— Господу богу, — прошептала она и заплакала.
Напряжение и тоска, которые преследовали Евгению целый день, растворились в его прикосновениях и поцелуях. Они целовались долго и страстно, что даже кузнечики, которые сначала прыгали рядом, переместились на другую опушку, словно не захотели мешать им наслаждаться друг другом.
— Герман, скажи, что теперь будет?
— Все будет хорошо. Мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.
— Умирать нужно обязательно?
— К сожалению, лекарства от смерти еще никто не изобрел. Но я что-нибудь обязательно придумаю.
Еще утром он сомневался, стоит ли разрушать жизнь Евгении, себе, Тае? Может, все так и оставить?
Когда он внезапно появился дома после того, как они с Евгенией написали заявление в полиции, Тая встретила его с заплаканным лицом.
— Что-нибудь случилось?
— Все нормально. Меня тут напугали, что ты пропал! Герман, где ты был? Твоя Галина Ивановна такую кипучую деятельность развила!
— Таечка, я был в командировке. Галина Ивановна, наверное, напутала что-то. Жара вон какая стоит, люди ее плохо переносят.
Сотовый телефон Таи вдруг зазвонил, и в ночной тишине его звук показался жалобным и тревожным.
— Кто это может быть? Ты опять в приемном дежуришь?
Тая ничего не ответила и ушла с телефоном в ванную. Говорила недолго, пару минут, и он услышал, как она плачет.
— Таюша, что случилось? — постучался Герман к жене. — Ты мне можешь объяснить?
Дверь ванной открылась, и Тая вышла оттуда с несчастным выражением лица, которого он никогда прежде не видел.
— Он уехал, он уехал, — повторяла она как заведенная.
— Кто? — Герман ничего не понимал. Что могло произойти за несколько дней его отсутствия?
Тая посмотрела на него пристально и внимательно.
— Поль. Поль Клеман. Мой Поль. Он думал, что я тебя убила. Но я же ему говорила, что ты жив!
— Ничего не понимаю. Ты можешь мне вразумительно все объяснить. Кто такой Поль?
— Могу, — Тая начала говорить, подыскивая слова и выражения, которые никак не находились, словно зависали в воздухе.
Но Герман понемногу начал наконец-то понимать происходящее.
— Тайка, Тайка, что же ты так долго молчала? Полюбила и молчала! Я бы так, наверное, не смог.
Они больше ни о чем не разговаривали, а отправились спать по разным комнатам.
Утром на работе Герман все время думал о том, что случилось в их семейной жизни, и чувствовал только облегчение, словно пережил тяжелую болезнь и выздоровел, и теперь как-то по-другому, по-особому ценит жизнь, все ее мгновения. Он не может осуждать жену, потому что влюбился сам, как мальчишка. Стоит ли держаться за расколотую чашку семейного счастья?
Потом у Архипова был разговор с журналисткой Юлей и медсестрой Светой, участницей ночных операций, и он перенервничал так, что начала дергаться правая щека. Когда посетительницы ушли и Архипов остался один, осторожно зашла Галина Ивановна с кипой бумаг.
— Герман Николаевич, тут документы, надо расписаться. Накопилось много.
— Что там? — ему сейчас было совсем не до бумаг.
— Да обо всем тут. Например, про вирус Эбола.
— Что? Вирус Эбола? — у него вдруг появилась сумасшедшая мысль.
Может хоть иногда доктор Архипов сходить с ума?
Он набрал телефон заведующего отделением «Скорой помощи», своего сокурсника.
— Саша, ты можешь мне одолжить машину «Скорой помощи» на пару часов? — И, услышав положительный ответ, на бегу сказал Галине Ивановне: — Я уеду часа на два. Не теряйте меня.
— Вы в администрацию?
— Нет, мне срочно нужно спасти человека от вируса Эбола.
Галине Ивановне показалось, что Архипов бредит.
Глава 39Роза Ерашова
Она ненавидела мужчин, яростно, бескомпромиссно, упрямо. Роза Ерашова не помнила, когда начался отсчет этой охлофобии, наверное, с самого детства. Маленькая Роза знала отца только пьяным, когда он заходил в квартиру, покачиваясь, она старалась не попадаться ему на глаза, но для отца именно в подпитии наступал «час воспитания».
— Розка, маленькая дрянь! Где ты? — кричал он и начинал ее искать по всей квартире, под кроватью, под столом, в ванной, в шкафу.
Иногда девочка попадалась ему под руку. Он вытаскивал ее за волосы, ставил рядом, а сам разваливался на диване и заплетающимся языком выкрикивал:
— Ты пошто отца не слушаешь? Такая же дрянь, как твоя мать!
Мать тут же заступалась за дочку и пыталась отправить мужа спать.
— Иди полежи, устал.
Но у отца словно открывалось второе дыхание, он был пьяно бодр, и ему хотелось действий.
— Уйди, от тебя могилой пахнет! — замахивался он на жену, кидался в нее посудой. — А ты, дочь, тоже против отца?
Девочка стискивала кулачки и ждала, когда отец устанет от воспитательных разговоров и заснет. В ее маленькой душе все клокотало, и ей хотелось все время скрыться, убежать, чтобы этот пьяный человек ее никогда не нашел.
