— Чай будете? — поинтересовалась проводница.
— Я буду, — отозвалась девушка с нижней полки.
— Я тоже, — решил Антон.
Чай принесли горячий, обжигающий небо. Антон смотрел в окно, за которым бежали поля, сменяя цвет с зеленого на желтый.
— Красиво, — мечтательно сказала девчонка. — Я первый раз на поезде еду.
— Я тоже, — Антон вглядывался в пейзажи за окном и начал успокаиваться.
Мать права, надо выждать время, и все образуется, все утрясется. Он же не специально толкнул отца, он хотел помочь матери, защитить ее. Антон всегда жалел мать и заступался перед Мухабом. У отца были свои представления о женщинах. Он — мусульманин и мог иметь несколько жен. Но Исмаилов-старший не был женат даже на матери Антона, а все остальное Антона не интересовало. Однажды, уже взрослый, он спросил отца:
— А почему ты не женишься на маме? Ведь я твой единственный сын.
Отец отвечал путано, ссылаясь на Аллаха, и Антон тогда понял, что отец не хочет никаких обязательств. Но сын не был ему безразличен, он был доверенным лицом, мог передать деньги нужным людям, позвонить, куда скажет отец, слушался его. Но Исмаилов-старший точно так же отдавал команды Ионовым и другим людям. Тогда Антон видел злые огоньки в отцовских глазах. Мухаб становился совсем другим, жестоким и грозным. Антон даже испугался, когда отец как-то вечером ему сказал:
— Хватит дурака валять. Я хочу поручить тебе серьезное дело. — И велел похитить доктора Архипова.
Антон знал, что ослушаться нельзя, отец может быть безжалостен. Отец подробно рассказал ему план, выходило, что Антон должен был только помогать отцовским друзьям — братьям Ионовым. Но получилось наоборот. Ионовы всегда были навеселе, а с таких людей какой спрос? Антону самому пришлось принимать решение и вместе с доктором забрать преподавательницу Евгению Олеговну. Антон видел, что женщина узнала его. Еще бы! Он так настойчиво пытался ей сдать реферат по культурологии. Не сдал, а потом долги и по другим предметам накопились молниеносно, и он бросил институт.
Когда пленники находились в загородном доме, Антон понял, что не сможет никого убить. Пусть грех на душу берет кто-то другой, даже отец, у него грехов много. Нормальный человек никого не хочет убивать. Антон готов был даже отпустить пленников, но отец, словно коршун над добычей, кружил около него и не оставлял в покое. Но, наверное, есть кто-то на небесах, помогающий и слышащий просьбы. Между братьями Ионовыми произошла ссора, и доктор Архипов прооперировал Бориса, а потом ударил отца, связал Антона, который и не сопротивлялся, и сбежал вместе с Евгенией Олеговной.
Антон не показал своей радости, но душа успокоилась, что доктор и преподавательница остались живы.
— А вы куда едете? — поинтересовалась девушка, она допила свой чай и тоже смотрела в окно.
— В Москву. Работу искать.
— Ой, у нас из города парень тоже в Москву на заработки поехал, на кирпичный завод. Говорят, что на Белорусском вокзале вербовщики стоят и набирают ребят.
— На Белорусском вокзале?
— Да, на кирпичный завод, который то ли в Калмыкии, то ли в Дагестане. Если у тебя знакомых в столице нет, то и не устроишься, там одних молдаван, знаешь, сколько понаехало? Пол-Молдавии, не меньше.
— А на кирпичном хорошо платят?
— Наверное, неплохо, раз народ зазывают.
— Мне бы на пару-тройку месяцев устроиться.
— Ну и езжай прямиком на Белорусский вокзал.
Когда поезд через двое суток приехал в Москву, у Антона было твердое намерение относительно работы: кирпичный завод. Уже через четыре часа автобус увозил его далеко от столицы вместе с незнакомыми людьми.
Вербовщик не спускал с парня глаз, он безошибочно почуял, что у парня должны быть деньги в заначке, он повидал таких много, и когда автобус остановился на очередной перекур в лесном массиве, мужчина отозвал Антона подальше, где их скрывали деревья и ударил палкой по голове. Обыскал, и все деньги перекочевали в карман вербовщику.
Дальше, на кирпичный завод Калмыкии, автобус следовал без пассажира Антона Исмаилова. Тело погибшего Антона так и осталось лежать под деревьями.
Глава 37Новые повороты известных историй
Галина Ивановна обрадовалась Юле Сорневой как родной.
— Юлечка, как хорошо, что вы зашли! Герман Николаевич как раз на месте. Кофе?
Секретарь Архипова умела варить изумительный кофе, отказаться от которого было невозможно.
— Да, из ваших рук не откажусь.
— Какое вот дело, — Галина Ивановна смущалась. — Оказывается, Герман Николаевич в командировке был, и как-то получилось, что я была не в курсе. Старею, что ли?
— Да что вы такое на себя наговариваете! — возмутилась Юля. — Вы еще сто очков вперед дадите всем молодым. Я знаю, как вас Герман Николаевич очень ценит. Бог с ней, с командировкой, разберетесь, думаю. А лучше вас за начальством никто не присмотрит, вы это делаете великолепно.
Галина Ивановна зарделась от удовольствия.
