Метью прождал еще минут пять и снова объявил, что идет спать. Ответа не последовало. Чтобы выбраться на волю, ему пришлось пробраться мимо Скиопоса. Тот раздраженно подвинулся, однако мгновение спустя вернулся к общению с комиком на экране. Капитан даже не повернулся, чтобы проводить Метью хотя бы взглядом.
Метью заглянул к Билли, который мирно спал, и зашел в соседнюю каюту. Интересно, сколько еще времени будет хихикать Скиопос в своем частном кинозале? Впрочем, какая разница? Метью смертельно устал; единственное, о чем он сейчас мог думать, — это мягкая, чистая постель.
Утром его разбудил Билли. Глядя на мальчика, стоящего в двери каюты, среди полированного дерева и сияющего металла, залитого искусственным светом, Метью на мгновение забыл, что случилось с миром, и вообразил себя в прежней жизни. Непонятно только, где он находится… Однако продолжалось это недолго; вернуться в реальное измерение ему помогла мысль о Джейн, пронзившая его, как всегда, нестерпимой болью.
Стараясь не показывать своего страдания, он приветливо улыбнулся Билли:
— Доброе утро! Который сейчас час?
— Сам не знаю. Я только что проснулся.
Метью посмотрел в иллюминатор:
— Солнце уже встало. Наверное, надо заняться завтраком. Как тебе это понравится?
Билли кивнул:
— Я уже видел капитана.
— Неужели?
— Я сказал ему: «Доброе утро», но он ничего не ответил.
— Наверное, думал о чем–нибудь другом. Брось–ка мне рубашку.
Метью умылся, оделся, и они вместе направились в кубрик. Оттуда доносились какие–то звуки. Распахнув дверь, они увидели, что Скиопос, опустившись на колени, яростно драит пол. Он даже не обернулся на их приветствие и продолжал свой тяжкий труд, как будто рядом никого нет. Белые форменные брюки успели помяться; торс капитана был обтянут тельняшкой, под которой явственно проступали складки жира. Метью заметил у него на макушке лысину.
Как он уже догадался, приютивший их человек был психопатом, возможно, даже предрасположенным к припадкам безумия, чья болезнь разгулялась вовсю из–за шока, вызванного землетрясением и цунами. Вот почему он остался на борту, распрощавшись со своей командой, вот почему посвящал столько времени заботе о чистоте. Что касается первоначального радушного приема, то, возможно, вчера он был расположен благодушествовать, сегодня же на него напала депрессия. Не исключался и иной ответ: капитан был готов приветствовать пришельцев извне, однако замыкался, когда они угрожали фантазиям, составлявшим теперь смысл его жизни. Он щедро делился своими сокровищами, но боялся и помыслить о том, что им в конце концов придет конец.
Скиопос безумен, но, очевидно, вполне безвреден. Раз он не обратил внимание на их приветствие, то, возможно, и остальные их действия останутся незамеченными?
Билли выглядел озадаченным и немного напуганным. Метью потрепал его по плечу и сказал:
— Давай–ка приготовим себе завтрак. Не мастер ли ты по части поджаривания бекона?
Они достали из холодильника бекон и поджарили его с ломтиками хлеба. Скиопос не обращал на их присутствие ни малейшего внимания. Пока они уплетали завтрак, он доскреб пол, отнес ведро и швабру к раковине, вымыл это добро, убрал в чулан и удалился.
Как только дверь за ним затворилась, Билли спросил:
— С капитаном что–то не так, мистер Коттер?
— У него повредился рассудок.
— Как у мамаши Латрон?
— Вроде того.
— Он даже не увидел нас, — не унимался Билли. — Словно нас тут нет.
Открытие никак не влияло на ситуацию — они и не собирались оставаться здесь надолго. Однако Метью рассчитывал отдохнуть несколько дней и немного отъесться. Теперь эта перспектива утратила былую привлекательность. Ему снова сделалось не по себе: он понял, что вопреки прежнему твердому намерению, очутился в замкнутом пространстве.
Скиопос, надо полагать, приступил к утреннему променаду. Что произойдет, когда и в этом автономном, уютном мирке ему придется считаться с реальностью? Генератор рано или поздно замрет, свет потухнет. Возможно, Скиопос все равно останется здесь, таращась в темном зале на пустой экран и населяя его призраками. Потом иссякнет еда, и ему придется голодать. Метью сомневался, что он и тогда решится покинуть корабль. Сохранить фантазии значило для него, наверное, больше, чем сохранить жизнь.
Они с Билли навели порядок в кубрике. Пусть для Скиопоса их больше не существует, они обязаны хоть чем–то отплатить ему за гостеприимство.
— Мы уходим? — спросил Билли. Ему уже не терпелось побыстрее убраться отсюда.
— Вот соберемся — и вперед, — ответил Метью. — Я подумал, что неплохо было бы что–нибудь прихватить в дорогу. Скажем, хлеба, масла…
— А капитан не будет возражать?
— Вряд ли. Ведь он не возражает, чтобы мы уничтожали это здесь. Дать нам продуктов в дорогу — дешевле, чем держать нас здесь в качестве нахлебников.
— Как вы думаете, он не будет против, если я съем еще немного мороженого? Прежде чем мы уйдем?
Метью усмехнулся:
— Да уж, тебе придется покончить с этим до отхода. Мороженое с собой не прихватишь — во всяком случае, оно долго не продержится.
