— Торт свежий, вино отменное, — Игнат продолжал ее нахваливать.
— Давай вино открывать.
Игнат вытащил из кармана штопор, и вино светло-золотистого цвета наполнило стаканчики. Медсестра Ирочка и солдатик сидели рядом, и парень что-то тихо ей говорил.
— Похоже, любимая, нам скоро надо будет с тобой прогуляться, — сделал вывод Игнат, наблюдая за парочкой. — У них отношения, и нужно дать им развиться.
— Конечно, конечно, — подняла глаза от телефона Юля, она отправляла сообщение главреду. — Сейчас вот только кусочек торта попробую. Не зря же я торт тащила. Кстати, Ира, на меня даже в приемном отделении никто не взглянул. Так каждый может пройти? И охранника не было.
— Это тебе только показалось. — Ира разрезала торт. — Мне девчонки тут же отзвонились, что ты идешь. У них глаз — алмаз. Они сразу с человека информацию считывают.
— А какую информацию можно было считать, например, с доктора Окуневского?
— Ты что, любимая, на ночь глядя покойника вспоминаешь? — Игнат увидел, как Юлька показывает ему втихаря кулак, и тут же поменял свою позицию. — А мне, между прочим, тоже интересно, про доктора Окуневского. Он нашим врачом был, назначения делал. И вдруг раз — и убили, да еще и в своем отделении.
Ира ответила нехотя, негодуя, что они праздник портят разговорами об умершем?! Может, и правда что у нее с солдатиком получится?
— У Окуневского ничего «считать» было нельзя. Он к среднему персоналу относился высокомерно, все указывал. Врачом был — указывал, а заведующим стал, так и того хуже. Говорят, его Архипов долго не хотел назначать, а потом назначил только на год, то есть вроде временно. Вот Николай Петрович и бесился.
— То есть Архипова он не любил? — Юле это было важно. Возможно, в этих двух событиях — убийстве Окуневского и исчезновении Архипова — есть какая-то связь.
— Думаю, что нет. Считал, что главврач его не ценит. Кстати, на праздники наши и на спартакиаду раньше никогда не ходил. А вот стал заведующим, так начал появляться. У Архипова с этим было строго, не забалуешь. Всем завотделениям — явка обязательна, что на лыжный праздник, что на субботник. Так Окуневский даже с женой однажды пришел, красивая дамочка, надменная.
— Зачем же он оставался вечерами в отделении? — на этот вопрос у Юли версии пока не появилось. — Может, у него свидания тайные были?
— В больнице? — Ира искренне удивилась. — Если бы он в какую больную влюбился или в медсестру, то мы бы заметили, но он больше всего деньги любил.
— И это правильная позиция для женатого мужика! — подхватил Игнат. — Любимая, давай на балконе постоим, погода хорошая.
Юлька поднялась из-за стола.
— Мы ненадолго.
В коридоре она попеняла Игнату:
— Ты что меня дергал? Я только ее разговорила!
— Да мне парня жалко. У солдатика язык как к небу прилип. Ты слова ему сказать не даешь, заладила: Окуневский, Окуневский. А он так влюбленно на Ирку смотрит. У людей жизнь, может, решается.
Отвечать Юле было нечего, разве что сослаться на работу, да разве кто ее поймет?
— Слушай, давай поднимемся на шестой этаж, Ира рассказывала, что Окуневский очень часто там бывал.
— Во-первых, любимая, я после операции и вряд ли смогу составить тебе компанию. Во-вторых, что мы скажем там, на шестом? Что нас продуло на балконе и у нас воспаление легких? Плеврит? Медсестра охрану вызовет.
— Игнат, ты тогда меня здесь подожди. Я туда и обратно, быстро. Мне надо там побывать. Понимаешь, походить по коридорам, где ходил Окуневский. Здесь, на шестом этаже, на каком-то другом. Мне нужны ощущения места.
— Может, тогда тебе в неврологию? Там ощущений больше.
— Нет, мне на шестой этаж. Жди меня, я скоро.
— И не надейся, любимая, я тебя одну не отпущу. Дохромаю, доползу. Только если что, ты меня раненого не бросай, я тебе еще пригожусь.
— Может, все-таки я одна, Игнат? Зачем такие жертвы?
— Я ведь уже сказал — не надейся. Только под моим присмотром. Я Тымчишину обещал, что за тобой пригляжу. Он так и сказал, что ты больно прыгучая, девушка-катастрофа. Юля, а Вадик твой парень?
— А тебе зачем? — она прищурилась.
— Для общего развития.
— А раз для развития… Вадик — мой друг. Коллега.
Ей показалось, что Игнат облегченно вздохнул.
Глава 22Сергей Павлович Борянкин
Директор медицинского центра Сергей Павлович Борянкин делал доклад на заседании областного правительства. Министр здравоохранения пригласил его и еще несколько человек для участия в этой конференции. Министр был чиновником начинающим, и ему было важно сделать собственную презентацию, доказать свою значимость, необходимость, компетентность, установить контакты со знающими людьми. В этом случае и зовут на помощь экспертов, как обрамление, выгодное подчеркивание собственного «я».