— Мне тоже с ним хорошо работается. Юль, — она ответила на телефон, — проходите, Герман Николаевич вас ждет.
— Ну что, искательница сенсаций, как твои дела, как давление? — с улыбкой спросил Архипов, едва она вошла в кабинет.
— А у меня что, были проблемы с давлением?
— Проблемы с давлением у твоего отца, а гипертония передается по наследству. Я ваш семейный доктор, и теперь за тобой буду приглядывать, а то разъезжаешь по дорогам, бомжей каких-то собираешь. — Он, как всегда, был в приподнятом настроении.
— А, Герман Николаевич, это вы себя имеете в виду? — догадалась Юля.
— Конечно. Вот вынужден врать на старости лет Галине Ивановне и всем окружающим, что был в командировке. Приказали молчать.
— Меня тоже попросили не распространяться.
— Теперь нас с тобой, товарищ журналист, объединяет военная тайна. Кстати, а почему ты меня начала искать?
— Вы не поверите, Герман Николаевич, но мне на горячую линию газеты позвонила женщина и сказала, что вас должны убить.
— Позвонила женщина?
— Да. Для меня это до сих пор остается загадкой.
— Странно. Юлька, но весь мир — одна большая загадка.
Архипов говорил весело, с воодушевлением и не знал, куда деть руки. Бумага со стола вдруг разлетелась в разные стороны, ручка сломалась, а чашка с кофе неуклюже перевернулась, залив коричневой жидкостью все вокруг. Но Герман безмятежно улыбался, глаза его блестели.
«Боже мой, да он, кажется, влюблен!» — поймала себя на мысли Юля.
Архипов словно светится изнутри. Наверное, это великое счастье, так увлечься, будто мальчишка.
— Что-то у меня сегодня все из рук валится, — поделился он. — Просто рассыпается на глазах.
— Боюсь, что это не лечится, доктор.
— Лечится все, Юлечка, главное, поставить правильный диагноз.
— Герман Николаевич, я вообще по делу пришла, проконсультироваться. Вы знаете, что убили доктора Окуневского.
— Да, конечно. Это первое, о чем мне сообщили.
— Я собираю материал об убийстве, и мне нужна ваша помощь.
— Юля, о покойниках либо хорошо, либо никак. Николай Петрович был сложным человеком. У меня были непростые с ним отношения, но мне жаль, что он умер, убит. Ко мне сегодня следователь обещал подойти и вопросы свои задать. Для больницы это грустная история, убийство в процедурном кабинете, прямо детективный роман. Может, не нужно о таком писать?
— Доктор, ну вы же гнойники вскрываете, чтобы дать облегчение больному? У нас, в журналистике, свои «гнойники». Вот, смотрите, городские события за последнюю неделю: жена заказала бандитам избиение мужа, молодой человек убил свою девушку. Ну и убийство Окуневского. Это что, люди перестали быть людьми? Это чья зона ответственности: медиков, журналистов, педагогов? Как об этом не писать? Как молчать? Тем более что… — она осеклась и посмотрела на Архипова, который «уловил» ее недосказанность сразу.
— Юля, ты сказала «а», говори «б».
— Не могу я «б» говорить. У меня своя военная тайна.
— Давление сейчас поднимется у меня, Юля. Если речь идет о клинической больнице, я должен знать. Что-то произошло еще?
— Герман Николаевич, я не могу.
— Послушай, девочка, я тоже могу хранить тайны, как и диагноз больного. Но мне совсем не хочется, чтобы какие-то воспалительные процессы больницы проходили у меня за спиной. Я сегодня и так держу оборону, есть варианты, что нашу больницу могут объединить с медицинским центром Борянкина.
— Борянкина? Господи, как тесен мир!
— Что ты имеешь в виду?
— Да мне нужно сделать интервью с ним о развитии городской медицины.
— Интервью — это твоя работа. А мне нужно, чтобы Борянкин нас не проглотил, не подмял, потому что для людей будет только хуже, и я буду стоять насмерть. В этом контексте любой негатив будет Борянкину только на руку.
— Герман Николаевич, но вы мне тогда дайте слово…
— Ты могла бы об этом и не говорить. Я никогда еще не кидал слов на ветер.
— Хорошо.
И Юля начала рассказывать про то, как оказалась на шестом этаже и что она увидела в отделении пульмонологии.
— Юля, ты ничего не путаешь? Этого не может быть! — Архипов выглядел растерянным.
— Герман Николаевич, вы сам порядочный человек и верите в порядочность других. Вы же не думаете, что я сошла с ума и мне все это показалось? Какие-то подпольные операции проходят у вас под носом.
— Как, ты говоришь, фамилия медсестры?
— Иволгина.
— Так, понятно. — Он нажал кнопочку на коммуникаторе. — Галина Ивановна, найдите мне Светлану Иволгину с пульмонологии, пусть зайдет.
— А что сказать, по какому вопросу? — поинтересовалась секретарь.
— По личному.
— Юля, и ты бы ничего не сказала мне про эти операции, если бы я не припер тебя к стенке?
— Герман Николаевич, я рассказала об этом Заурскому, он обещал посоветоваться со своими знакомыми следаками. Я просто заложница обстоятельств.
— Ага, и в нашей больнице спецназ проведет операцию и застанет преступников на месте преступления. Я потом не докажу, что ничего не знал.