— Зачем вы закрываетесь?
— Мы не страдаем чрезмерными амбициями, — ответил дядя Эм. — Просто не тянет работать.
Вайсс вздохнул:
— Хороша жизнь в цирке.
— Что нового? — поинтересовался я.
— Ничего особенного. Парни в Сент-Луисе задержали вашего Майора Моута, когда он сошел с поезда, но лилипут отказывается возвращаться в цирк.
— Неужели?
— Добровольно — ни в какую. Выпрямился во весь свой небольшой рост и нанял адвоката. Придется получать ордер на выдачу, если хотим вернуть его. Мне будет проще поехать туда и пообщаться с ним. Хотя, так или иначе, пользы от этого никакой.
— Он согласен?
— Да, ответит на любые наши вопросы. Парни из Сент-Луиса поднесли его к телефону — или поднесли ему телефон, — и он говорил. Твердил, что вернется в цирк или вообще в этот штат только через свой труп. Телефонная компания заработала немало денег, учитывая, сколько раз он по-разному повторил эту мысль.
— А почему Майор Моут сбежал? Об этом он рассказал?
— Мол, испугался, что следующим прикончат его. Кстати, утверждал, что панически боится обезьян.
— Что еще он сказал? — спросил я. — Почему он боится, что его прикончат?
— Жутко испугался, когда в цирке обнаружили мертвого лилипута. Не то чтобы он решил, будто кто-то специально взялся истреблять лилипутов, однако… Ну, Майор Моут там у вас единственный лилипут, и когда объявился еще один — с ножом в спине, сильно забеспокоился, что он следующий. Более внятно объяснить причины своих страхов он не смог. По-прежнему клянется, что не знал Лона Стаффолда, убитого лилипута, никогда его не видел и ничего о нем не слышал. Потом Сьюзи вырвалась на свободу, и он испугался по другой причине. Панически боится обезьян, и его малый рост здесь ни при чем. Ведь некоторые боятся кошек или змей. Говорит, он потому и работает в шапито, а не в настоящем цирке: во всех больших цирках держат обезьян. Якобы едва не уволился, когда Хоуги купил Сьюзи, но решил доработать до конца сезона.
— Но когда Сьюзи нашли мертвой, — сказал я, — это ведь решило его проблему, тогда почему он сбежал сегодня? Я-то видел — или думал, что видел, — прошлой ночью другую шимпанзе, но Майор Моут не мог об этом узнать. Об этом никто не знает, кроме… вас, дяди Эма, Эстель и меня. А вы не спрашивали, видел ли он что-нибудь прошлой ночью?
— Разумеется. Нет, лилипут клянется, что прошлой ночью ничего не произошло. Он поехал в город сразу после закрытия сайд-шоу. И я ему верю — по крайней мере, верю, что вчера ночью он не видел ничего такого, что заметил ты, иначе он бы вообще сегодня не приехал на площадку. А мы знаем, что лилипут приезжал.
— А потом бежал из города.
— Ага, когда узнал, что Джигабу убили. Он даже не спросил, как или почему. Просто раньше нас додумался до той мысли, которая пришла вам с дядей в голову сегодня днем. Три смерти в цирке в течение двух недель, и все жертвы одного роста. Его роста. Он просто не захотел оставаться, чтобы выяснить, все ли на этом закончилось или будут еще жертвы.
— У него есть какие-нибудь идеи?
— Еще бы! — воскликнул Вайсс. — Он полагает, что убийца — маньяк, одержимый выбором жертв по росту, какой-то псих, который преследует цирк и вместе с ним переезжает из города в город.
— Призрак цирка.
— Может, в чем-то он и прав, — заметил дядя Эм. — Одна деталь свидетельствует в пользу данной версии: то, что первый лилипут был не из цирка. Может, посторонний привел собственного лилипута. Ведь лилипут и сам был посторонним… Нет, черт возьми, это тоже бессмысленно.
— Да тут все бессмысленно, — вздохнул Вайсс. — Что ж, я, пожалуй, пойду. Мне еще с другими надо поговорить. Не знаю, зачем или о чем, но надо же как-то на жизнь зарабатывать.
— Вы едете в Сент-Луис? — спросил я.
— Вероятно. Не знаю, что я мог бы вытянуть из лилипута при личной встрече, ведь все уже было сказано по телефону. Разве что у меня появятся к нему новые вопросы. Только вот если у него в Сент-Луисе есть адвокат, копы не могут его долго удерживать, а если я все-таки захочу с ним пообщаться, придется ехать за ним во Флориду.
— Во Флориду? Если он направляется во Флориду, разве Сент-Луис ему по пути? — удивился дядя Эм.
— Ему безразлично. Он просто сел в первый поезд из Форт-Уэйна. Он бы поехал во Флориду хоть через Канаду, лишь бы отсюда выбраться. Говорит, кошелек у него полон и он больше не будет работать в этом году. Судя по всему, цирк Дж. С. Хобарта ему разонравился.
— Может, он и прав, — заметил я.
— Я его понимаю. Кстати, дознание по делу этого паренька, Брента, начнется завтра утром в десять часов, в центре. Вам не нужно приходить, вы не свидетели. Черт возьми, там и свидетелей-то не будет, разве что его родители для опознания, парень, который нашел мальчишку на обочине дороги, и врач-коронер, оформлявший свидетельство о смерти.
— Вы хотите, чтобы мы пришли? — спросил я.
— Нет. Как отсюда выбраться?
— Приподнимите боковую стенку.