Сергей Борянкин обвел взглядом собравшихся. Чиновников он научился отличать от обычных людей по виду: в глазах у них было необъяснимое превосходство над толпой, уверенность в собственной исключительности. Но сегодня во взглядах он читал угодливость и смиренность. Над чиновниками были свои начальники, и перед ними надо было отличиться.
Коньком Борянкина была экономика здравоохранения, такой сплав, симбиоз организации здравоохранения, социальной медицины и конкретной экономики. Как ни крути, а очень востребованная отрасль народного хозяйства.
Впрочем, для собравшихся в этом зале важнее всего — медицина, потому что здоровых людей среди чиновников не было. К примеру, министру транспорта недавно удалили желчный пузырь. Понятно, что желчные кислоты постоянно раздражают кишечную слизистую, и у министра-транспортника должен быть гастрит и колит одновременно. У дамочки, важно называющей себя министром культуры, доброкачественное образование в груди, и недавно она перенесла операцию. У матери министра сельского хозяйства — глаукома, и ей предстоит удаление внутриглазной опухоли. У самого министра здравоохранения серьезно больна жена — онкология кишечника, и сейчас она готовится к операции, а он сам лечится у уролога.
Врач-уролог будет лечить его долго, и потому что Сергей Павлович Борянкин просил его об этом, и потому что урологу нужно пристроить на работу собственную дочь. И место в администрации как нельзя лучше подойдет девушке, чей папа разбирается в болезнях мочеполовой системы.
Разве могут больные люди руководить областью? Здесь у здорового человека голова распухнет — какое решение нужно принимать? А больной все время думает о своей болезни, о болезнях близких, и ему не до решения проблем.
Еще Борянкин поймал себя на мысли, что не очень понимает, почему они себя называют важным словом — правительство. Это в Москве настоящее правительство: президент, Дума, а здесь какой-то оптический обман, псевдоправительство, местечковые псевдоминистры. Хотя это уже область психиатрии, а в психиатрии он не специалист. Да и в медицине тоже, просто он хорошо понимает про услуги здравоохранения, про виды, про ресурсы и инвестиции.
Вот, например, он готов вложиться в ремонт городского стационара, но только при условии, что больницу передадут ему в подчинение. Борянкину это необходимо, потому что любые процессы нуждаются в развитии, а он застоялся. И если бы не упертый Архипов, который сам лично оперировал некоторых родственников высокопоставленных чиновников, вопрос давно бы решился в его, Борянкина, пользу. Но зря Герман Николаевич его недооценивает.
Даже сегодня в своем докладе Сергей Павлович на цифрах доказывает необходимость укрупнения городских медицинских учреждений, потому что в этом случае многие затраты можно минимизировать. Снизить нагрузку на городской бюджет — это самая любимая фраза чиновников. Борянкин предлагает именно это, своими предложениями он оправдывает их ожидания.
Сергей Павлович закончил доклад, как ему показалось, успешно.
— Как вы думаете, почему на прямую линию президента поступает много звонков о проблемах здравоохранения? — министр транспорта поморщился, ноющие боли в животе его не отпускали.
Борянкину хотелось воскликнуть: «Ну откуда же я знаю?! Это вам, чиновникам, знать надо! Может быть, вы не делаете ничего полезного, а представляете лишь внешнюю оболочку, а власть живет сама по себе? А вы тупо выполняете минздравовские законы, которые иногда и не заточены на людей. Поэтому люди и пытаются обращаться к вышестоящим как к последней надежде. А вы играете в демократию на местах».
Сергей Павлович одернул себя, просто революционное настроение сегодня, и он знает причину такой приподнятости. Но чиновникам надо отвечать правильно, иначе его не поймут.
Сегодня Борянкин смело мог поставить себе пятерку и за доклад, и за ответы. Министры жали ему руку, с физкультурным энтузиазмом хлопали по плечу.
— Ко мне зайдешь? — заместитель по социальным вопросам Валерий Леонидович Стрельников был его давним знакомым.
Мужчина не так давно похоронил жену после неудачной операции по онкологии, но Сергей Павлович уже видел его с новой женой, молодой, значит, жизнь у человека идет своим чередом.
Борянкин кивнул. Еще некоторое время поговорил с чиновниками. Нет, все-таки его не услышали, ни про укрупнение, ни про так необходимое для него объединение медицинских ресурсов, продолжают талдычить про то, что инвестировать медицину должны только страховые медицинские организации, и ни слова, что можно и нужно оптимизировать бюджет. А ведь он предложил конкретное решение — присоединить к его центру архиповскую больницу. Что же, придется найти еще один удобный случай и все повторить.
Борянкин вспомнил слова одного врача о том, что идиотизм часто сочетается с тупоумием, но само по себе тупоумие не является признаком идиотизма. Тупоумие — это такое узконаправленное явление поверхностного, ригидного мышления, когда человек не способен делать выводы из полученной информации. Все-таки сегодня его окружали люди с признаками идиотизма.
— Ты сегодня просто блистал, Сергей Павлович! Я тобой погордился. — Стрельников говорил искренне. — Ну а недоволен-то почему?