БАСКО ничего не ответил.
— Вот так-то. Показывай.
Из-под потолка снова выехали щупы и аккуратно, почти бережно ввинтились в браслет. Тут же появилась голограмма Софы. И как только я ее увидел, понял, что уйдем мы из бункера нескоро. Изображение окрашивалось двумя цветами — красным и желтым. И, к моему сожалению, красный преобладал.
— Можешь дать краткое заключение?
— ОБЪЕКТ ИСТОЩЕН. ВНУТРЕННЯЯ КРОВОПОТЕРЯ — ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ ЦЕЛЫХ И ЧЕТЫРЕ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА. ВИДИМЫХ РАНЕНИЙ НЕТ. СЕРДЕЧНЫЙ РИТМ НЕ НАРУШЕН. ВНУТРЕННИЕ ОРГАНЫ НЕ ПОРАЖЕНЫ. ЕСТЬ НЕЗНАЧИТЕЛЬНОЕ КИСЛОРОДНОЕ ГОЛОДАНИЕ ВСЛЕДСТВИЕ ПОНИЖЕННОГО ГЕМОГЛОБИНА… РЕКОМЕНДУЕТСЯ ПОСТЕЛЬНЫЙ РЕЖИМ, ОБИЛЬНОЕ ПИТЬЕ И ГЕМАТОГЕНКА.
— Гематогенка? Ты серьезно?
— ЛЮБОЙ ПРОДУКТ, КОТОРЫЙ МОЖЕТ НАЧАТЬ ВОССТАНОВЛЕНИЕ ОБЪЕМА КРОВИ. ЛИБО ПРОВЕСТИ ПЕРЕЛИВАНИЕ НО, УВЫ, ВАША ГРУППА КРОВИ НЕ СОВПАДАЕТ. ЧТО, К СЛОВУ, СОЗДАСТ ТРУДНОСТИ, ЕСЛИ ВДРУГ ВЫ ЗАДУМАЕТЕСЬ О ДЕТОРОЖДЕНИИ
— ЧТО? — гаркнул я, ощущая, как кровь приливает к лицу. — Какие, блядь, дети? Мне надо выбраться отсюда, вернуться домой. Я не собираюсь торчать в этом упырином пристанище вечно! И тем более размножаться здесь.
А зачем ты врешь себе? Софа хороша собой, заботливая, смекалистая, не рохля. Чего артачишься? Ты же сам регулярно заглядываешь ей за воротник или на задницу пялишься, когда она воду у реки набирает. Домой-то ведь можно и вовсе не вернуться.
Эта последняя мысль мне совершенно не понравилась. Хотя бы потому что с каждым днем верилось в нее все сильнее.
Глава 14
За время нашего знакомства я уже понял, что Софа деваха горячая, пылкая, с норовом. Иронично даже — Плетение у нее завязано на холоде, но характер совсем не стойкий и нордический.
И пока она набирала силы, мне этого темперамента довелось хлебнуть полной ложкой. Бесоебить Софа начала уже во вторую ночь. После отбоя я передал БАСКО почетный пост ночного дежурного и отправился прикорнуть на койку. Под уже ставшие привычными космические напевы. Уснул быстро, потому что за день вымотался. Быть медбратом та еще задачка — ты и нянька, и сиделка и кормилица и уборщица, блин. Так что только прочувствовав это на своей шкуре, я понял, что оклад им даже в нашем социалистическом раю недостаточный дают.
Но суть не в этом. Отпахав смену, я улегся отдыхать… и проснулся от того, что по соседству кто-то возится. Робко так, легонько шуршит одеждой. Воображение тут же подсунуло тех самых тварей с кожистыми крыльями. Я подскочил как ужаленный и едва не сверзился с койки. Никаких ночников здесь предусмотрено не было, только синий светодиодный огонек на западной стене. В его холодном сиянии я и увидел Софу. Она шла по стеночке, нетвердо и осторожно. Выглядело это довольно угарно — чисто алкаш из рюмочной домой топает. На сеанс массажа скалкой.
Но мне стало совсем не до смеха. Рано Софка поднялась, ща еще навредит себе. И где вообще этот механический друг человека? Он же, по идее, должен такие попытки саботажа предотвращать.
