Поняв, что новости Коли закончились и можно переходить к своим, Морской никак не мог придумать, как рассказать о своей догадке корректнее — так, чтобы Горленко не помчался немедленно в отделение с требованием ордера на арест Константинова, а по-прежнему собирался искать более веские доказательства.
— Я кое-что узнал, — начал он издалека. — И понял, что арестованные и правда могут ничего не знать о Константинове. Судя по всему, он не заказчик, а… ну… очень может быть, что он и есть убийца. Но это лишь предположение, просто предположение! Я точно знаю, что тот, кто рисовал поддельную метку «Черной кошки» в булочной, наверняка бывал в гостинице Ирины. Причем в коридоре для постояльцев. И столько времени, что мог полистать книги, которые там разложены. А наши цирковые в «Интуристе» не были никогда, правда? Ты вроде проверял их на этот счет.
— Ну да. А что?
Морской спокойно рассказал о сделанном Антончиком открытии про иллюстрацию к рассказу Эдгара По и про то, где точно можно было увидеть это редкое издание.
— Отлично! — Коля почему-то перешел на шепот. — Мы его почти прижали. Возьмем жука за рога, вот увидишь! Пока, конечно, еще все сыро. Может возникнуть масса возражений, мол, он не единственный, кто ошивался на этаже в «Интуристе», еще что-то. Но! Как же я сразу не догадался это сопоставить? Кроме рисунка под поддельной меткой, ведь есть еще и надпись. Ну-ка, ну-ка, присмотрись! — Горленко быстро полез в портфель, достал оттуда канцелярскую папку, а из нее несколько фотокарточек с места преступления. — Нет, это не те! Неужто дома забыл? — Найдя искомое изображение, он гордо сообщил: — Я, видимо, предчувствовал что-то, раз это фото отложил к документам, которые надо держать под рукой! Вот тебе фото нашей метки. Подозреваемый написал под котом это свое «Черная кошка из Харькова» будто нарочно, чтобы дать нам хвост, за который мы это темное дело сейчас потянем и раскрутим.
Морской в который раз поразился Колиной безалаберности: ну почему все не хранить в одном месте? При этом Горленко утверждал, что в бумагах у него полный порядок и он «сам себе письменный стол»: имеются разные ящики для бумаг разной важности и различной частоты использования.
— Ну что, похож почерк на тот, что в этом Константиновском отчете? — спрашивал тем временем Горленко. И сам смотрел, то отдаляя, то приближая обе бумаги к глазам. — Мне кажется, что точно совпадает. Но нужно мнение специалиста. Прежде чем отдавать на экспертизу, я хочу точно быть уверен, что я прав. А знаешь что? Галя! — выкрикнул он внезапно.
— Где? — спешно огляделся Морской.
— Откуда же мне знать? Наверное, у вас дома. Что? В гостях у подруги? — Он бесцеремонно схватил Морского за локоть и потащил к выходу с территории фабрики, втолковывая на ходу: — Ну значит, там ее и перехватим. Ты мне всегда твердил, что у Галины глаз алмаз. Она ведь с фотографиями работала в газете? Вот! Пусть покажет квалификацию и скажет свое мнение: это один и тот же почерк или нет? Сперва она, а уж потом мои эксперты. Скорее езжай к этой подруге! Это далеко? Возле музея? Нам, значит, по пути. А я — сначала в «Интурист», еще раз Клару расспрошу. Встретимся вечером у вас. Договорились?
У Морского не было ни шанса, ни желания отказаться. Конечно, работа с фотографиями никакого отношения к сравнению почерков не имела, но мнение привыкшего приглядываться к деталям человека и правда могло быть нелишним. К тому же деловой визит к Галочкиной подруге казался Морскому, помимо прочего, отличным поводом наладить отношения с женой, что, безусловно, было правильным решением.
Глава 15. Все дороги ведут к…
На следующий день Николай Горленко — гладко выбритый, полный решимости и, что греха таить, наизусть зазубривший речь и отрепетировавший ее перед Светланой, — докладывал в кабинете начальства. Кроме Глеба тут присутствовал и Петров. Вообще-то Коля хотел пригласить и Константинова, и ребят из команды Петрова, участвовавших в деле. Но насладиться триумфом разоблачения ему не дали: Глеб недовольно крякнул, мол, сообщи сперва, что хочешь рассказать, а потом решим, кому это положено слышать. Хотел еще что-то добавить, но Коля отмахнулся. Пусть сначала выслушает факты, а потом уже решает: гнуть свою линию дальше или нет.
— Сложность происходящего в том, — распинался Коля, — что мы имеем дело не с одним преступлением, а с двумя. Да, циркачи увидели богатую «компашку» и, используя уже отработанный метод, провернули ограбление. Но, полагаю, к появлению метки «Черной кошки» и убийству они отношения не имеют. Не скрывают причастности, как мы думали раньше, а на самом деле «ни сном ни духом». Поговорим о том, кого я считаю виновником убийства, — Коля сделал демонстративную паузу и тут же мысленно себя за это выругал. Рассчитывая на присутствие Константинова, он собирался в этом месте многозначительно сверлить его глазами (авось не выдержит и чем-то себя выдаст!), но в кабинете были только Глеб с Петровым, и применять драматический талант было не к кому. — Короче, скажу напрямик. Я думаю, во время визита на Изюмский завод Грох нашел в их работе какое-то нарушение. И написал отчет, о чем имел неосторожность сказать Константинову. Никто из делегации этого не подтверждает, но Грох мог с ними и не поделиться. Косвенно мою версию подтверждают вчерашние показания гражданки Клары. Константинов все время искал возможность с ней поговорить. И вот вчера, получив шанс остаться с ней наедине, набросился с расспросами: всем ли она осталась довольна после посещения Изюма, не собирается ли жаловаться на что-то и не хочет ли сначала свои претензии обсудить. Он понимал, что Клара не только ценный специалист, что, кстати, он нарочно опровергает, чтобы дискредитировать ее мнение в глазах окружающих, но и друг Гроха, а значит, может тоже знать о нарушениях. Клара себя обезопасила, твердя, что ни о чем таком не думала… — Коля больше не мог игнорировать псевдовежливые покашливания присутствующих и отвлекся: — Давайте я сначала доскажу, а потом будете перебивать!