Скиопос уже замесил тесто для новых караваев; наверное, вернувшись, он займется выпечкой. В буфете еще оставалось полторы буханки, и Метью, поразмыслив, взял целую. Кроме того, он отрезал несколько шматков ветчины и запасся куском сыра, несколькими шоколадными печеньями и баночкой клубничного джема. Денька два это будет скрашивать опостылевшую консервную диету.
Затем они прибрались в каютах, где провели ночь, хотя Скиопос наверняка все переделает. Метью принес свой рюкзак и заплечную торбу Билли в кубрик. Оказалось, что даже с новыми запасами остается много свободного места. Метью снова открыл холодильник. Два жареных цыпленка лежали на прежнем месте; видимо, у Скиопоса в морозильнике был их немалый запас. Разрезав одного цыпленка пополам кухонным ножом, Метью спрятал одну половинку в рюкзак, а другую вернул на место.
— О’кей, Билли, — вздохнул он. — Теперь мы готовы.
Дождь давно прекратился. Небо оставалось жемчужно–серым, однако там, где полагалось находиться солнцу, облака налились золотом. Воздух сохранил влажность, но ветер совсем утих. Вода в бассейне была теперь неподвижной и темной. Наверное, именно в такие деньки Скиопос выбирался на палубу и принимал солнечные ванны, время от времени ныряя в неподвижную воду, чтобы охладиться. Можно предположить, что рядышком он ставит баночку пива. Бездумное существование — как долго оно может продлиться? Еще месяц?
Метью очень хотелось побыстрее пуститься в путь, раз уж они собрались. Ему казалось, что и Билли хочет того же: мальчик был смирнее обычного и как будто нервничал. Их шаги разнеслись над кораблем, и чайка — вероятно, та же, с которой они познакомились накануне, — взмыла в воздух, тяжело замахав крыльями. Метью подошел к ограждению и глянул вниз. От высоты у него закружилась голова. Нет, лучше не смотреть. Он уже готовился перебросить ногу через борт, как вдруг заметил среди камней какое–то движение. К лестнице, шагая как автомат и не глядя по сторонам, направлялся Скиопос.
Ему оставалось пройти еще двадцать — тридцать ярдов, и Метью мог бы воспользоваться лестницей раньше его. Однако он решил уступить хозяину дорогу: если их все еще не существовало для капитана, внизу лестницы могла возникнуть довольно–таки неловкая ситуация. Он подозвал Билли, и они застыли рядом, наблюдая за Скиопосом. Тот уверенно поднимался по лестнице, тяжело дыша и утирая пот. Он так и не взглянул на Метью и Билли, хотя прошествовал на расстоянии вытянутой руки.
— Мы уходим, капитан, — окликнул его Метью. — Благодарим за гостеприимство. Мы оставили все в прежнем порядке.
Скиопос, не оборачиваясь, шел через палубу в направлении надстройки. Наверное, он даже не расслышал этих слов. Метью повысил голос:
— Мы кое–что прихватили с собой — надеюсь, вы не обидитесь.
Скиопос остановился как вкопанный и обернулся; его движения были сейчас резкими, как у механической куклы, чей завод на исходе. Он уставился на Метью, напрягая зрение, словно пытаясь разглядеть что–то находящееся за горизонтом.
— Так, самую малость, — пояснил Метью. — Буханку хлеба, немного сыру, ветчины и так далее. Еще половинку цыпленка.
Скиопос шагнул к ним и остановился.
— Вы должны все это вернуть, — сказал он. — Все! Понятно? Все!
— Где же логика? — взмолился Метью. — Если бы мы остались, мы съели бы несравненно больше.
Скиопос закипал — то ли от ярости, то ли от разочарования, то ли от того и другого вместе.
— Корабельные припасы… — выдавил он. — Их нельзя забирать, вы понимаете? Верните! Вы — бессовестный вор! Немедленно верните!
Ружье было привязано у Метью поверх рюкзака, и воспользоваться им не составило бы никакого труда. Независимо от того, имелось ли на судне оружие, в данный момент его у Скиопоса не было. Метью завел руку за голову и прикоснулся к ружью, но не стал его брать. Даже если капитан отступит при виде оружия, перспектива их ждала невеселая: предстояло спускаться по пятидесятифутовой веревочной лестнице, надеясь на уступчивость сумасшедшего. Даже если заставить Скиопоса спуститься первым, риск полностью не устранялся. Достигнув дна, тот может подобрать камень; нельзя же держать его на мушке и одновременно спускаться по чертовой лестнице!
Кроме того, Метью не исключал, что Скиопос окажется настолько безумен, что не попятится и при виде ружейного дула. Вдруг капитан бросится на них и вынудит Метью спустить курок?.. Он представил себе, на что будет похожа рана от выстрела в упор. Если бы его и Билли мучил голод, дело обстояло бы по–другому; однако с такими набитыми животами… Да еще с запасами еды за спиной… Нет, он не видел резона упираться.
Метью снял рюкзак. Наблюдавший за ним Скиопос по–прежнему дрожал, однако оставался на своем месте и помалкивал. Метью развязал рюкзак и вынул свертки. Стоило ему выложить припасы на палубу, как Скиопос подскочил, опустился на корточки и принялся изучать содержимое. Удовлетворившись осмотром, он собрал свертки в охапку и потащил их к надстройке. Один сверток выскользнул из рук, и он нагнулся, чтобы подобрать его. Капитан так и не оглянулся и спустя несколько секунд исчез во чреве своего танкера.