Отец засыпал на стуле, прямо в одежде, потом сползал на пол, и мама накрывала его одеялом, подсовывала под голову подушку. Однажды Роза не выдержала и предложила матери:
— Давай мы его убьем. Выкинем в окно, скажем, что вывалился сам.
— Ты что, доченька?! Что за мысли в твоей голове? — испугалась мать.
— Нормальные мысли. Он пьяный каждый день. Может ведь он окно с дверью спутать?
Роза бы сама помогла отцу вывалиться в окно, но он был слишком крупным, большим человеком, чтобы она смогла перекинуть его через подоконник.
— Роза, чтобы я от тебя это больше не слышала!
— А зря, — буркнула девочка. — Я просто одна не справлюсь.
Отец умер после очередного запоя, и провожать его в последний путь пошли только Роза с мамой.
— Отмучился, — шептала мать, бросая в могилу горсть земли.
Роза испытала только чувство облегчения и больше ничего. Она теперь спокойно занималась уроками и своими делами, не прислушиваясь к каждому шороху в коридоре. Роза стала свободной, она могла гулять на улице столько, сколько хотела, потому что мать работала в две смены, — днем библиотекарем в воинской части, а вечером в этой же части мыла полы.
Дочь относилась к матери сдержанно и терпеливо, она не понимала, зачем мать старается всем помогать и всех опекать: пенсионерку на площадке, дочь умершей подруги инвалидку Домну, которой должна помогать социальная служба. Мать все время о ком-то хлопотала, заботилась, и Розе казалось, что она делает это специально, чтобы не заниматься дочерью.
Ненависть, которая «островками» проявлялась в детстве к одному конкретному человеку, отцу, медленно распространялась на других лиц мужского пола. В шестнадцать лет Розу изнасиловали парни со двора, пьяные дебелые подростки, которые обычно сидели в беседке и орали тюремные песни под гитару. Их было пятеро, и потом долгие годы Роза не могла забыть их мерзкого смеха, клокочущей ненависти, собственной боли и ощущения гадливости. Матери Роза ничего говорить не стала, но это событие перевернуло девочку наизнанку, она стала замкнутой, подтянулась по учебе и, к удивлению матери и одноклассников, поступила в престижный медицинский институт.
Обида, ненависть к мужчинам в течение небольшого времени превратились в ее стойкую жизненную установку, словно в душе образовалась черная дыра. Роза знала, что ей нужны от мужчин только деньги, тогда они получат право постоять рядом. Этой возможностью воспользовался ее однокурсник Коля Окуневский, который всегда имел карманные деньги, подрабатывая медбратом, и она знала, что Коля к ней «дышит неровно».
Вариант Окуневского сменился на более интересный, когда она почувствовала на себе заинтересованные взгляды декана, Иосифа Михайловича Сураля. Роза навела справки, узнала, что у него давно больна жена, и решила идти в атаку. Но ничего особого тут не требовалось, Сураль сдался без боя, попав под обаяние красивой и сексуальной студентки.
Роза получила от него все, что смогла сама организовать: шубу, сережки и скромное, небольшое содержание. Но хрупкие позиции нуждались в укреплении, Роза надеялась стать женой декана, в чем крупно промахнулась. Как узнали о любовнице его взрослые дочери, она просчитать не смогла, но скандал получился хороший. Дочери, одна из которых работала в этом же институте старшим преподавателем, разыскали ее, закрыли в аудитории и разговаривали так унизительно и по-хамски, что Роза дрогнула.
— Если ты не оставишь отца в покое, то мы тебе организуем проблемы. Из института ты вылетишь, и на тебя случайно упадет кирпич, — решительно сказала старшая.
— Или тебе неожиданно в подъезде порежут личико, — вторила младшая. — Мы не позволим вторгаться грязными ногами в нашу семью, в родительскую постель.
В общем, разговор был понятен как дважды два. Когда Роза решила поискать защиты у декана, то Иосиф Михайлович опустил глаза и пробормотал что-то об интересах семьи. Вероятно, дочери и с ним провели «беседу».
— А когда ты меня в постель тащил, ты про интересы семьи вспоминал? — спросила Роза.
Сураль слабо возражал, что, мол, кто кого тащил, неизвестно и что семья выставила ему ультиматум. Роза поняла, что «дальнейшего продолжения банкета» с деканом не получится, и решила временно вернуться к Окуневскому. Но Коля оказался таким обиженным, что перечислил большой перечень претензий к ней и о возвращении не могло было быть и речи.
Ну что ж, ничего нового в познании мужчин у Розы не произошло. Мужчины трусливы, они предают, и нужно просто ими пользоваться, без обязательств.
Девушка не зря оканчивала медицинский институт, она сумела справиться с личным травматическим опытом, и со всеми мужчинами, которые попадались у нее на пути, отношения строились на корыстных мотивах. Она считала, что мужчина должен делать жизнь женщины легче, а не слабее, но, вероятно, была в ее принципах какая-то ущербность, раз никто так и не предложил ей выйти замуж. Роза иногда чувствовала себя удобной игрушкой, которую мужчины могли прихватить с собой, когда необходимо, или бросить дома, когда нужды нет. Она злилась.