— Куда намылилась? — спросил я, — постельный режим у нас в форме тоталитарной диктатуры, поэтому вставать тебе не велено.
Она не ответила. Теперь вцепилась в тумбочку возле стены и принялась ее огибать. Шла Софа в центральный зал.
— Чего надо-то? Есть? Пить? Посрать приспичило? — попытался выяснить я, — ща, погоди, утку принесу. По-пекински. С яблоками…
Она повернулась и глянула на меня. В свете настенного огонька лицом Софа сама напоминала упыриху — настолько она была бледная.
— Мы должны… идти, Витя, — наконец выдавила она, — здесь… нас найдут.
— И непременно пойдем, — согласился я, — только чуть попозже. С бухты-барахты такие экспедиции начинать нельзя.
Я очень старался сохранить спокойствие, но выходило плохо. Если начистоту, она, конечно, права. Случайно нас вряд ли обнаружат, но если обоняние у этих тварей обостренное, то любой упырь, что зайдет в эту зону, нас в два счета сыщет. Но мыслила Софа все равно нерационально. Хотя в ее состоянии это можно простить.
— Нам нужен подробный маршрут, нужен провиант, нужно сил набраться, в конце концов! — увещевал я, — у тебя еле-еле душа в теле держится.
Она покачала головой с таким видом, будто я сказал самую большую глупость на свете.
— Ты и понятия не имеешь о том, что я могу, — заявила она.
Но тут же выяснилось, что понятие я имел весьма точное. Вскоре перед Софой возник входной проем. Стенка кончилась, а вместе с ней кончилась и уверенность. Непобедимая воительница-амазонка застыла.
(почему я встал у стенки? у меня дрожат коленки)
Коленки и правда задрожали. Я решил не дожидаться, пока она грохнется, соскочил с койки и осторожно подхватил Софку. Сопротивления никакого не получил, но наслаждаться ВЛАСТЬЮ у меня желания не было никакого. Хотелось только поспать часов шестнадцать-восемнадцать, чтоб меня никто не трогал. Но это мечта совершенно несбыточная.
— Мы… в опасности, — пробормотала Софа, вновь уходя в отключку.
Я опустил ее тело, горячее, все в липком поту, на постель. Утер лоб рукавом и вздохнул. Ничего не поделаешь — такой уж она человек. Привыкла к жизни в бегах точно так же, как я — к рабочей неделе пять через два. Но ведь было же что-то и до вечного кочевания с места на место. Кем ты была, Софа, до того, как твой мир под себя подмяли упыри в мундирах?
Я оглядел ее еще раз. Беспокойство ушло, и моя спутница наконец забылась сном. Это хорошо. Сон — лучшее лекарство. Тем более, что другими мы тут не располагаем. Что даже странно. Вроде как лаборатория, медицинское, мать его, научное учреждение. Но при этом здесь есть хозотсек со всякими порошками и растворителями, хозотсек… а вот медпункт оборудовать забыли. Просчитались по-крупному.
Я умостился на своей лежанке и закутался в одеяло. Слова Софы насчет опасности почему-то не шли из головы. Перестраховаться будет не лишним. Опрошу-ка нашего робо-вахтера, что да как.
— БАСКО, — скомандовал я вполголоса, чтоб не потревожить Софу, — приборы!
— ТРИНАДЦАТЬ, — немедленно отрапортовал он.
— Что — “тринадцать”? — не понял я.
— А ЧТО “ПРИБОРЫ”? — отозвался ехидный металлический голос, — ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ БОЛЕЕ ТОЧНЫХ СВЕДЕНИЙ ЗАПРОСЫ СЛЕДУЕТ ФОРМУЛИРОВАТЬ КОНКРЕТНЕЕ.
Я обозлился.
— Щас я тебе так наформулирую, что до конца срока службы свои полупроводники протирать будешь.
— ЭТО АБСОЛЮТНО БЕССМЫССЛЕННАЯ УГРОЗА, ВИКТОР. ПОСТАРАЙТЕСЬ, ВЫ МОЖЕТЕ ЛУЧШЕ, Я ВЕРЮ.