— Похороны мальчишки Брента завтра днем, в три часа. Морг Уайли, негритянское крыло на восточной стороне. Гроб закрытый. Что ж, мне пора к Мори. До встречи.
Вайсс нагнулся и выскользнул из-под боковой стены.
— Ну, Эд? — сказал дядя Эм.
— Выбор за тобой, — промолвил я.
— Пошли к Кэри! Между выступлениями он, как обычно, будет мотаться туда-сюда. Можно и в палатке поговорить или даже здесь, но… наверное, у меня нервишки шалят, как у Майора, но такое ощущение, будто нас снаружи кто-то подслушивал. Лучше отгородиться стеной, а не тряпкой, пусть даже стеной фургона.
Когда мы шли по аллее, я вдруг остановился.
— Цветы, — произнес он. — Эд, нужно купить цветы для Джигабу. Сколько сейчас времени?
— Восемь. А завтра нельзя?
— Лучше сегодня. Если поздно ляжем, можем поздно встать. В городе еще работают цветочные лавки. Возьмешь такси, съездишь?
— Конечно, — кивнул я. — Когда вернусь, где тебя искать? У Ли?
— Да. Вот тебе двадцатка. Купи что-нибудь хорошее от нас обоих. Напиши только имена — Эд и Эм.
— Какие цветы взять?
— Какие угодно, только чтобы… Купи яркие. Он любил яркие цвета. Красные розы или что-нибудь еще красное, как тот красный костюмчик, в котором он танцевал. Пошли. Провожу тебя до такси.
Мы направились в сторону главных ворот, а не к фургону Кэри. Хорошо, что дядя вспомнил про цветы. Сам бы я не додумался до этого даже завтра. Когда мы добрались до ворот, напротив затормозило такси.
Я поехал на нем в центр города и попросил водителя найти мне цветочную лавку, которая еще открыта. Заказал красные розы на сумму двадцать пять долларов, потому что раз там будут оба наших имени, я хотел оплатить часть заказа. Затем в холле отеля я разменял деньги на мелочь у стойки и вошел в телефонную будку. Я позвонил в отель, в котором жила в Индианаполисе Рита, и мне повезло: она была у себя и взяла трубку.
— Как приятно слышать твой голос, Рита, — произнес я. — Мы так давно с тобой не разговаривали… Как отец?
После секундного молчания она ответила:
— Он вчера умер, Эд. Сегодня днем состоялись похороны.
— Мне… очень жаль, Рита. Почему ты не позвонила? Я бы приехал.
— Я думала об этом, но решила, что не стоит, Эд. Ты бы ничего не смог сделать… в конце концов, ты его не знал и вообще никогда с ним не виделся.
— Когда ты возвращаешься?
— Завтра вечером, Эдди. Кажется, поезд прибывает около семи часов. Хочешь меня встретить?
— Почему не сегодня вечером, Рита? Зачем ждать до завтра?
— У меня тут кое-какие дела. Надо оплатить счета… и тому подобное. Перед отъездом хочу со всем разобраться.
— Тебе нужны деньги?
— Нет! Оказывается, у отца была страховка, о которой он молчал. Я знала, что у мамы был полис, причем на крупную сумму, но думала, что после ее смерти он все потратил. Наверное, отец бы и потратил, если бы смог, но она так все оформила, что он не мог получить эти деньги. А перед смертью она сделала это оплаченным страхованием и указала меня в качестве выгодоприобретателя, в случае если она умрет раньше.
— Это хорошо.
Если бы Рите нужны были деньги, я бы отдал ей все свое состояние, даже продал бы тромбон и занял бы у дяди Эма, но все же я был рад, что не придется этого делать.
— Эдди, приятно будет снова тебя увидеть. Жаль, что ты сейчас не здесь или я не там.
— Я мог бы… — начал я, но вовремя остановился. Я хотел сказать, что могу поехать сегодня в Индианаполис и вернуться с ней завтра вечером, и готов был правую руку отдать за то, чтобы так и сделать. Но после того как я вынудил дядю Эма расследовать убийства, я не мог взять и бросить его сегодня. Поэтому я сдержался и промолвил: — Мне тоже очень жаль, Рита.
— Но… ты не приезжай, Эдди. Если ты об этом подумал. Будет неправильно, если мы… будем вместе сразу после смерти моего отца. Даже когда я вернусь, сразу нельзя… Понимаешь, Эдди?
— Конечно.
— Ждать не очень долго, может, неделю. После того, как я снова вернусь.
— Снова?
— Завтра вечером я приеду только забрать вещи, которые оставила в цирке, повидаться с тобой и поговорить с Мори. А потом, если все будет в порядке, мне нужно съездить в Чикаго.
— В Чикаго?
— Ты мне напоминаешь эхо, Эдди. Послушай, я не могу рассказывать по телефону, но, поверь, для нас с тобой все сложится просто прекрасно. Ты с ума сойдешь.
— Ты меня уже с ума свела, — заметил я. — Так или иначе.
— Придешь на вокзал? Поезд прибывает около семи, я не помню…
— Я выясню. Обязательно приду.
— Хорошо, Эдди. Любишь меня немножечко?
— Немножечко.
— Тогда пока.
— Пока, Рита.
В эту минуту менее всего я думал о расследовании убийства, слишком хорошо мне было. Совсем не хотелось идти к Ли и искать там дядю Эма. Конечно, я мечтал поехать в Индианаполис, но раз уж это невозможно, я бы предпочел вернуться к нам в палатку и поиграть на тромбоне. Настроение для этого было самое подходящее. Я чувствовал, что именно сейчас сумею что-нибудь сотворить, а тромбон что-нибудь сотворит со мной.