Глеб осуждающе вздохнул, а Петров насмешливо скривился, но оба закивали, мол, продолжай, чего уж. Ну Коля и продолжил:
— Все дни в Харькове Константинов мечтал заглянуть в злополучный отчет, чтобы хотя бы понимать, какие именно претензии у Гроха. Вероятно, обыскивал номер, вероятно, наблюдал за инженером… И пришел к выводу, что нужную бумагу тот таскает при себе. В очередной раз отслеживая передвижения объекта, он увидел, что тот направился в булочную. Ну и пошел за ним. Спустившись, Константинов обнаружил три тела на полу. Доказательством этого визита и того, что он случился еще до появления милиции, служат фото, полученные нами от уличного фотографа. Я позже предъявлю и поясню. — Глеб явно все же собирался перебить, и Коля заговорил быстрее и громче. — Константинов понял, что вот он — его шанс. Кинулся обыскивать Гроха и забрал искомую бумагу. Но тут инженер пришел в себя. Завязалась драка. Убив — пусть по случайности, но все-таки убив! — инженера, Константинов в панике побежал на выход. Согласитесь, куда логичней смотрится, что Гроха в драке сильно толкнул спортивный Константинов, а не хрупкая Окунева. Убегая, Константинов вдруг придумал свалить случившееся на «Черную кошку» и накалякал метку с подписью на стене. Он ведь знал, Глеб, как ты этой бандой интересуешься и хочешь скрутить им шею, поэтому и сымпровизировал. Поэтому и попросил тебя заняться делом — чтобы ты направил следствие на поиски банды, а не случайного убийцы. А когда понял, что с меткой промахнулся, не так ее нарисовав, то уже просто стал делать вид, мол, хотел привлечь лучших и самых деликатных следователей. Тому, что метка — именно его рук дело, у меня есть неопровержимое доказательство. — Коля достал из папки заключение экспертизы. Увы, листок со вчерашней объяснительной Константинова где-то потерялся, но, к счастью, в деле были прежние показания, написанные рукой злоумышленника, и Горленко отдал их утром специалистам. Когда и сам он, и Морской, и Галя дружно решили, что почерк под меткой совпадает с почерком Константинова, Коля перестал бояться промаха и смело пошел к экспертам. И выводы в точности подтвердились! — А дальше все понятно, — продолжил Горленко. — Константинов вместе со своей бумагой случайно прихватил дневник Ирины. Ничего в нем не поняв, но решив, что может подтолкнуть ее к отъезду, подкинул листок. Потом первых преступников арестовали, Константинов расслабился, но Ирина заявила, что собирается довести дело до конца и понять, кто забрал ее дневник. И наш страдалец снова стал запугивать Ирину, а листок, чтоб не мозолил глаза и не подстрекал продолжать расследование, украл и сжег. Придумав параллельно высокую кудрявую брюнетку с запахом «Красной Москвы»… Переходим к предъявлению доказательства!
— Да погоди ты! — не выдержал Глеб. — Есть новости, которых ты, видимо, еще не слышал. Брюнетка эта действительно существует. Работает в гостинице, но была в отпуске, поэтому в поле нашего зрения не попадала. Вот фото. Отдел кадров «Интуриста» нам кучу снимков надавал. Константинов точно опознать не может — он ее лица не рассмотрел. Но в целом по образу, говорит, эта дамочка подходит. Причем, едва выйдя на работу, она тут же, сославшись на смерть матери — даже телеграмму предъявила! — срочно уехала в деревню. Ведь подозрительно? Мы обыск провели. Перерыли и все дамочкины вещи, и бумаги ее соседки по комнате — им выделили под жилье чердачный угол на площади Тевелева, там и тайник-то сделать негде. Ничего полезного не нашли. Но наши уже за подозреваемой в деревню выехали. Буквально через несколько часов допросят.
— Значит, Константинов видел такую сотрудницу, знал, что она уедет, и нарочно ее упомянул, — нашелся Коля.
— Ты кое-чего еще не знаешь! Ты все верно угадал про метку и Константинова. Он был у нас и написал признание. Но не в убийстве. Он действительно присматривал за Грохом и компанией. Работа такая, понимаешь ли. И, как ты и сказал, спустился в булочную, проверить, как там дела у подопечных. И, да, он обнаружил там три тела. Но трогать ничего не стал, а сразу же собрался бежать к ближайшему автомату вызвать милицию. А по дороге — да, сглупил. Как ты верно подметил, зная про мой интерес к «Черной кошке», решил, что появление метки на стене ускорит дело и позволит привлечь наш отдел. И дернул же меня черт на дне рождения отца в Изюме всем талдычить, как мечтаю о настоящем деле всесоюзного масштаба и как, если оно мне попадется, в лепешку расшибусь, чтобы его раскрыть…