Ему бы радоваться, что я уже лежу удобно и вставать не хочется. А то внутри такая первобытная ярость голову поднимает… что начинаю понимать тех сумасшедших, которые выступали против технологического процесса. Даже у нас такие были. Стабильно раз в полгода собирались такие возле нашего заводика, транспарантами махали, в мегафон какие-то речевки скандировали. Обычно с ними “безопасники” разбирались — на ебнутых стариков жалко милицию натравливать, у них дела посерьезней. Но несколько раз и “ноль-два” звонили, когда они уж слишком в ажиотаж впадали. Одно дело ходить там и бухтеть, но имущество-то казенное нахрена портить?
Сейчас, слушая выебоны БАСКО, я задумался — вдруг они, эти юродивые, были правы? Вдруг мысль внутри машин зародилась чужеродная, людям враждебная? Свою игру они ведут тихо, психику человечью по капельке подтачивают, а потом раз — и все, счастливый обладатель кофеварки с искусственным интеллектом с катушек слетает.
Я вот был к этому близок. Опасно близок.
— Не видно на горизонте кого-нибудь подозрительного? — спросил я.
— ГОРИЗОНТ ЧИСТ, КАПИТАН, — последовал ответ, — ВРАГУ НЕ СДАЕТСЯ НАШ ГОРДЫЙ МАЯК.
— Варяг, — поправил я, — а не маяк. Это крейсер такой. Героически погибший.
— ЭТО МНЕ ИЗВЕСТНО, — пробубнил компьютер, — СЧЕЛ ВОЗМОЖНЫМ ПРОИЗВЕСТИ ЗАМЕНУ, ПОСКОЛЬКУ ДАННАЯ БАЗА ПЕРЕМЕЩЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ, А ЗНАЧИТ, И АНАЛОГИЯ С ТРАНСПОРТНЫМ СРЕДСТВОМ БУДЕТ НЕУМЕСТНА.
Я чуть было не задохнулся. Ну батя и удружил, конечно. Вот на производстве у нас компьютеры как компьютеры, просто выполняют загруженную в них программу и все. Молча. А этот трындит как базарная баба. Не заткнешь. Так под занудное бормотание БАСКО и заснул.
Умные люди поговаривают, что привыкнуть можно ко всему. Вот и мы с Софкой к этому мегамозгу притерпелись. Впрочем, выбора особо и не было. Теперь БАСКО повсюду был со мной — то и дело дудел что-то из браслета. Иногда его советы оказывались полезными (больше не страшно было заблудиться в бункере, который протянул свои коридоры на километры вперед), но чаще попросту раздражали. Но ради Софкиного блага я батино изобретение терпел.
Спутница моя на поправку шла хорошо, хоть и маленькими шажками. Сбежать из бункера уже не порывалась, поэтому мне стало чуть поспокойнее. Гематогенок, как назло, в местной “аптечке первой помощи” не обнаружилось, поэтому я стал настойчиво скармливать Софке вяленую говядину из сухпайка. От красного мяса в ней осталось одно название, но дареному коню в зубы не смотрят.
— За маму, — говорил я, запихивая в нее волокнистое мясо, — за папу, за Первоймай, за Красную Армию…
Она сжала зубы.
— За них есть не буду, и не проси…
— Чего так? — спросил я.
И тут же почувствовал, как от Софы шибануло холодом. Знак одновременно и хороший и не очень. Силы в ней просыпаются, конечно, это большой прогресс по сравнению с состоянием полутрупа. Но сосулькой по морде огрести неохота.
— А ты как думаешь, почему тут Красная Армия так называется? В народе-то ее и вовсе Кровавой кличут. Не знаю, как у вас было там, откуда ты явился, может, вояк почитают за героев, но здесь лучше их не поминать лишний раз. Местным стенам даже уши без надобности, они всем нутром тебя слышат.
Еще бы. Если там такие кадры попадаются, как товарищ Распятьев, то это неудивительно. Так что я глупость ляпнул, признаю.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
Софа рассеянно провела рукой по засаленным волосам.
— Был опыт, — коротко ответила она и отвернулась к стене.