— Эд, зачем вы с Эмом ездили в Цинциннати?
— Мы виделись с миссис Червински. Просмотрели вещи Лона Стаффолда, а потом дядя Эм ходил в редакцию журнала «Билборд».
— Значит, вы нашли объявление? То самое, в «Билборде», адресованное Лону С.?
Я кивнул. Меня удивило, что Вайсс знает об этом. Но он мог выяснить это после того, как мы в последний раз говорили с ним.
Вайсс встал, оттолкнул стул, на котором сидел, и начал бродить по фургону. Вскоре остановился передо мной.
— Эд, мне известно, кто убийца, — сказал он. — Я прекрасно знаю, кто совершил преступления, но не понимаю, зачем. Я не могу завести дело, пока не буду знать это.
— Хоуги?
— Конечно, Хоуги. Но ради всего святого — лилипут, обезьяна и негритенок! Как они связаны?
Я промолчал.
Глава пятнадцатая
За спиной у Вайсса открылась дверь, и он резко обернулся. Это был дядя Эм. Он вошел и закрыл за собой дверь.
— Здорово, Армин, — произнес он. — У вас громкий голос, слышно с полпути от колеса обозрения.
Дядя шагнул к стулу, который оттолкнул Вайсс, и сел на него верхом.
— У вас есть ответы на все вопросы, Эм? — тихо спросил Вайсс.
— Достаточно. Что вам сказал Эд?
— Ничего. Он тоже в курсе?
Дядя Эм бросил на меня взгляд.
— По большей части он уже обо всем догадался, не так ли, Эд?
— Наверное, — кивнул я.
— Это сделал Хоуги, — сказал Вайсс. — Почему?
Дядя Эм наклонил стул к столу, потянулся и взял бутылку виски. Там еще оставалось немного.
— Давай, Эд, — проговорил он. — Начинай. Я дополню, если ты не сумеешь что-либо объяснить.
— В ночь убийства лилипута в Луисвилле похитили ребенка. Все вращается вокруг этого. Сына богатого предпринимателя по фамилии Порли похитили прямо из постели около девяти часов вечера. Его родители были на вечеринке, и в доме находилось только двое слуг. Мальчику семь лет, значит, он был того же роста, что и Лон Стаффолд, обезьяна и Джигабу. Вот недостающий фрагмент. Имея его, можно воссоздать всю картину.
— Похититель — Хоуги?
— Да.
— Я проверил луисвиллские газеты сегодня днем, — добавил дядя Эм. — Мальчика вернули двадцать шестого числа за выкуп в размере сорока тысяч долларов. Родителям пришлось пойти на компромисс. Мальчик жив и не в самом плохом состоянии, но его, очевидно, все эти одиннадцать дней накачивали наркотиками. Сейчас он понемногу приходит в себя. Пока он под наблюдением врача, но с ним все будет в порядке.
— Двадцать шестого, — произнес Вайсс. — В прошлый понедельник. Тогда утонула Сьюзи. Боже мой, Эм, я устал! Я мог бы и сам додумать детали, но если вам они известны, сэкономьте мне время. Давайте обо всем по порядку.
Дядя Эм посмотрел на меня, и я понял, что мне следует продолжить начатый разговор.
— Должно быть, — сказал я, — Хоуги все решил по меньшей мере за месяц до похищения, в то время, когда мы выступали в Кентукки. Он решил, что рискнет, получит большую сумму и распрощается с цирком. Самое сложное в похищении — где-то спрятать мальчика, пока идут переговоры о выкупе. Если станет известно о факте похищения, нельзя выставлять незнакомого ребенка напоказ, а не то кто-нибудь сообразит, что к чему. Хоуги придумал, как с этим разобраться. Но он держал похищенного мальчика прямо у себя в трейлере, у всех на виду, вот только никто об этом не догадывался. Ребенок был одурманен наркотиками и одет в костюм обезьяны. Никакой настоящей обезьяны в цирке тогда не было. Все одиннадцать дней обезьяной был мальчишка Порли, пока Хоуги договаривался с родителями о выкупе и возвращении сына. Мальчик лежал в тускло освещенном углу за широкими решетками, так что никто не мог его рассмотреть, и никому даже в голову не пришло, что в цирке находится еще один ребенок. Даже если похищение связали бы с цирком, вы бы все равно его не нашли.
Вайсс засопел. Он бросил взгляд на дверь фургона, потом снова посмотрел на меня:
— А что случилось с лилипутом?
— Лилипут — часть тщательно продуманного плана Хоуги, — объяснил я. — Хоуги не хотел, чтобы обезьяна появилась сразу после похищения ребенка. Ему надо было, чтобы все запомнили больную обезьяну до того, как он выкрал мальчишку. За пять дней до похищения — и первого убийства — больной обезьяной Хоуги был Лон Стаффолд в костюме шимпанзе. Его не накачивали наркотиками, он просто притворялся больным. Он являлся сообщником Хоуги. Может, даже помогал совершить похищение.
— Нет, — возразил дядя Эм. — Его нашли голым, помнишь? Это значит, что он носил обезьяний костюм вплоть до самого убийства. А снял его, когда оно произошло.
— Но почему лилипут? — спросил Вайсс. — Почему Хоуги с самого начала не приобрел настоящую шимпанзе в качестве двойника до момента похищения?
Мне это тоже было непонятно, поэтому я вопросительно посмотрел на дядю Эма. Тот объяснил:
— Думаю, Хоуги понял, что настоящая обезьяна слишком сильно отличается от мальчишки Порли в костюме. Кто-нибудь мог это заметить. К тому же возник бы вопрос, что делать с настоящей обезьяной, пока ее роль будет исполнять мальчишка. Лон бы вернулся в Цинциннати, а потом снова приехал бы, чтобы попритворяться обезьяной в течение нескольких дней после возвращения мальчика, чтобы даты снова не совпали. А затем обезьяна просто исчезла бы.
