— Вот-вот, он самый. А у тебя, Юля, столько энергии уходит на героя!
Юля понимала, что по сути Мила Сергеевна права, но у нее не получалось отстраняться, она словно срасталась с героем, как металлическая пластинка с костью после перелома. Она была уверена, что слово сильно энергетикой души автора и не может журналист писать, не вкладывая в материал душу и сердце, и читатели предпочитают живой и эмоциональный материал.
Эмоции перехлестывали ее и в ту ночь, когда Юля наконец поняла, как убили доктора Окуневского. Она уже по дороге из больницы, в такси, знала, как и о чем будет писать.
Вдохновение приходит, когда будешь пахать до умопомрачения, до «кровавых мальчиков» в глазах. Ночью Юля писала редко, но в ту ночь просто чесались руки, и домашний компьютер застучал клавишами, набирая правильные буквы, выстраивающиеся в нужные слова и предложения.
Здесь была любовная история юности Коли Окуневского и Розы Ерашовой. Наверное, кто-то из них любил больше, а кто-то позволял себя любить, потому что потом они разбежались каждый на свою семейную территорию. Николай Петрович женился на странной дамочке по имени Люцина, которая особо не заморачивалась семейной жизнью и знала, что ее муж спал с ее подругой, и считала это нормальным.
Информацию о личной жизни Розы Викторовны Ерашовой Юля собирала по крупицам — от секретарши Архипова Галины Ивановны до напуганной медсестры Иволгиной. Все утверждали, что Роза счастлива в браке, она вышла замуж за своего бывшего больного, вдовца и статусного начальника. Но между строчек у всех читалось одно и то же — в Ерашовой чувствовалось постоянное внутреннее напряжение, словно натянутая струна, которая вот-вот может лопнуть. Агрессия. А Юля помнила по мартовскому интервью, что с агрессией Роза относится к мужчинам.
Юля знала такой типаж, корни ожесточения обычно шли из детства. Какая-то давняя тайна была у девочки Розы. Предательство того, кого она любила и в ком нуждалась? Переживания прошлого вытесняются и как бы стираются из памяти, но объем их энергии может трансформироваться и накладываться на другие формы отношений. Несомненно, женщина была сильной натурой и ей принадлежала идея коммерческих пластических операций. Только откуда и кто ей поставлял клиентов?
Вся эта история с подпольными ночными врачеваниями все равно отразится на Архипове и больнице, эту линию никак не обойти, и Герман Николаевич, закончив служебное расследование, отстранит Ерашову.
Впрочем, не только отстранит. Розу должны посадить за помощь преступникам, за убийство Николая Петровича Окуневского.
В статье Юля никого не обвиняла, для этого у нее не было конкретных фактов, неискаженных и объективных. Ее расследование не может состоять только из мнения репортера. Но чем хороша ее проклятая, но любимая журналистика: легкомысленные кружева букв, фонетическую вязь звуков и выпуклость фраз она превратит в свои косвенные улики в материале. Это будут аллегории и литоты, инверсии и эпитеты, перифразы и антитезы — все выразительные средства русского языка и образы, представления, эмоции, которые возникнут у человека при прочтении текста в газете, будут работать ярче и сильнее, чем официальный, сухой язык фактов расследования.
Заголовок статьи она уже придумала — «Операция по замене профессии».
Материал получается о нравственном выборе врачей, их духовной культуре как важнейшей составляющей профессионализма. О докторе Окуневском, который, не стесняясь, брал взятки с больных, о докторе Ерашовой, для которой шелест купюр тоже главная музыка в жизни. О черствости медицины, о том, что деньги для врачей стали главнее человека и его здоровья. О том, что клятва Гиппократа нынче стала пустым звуком. Нет, она не будет всех грести под одну гребенку. Подлецы встречаются везде, не только в медицине, — во власти, в бизнесе, в науке.
Но только отношения между врачом и пациентом неотделимы от врачебной деятельности. Кажется, что близкое понятие к медицине, латинское «medicare» имеет два значения: лечить и отравлять, а «medicamen» — медикамент и яд. Что предпочтет доктор?
А когда один врач лишает жизни другого? Какие выводы здесь нужны?
От одной рассказанной истории, как доктора убивают в процедурном кабинете, стынет кровь. Про какие моральные смыслы врачевания тут говорить?
Конечно, врачи не могут работать за смешную зарплату, и это ненормально, обидно, если продавец получает больше, чем опытный хирург. Адекватные врачи, профессионалы вымирают как динозавры. А на арене, как фокусники, появляются Борянкины, которые из-за своих амбиций заказывают похищение человека. Все сплелось в змеиный клубок, и требуется скальпель хирурга, чтобы его разрезать, а взять его в руки некому, потому что врачи уже давно сделали себе операции по замене профессии.
Юля знает, что после публикации в редакцию газеты будет много звонков и кто-то будет возмущаться ее неправдой, поэтому она обязательно сделает в материале выноску в рамке, где запишет свой личный редакционный номер телефона. Личный номер. Она готова отвечать перед читателями за свои слова и суждения, потому что, по большому счету, журналист подчиняется только читателю. Если этого не будет, это не ее, Юлькина, жизнь. Как там у Мюнхгаузена? «Это не мои приключения, это не моя жизнь! Она приглажена, причесана, напудрена и кастрирована!»
