэтажным компактным строением, затерянным в сосновом бору. Журбина ожидала меня в беседке в десяти минутах ходьбы от дома отдыха.
— Здравствуйте, Валентина Павловна! Вы прекрасно выглядите!
— Здравствуй, юный льстец! Говори, зачем пожаловал?
— Валентина Павловна, проконсультируйте меня по одному запутанному вопросу.
— Говори. Если смогу, проконсультирую.
— Валентина Павловна, меня мучает вот какой вопрос: зачем при советской власти нужны профсоюзы? Я хорошо учился в высшей школе милиции и прекрасно помню, что профсоюзы были созданы как инструмент борьбы трудящихся за свои права. К примеру, в США профсоюзы отстаивают права рабочих перед капиталистами. Если владелец предприятия начнет угнетать пролетариат, то профсоюзы поднимут рабочих на забастовку или каким-нибудь другим способом поставят кровопийцу-эксплуататора на место. А у нас с кем борются профсоюзные организации? В СССР вся собственность — общенародная, заводы и фабрики принадлежат рабочим, капиталистов нет. Перед кем в нашей стране профсоюзы должны отстаивать права трудящихся, которые никто даже теоретически не посмеет нарушить? Зачем у нас в стране на каждом предприятии и в каждом институте есть своя профсоюзная ячейка? К чему она? Билеты на концерты народной музыки раздавать?
— У тебя, Андрей, дилетантский взгляд на профсоюзное движение. Кроме нашей страны, где права трудящихся защищены законом и Конституцией, есть зарубежные страны, рабочий класс которых нуждается в нашей поддержке.
— Понял. Советские профсоюзы существуют, чтобы пыль в глаза пускать заграничному пролетариату, мол, мы добились построения общества всеобщего благоденствия — и вам поможем!
— Примерно так, если называть вещи своими именами. Теперь говори, зачем приехал, кроме как намекать, что я всю жизнь билеты на концерты раздавала.
— Валентина Павловна, поверьте, я ни на что не намекаю! А приехал я по делу. У меня есть тетрадь, которую у вас умыкнула Лена Лебедева. В этой тетрадке столько интересного, что я ее два дня перед сном вместо приключенческого романа читал. Начинается тетрадь записями за июнь прошлого года. По моим прикидкам, лично вам, Валентина Павловна, за создание подпольной организации, цели и задачи которой идут вразрез с планами партии по воспитанию в советских людях моральной чистоты и полового инфантилизма…
— Лично мне по фигу, что ты тут несешь! — огрызнулась она. — Я Уголовный кодекс в руки взяла раньше, чем ты в первый раз слово из трех букв на заборе прочитал.
— Валентина Павловна, я желаю вернуть вам похищенное имущество. Я же сотрудник милиции, мой долг — стоять на страже имущественных интересов граждан.
Журбина постучала пальцем по перилам беседки.