Вайсс кивнул.
— Наверное, Хоуги давно знал Лона, — добавил я. — Они с лилипутом могли и раньше проворачивать какие-нибудь аферы. Поэтому он и подумал, что Лон справится с ролью двойника, и дал объявление в «Билборде», чтобы связаться с ним. Очевидно, Хоуги тогда носил прозвище Коротышка. По принципу противоположностей — как если называть толстяка Худышкой, а парня, который вообще рта не раскрывает, — Болтуном.
— И вы полагаете, он узнал, что лилипут собирается его предать? — спросил Вайсс и опять посмотрел на дверь.
Я понимал, что он ждет, когда же вернется Хоуги. Я увидел, как Вайсс потянулся к кобуре и стал вытягивать оттуда пистолет.
— Наверное, — сказал я, — когда Хоуги наконец выкрал мальчика и притащил его в цирк, лилипут потребовал половину выкупа вместо суммы, которую Хоуги предложил ему изначально, — какие-нибудь несколько тысяч баксов. А может, он до того момента не знал, зачем притворяется обезьяной, и был против похищения ребенка. Похоже, Хоуги обманул его, не сообщив, в чем заключается настоящая работа, и тот пригрозил сдать его властям, если Хоуги не вернет мальчика родителям.
— Мне кажется, твоя вторая догадка верна, — сказал дядя Эм.
— Это подводит нас к двадцать шестому августа, — продолжил я. — В тот день Хоуги обменял мальчишку Порли на сорок тысяч баксов. За это время он выяснил, где можно купить настоящую шимпанзе, и приобрел ее по пути из Луисвилла. Только он не хотел рисковать и держать обезьяну в фургоне. Хоуги накачал ее наркотиками и сразу утопил в бассейне. Заявил нам, что она пропала, и мы искали ее ночью. До этого момента все шло гладко, не считая того, что ему пришлось убить Лона. Но двадцать шестого числа он, скорее всего, уже чувствовал себя в безопасности. Мальчик вернулся домой, Хоуги получил деньги и избавился от обезьяны, а вы ничего не узнали про убийство Лона. А потом кое-что пошло не так, и ему пришлось снова убить. На сей раз — Джигабу.
— Обезьяний костюм! — воскликнул Вайсс.
— Именно, — подтвердил я. — Джигабу нашел обезьяний костюм. Когда я его увидел — Джигабу, одетый в него, заглянул в окно фургона Кэри, — костюм был грязный, весь в комьях земли, значит, его действительно закопали. Видимо, Хоуги зарыл костюм в том же лесу, где похоронил обезьяну. Джигабу скорее всего играл в том лесу и увидел, как Хоуги его закапывал. А может, заметил, что в этом месте недавно копали, и начал рыть в поисках сокровищ. В общем, он обнаружил костюм, отнес в грузовик, в котором спал, и спрятал его там. А ночью после выступления пошел к своему спальному месту, разделся и надел обезьяний костюм. Тот как раз подходил ему по размеру. Джигабу решил сыграть с кем-нибудь невинную детскую шутку. — Я слегка дрожал, вспоминая об этом. — Как выяснилось, со мной. Когда он заглянул в окно фургона, он выглядел точь-в-точь как Сьюзи. Потом Хоуги каким-то образом поймал его, и после этого он уже не выглядел, как чей-то двойник. Он выглядел, как труп.
— Двойник несуществующей обезьяны, — произнес Вайсс, — которую изображали самые разные существа: лилипут, мальчишка Порли, обезьяна, которую он утопил, негритенок… Неудивительно, что все это казалось бессмыслицей.
В его голосе послышались нотки злости. Он снова покосился на дверь и поднялся. На лбу у него выступили капельки пота.
— Какого черта он так долго? — воскликнул Вайсс. Вдруг он повернулся и окинул дядю Эма яростным взглядом. — Черт подери, Эм, вы его предупредили?
Дядя Эм не смотрел на Вайсса и не стал отвечать напрямую.
— Он не станет пытаться сбежать, — сказал он. — Парня с таким телосложением можно отследить даже в Патагонии. Полагаю, он сам обо всем позаботится. Не захочет поджариваться на электрическом стуле.
— Его следует поджарить. Черт возьми, Эм…
— Конечно, следует. Но как быть с Мардж? Может, ее не приговорят к смерти, но это еще хуже. Ей дадут пожизненное. И знать об этом, когда Хоуги будет гореть… Даже если он был сукиным сыном, Мардж его любила.
Вайсс нахмурился:
— Вы уже говорите в прошедшем времени… Вы так уверены?
Дядя Эм не ответил. Вайсс направился к двери. Когда он открыл ее, дядя Эм окликнул его, и Вайсс обернулся.
— Слушайте, мы с Эдом не имеем к этому отношения. Вы до всего сами додумались. Не упоминайте нас.
Вайсс немного помолчал, а затем сказал:
— Спасибо.
В его голосе все еще звучало раздражение, но уже не так отчетливо. Ничего, переживет.
Вайсс ушел, а мы с дядей Эмом сидели и ждали. На столе лежала колода карт, я взял и перетасовал. Я сыграл партию в солитер и начал вторую. Вскоре вернулся Вайсс. Его сопровождали двое детективов из Форт-Уэйна.
— Вам придется уйти, — произнес он. — Нам нужно обыскать фургон. У него при себе не было денег. Мы должны найти их.