Юля Сорнева хочет прожить свою жизнь, со своими ошибками, взлетами, падениями и творческими неудачами.
Утром она во всеоружии отправилась на работу. Материал прежде требовалось сдать главреду, а потом уже отнести Миле Сергеевне, чтобы ее авторский текст влился в следующий газетный номер. Когда Юля переступила порог кабинета Заурского, то ее ждал сюрприз, кроме шефа, за столом сидели Игнат и Вадик.
— Проходи! Мы тебя ждем, — главред смотрел загадочно. — Вот, даже коньяк, выпитый и на чай замененный, пришлось простить твоему дружку.
— Что случилось? Что-то с Архиповым? — Юлька недоумевала.
— Да нормально все с твоим доктором! Разгребает свои профессиональные завалы, ему не позавидуешь. Нам поговорить надо. В общем, так, ты у нас девушка решительная и самостоятельная, материал собирала сама так, как считала нужным.
— Егор Петрович, не пугайте меня! Что произошло?
— Давайте я начну. — Игнат сидел в кабинете главреда, как будто это был его личный кабинет. — Любимая, дело в том, что я работаю в следственном комитете.
— Ты? — Юлька растерялась. — А нога? Твоя больная нога была только прикрытием?
— Нога настоящая и болела по-настоящему. Я не предполагал, что в то время, как мне будут оперировать мениск, доктора Окуневского убьют. Я был вынужден начать работать на больничной койке. А с Вадимом мы правда знакомы с детства, жили в одном дворе. Он просил помочь своей подруге. Ты была настолько инициативна, что шла напролом, и я старался быть рядом. Ты даже дядю Колю раскрутила! Хорошо, что я вовремя подоспел, любимая!
— Не называй меня любимой! — воскликнула Юля. — Ты меня просто использовал! И ты знал, Вадик? И вы знали, Егор Петрович?!
— Я узнал обо всем только сегодня утром, — поспешил реабилитироваться Заурский.
— Подруга, не кипятись. Ничего же не произошло. Каждый делал свою работу, — осторожно заметил Тымчишин. — Я предполагал, догадывался, но догадкой сыт не будешь. У Игната своя работа.
— Работа? — она не могла остановиться. — Вы меня как обезьянку на веревочке водили по кругу и посмеивались?! — Юлька расплакалась от обиды.
— Юля, перестань! Я горжусь, что у нас в газете работает такой журналист, как ты, — Егор Петрович говорил серьезно. — Сегодня ночью арестована доктор Ерашова. Она подозревается в убийстве Окуневского, в ее сумке нашли остатки ампулы, содержимое которой она вколола своему бывшему дружку Николаю Петровичу Окуневскому. Они последние дни не могли договориться по деньгам, Окуневский требовал больше и шантажировал ее. А клиентов ей поставлял Мухаб Исмаилов, ее знакомый. Как оказалась, мать Розы Ерашовой дружила с матерью Домны, той самой женщины, которая убила Исмаилова, его сожительницы. Задержаны и дают показания братья Ионовы. Вот такие дела. Изобличен Борянкин, благодаря твоим доказательствам он тоже задержан и сотрудничает со следствием. Я рассказал все, что знаю. Без твоего участия, без твоей помощи это было бы невозможно.
Но Юля продолжала всхлипывать.
— Пусть они уйдут, Егор Петрович. Пусть они уйдут оба! — потребовала она. — Я не хочу их видеть.
Заурский кивком показал молодым людям на дверь, и они без разговоров встали и вышли, бросая извиняющиеся взгляды. Краем глаза Юля видела, что Игнат сильно хромал.
— Ну что, героиня, ты расплакалась? — Заурский по-отечески ее обнял. — Все же хорошо, Юля, все закончилось. Вон у тебя сколько фактического материала, пиши не хочу.
— А у меня уже все готово, — она вытащила флешку из сумки. — «Операция по замене профессии», так называется статья. Только вы не говорите, что это сплошные розовые слюни и сопли, они тоже нужны, и может, больше, чем журналистские расследования об убийствах. Они заставляют людей думать.
— Да что ты на меня нападаешь? — растерялся Заурский. — Я правда ничего не знал. Пусть будут розовые слюни, мне нравится, как ты пишешь. Можешь сразу Миле Сергеевне отдавать, в номер. Я потом в полосе целиком посмотрю.
— Тогда я пошла, — Юлька поднялась со стула.
— Не переживай, никто тебя не использовал. Мы делаем свое дело, а такие ребята, как Игнат, свое, у них тоже нелегкий хлеб.
Она сделала вид, что не слышит Егора Петровича.
Юля положила флешку на край стола ответсека.
— Согласовала? — только и спросила Мила Сергеевна.
— Согласовала.
— Одно слово, любимица! Десять минут, и все дела. Опять, поди, шедевр, Сорнева?
— А я, кроме шедевров, ничего писать не умею, Мила Сергеевна, вы же знаете.
Юля вышла из здания редакции, и первое, что ей бросилось в глаза, необыкновенное летнее небо василькового цвета и словно нарисованные на нем кисточкой мастера кружева облаков. Вадим и Игнат стояли около машины Тымчишина, всем своим видом выражая вину и раскаяние.