— Это означает, что самое раннее в семь, дорогой. Поглядывай незаметно из окна и увидишь, когда начнут съезжаться гости. И пожалуйста, дядечка, ведь мы все равно не можем идти, если я буду в халате, правда?
— Да, да, конечно нет. Вместо шести тридцати в семь или без пятнадцати? Ага, понимаю. В таком случае…
И он отправился вниз.
«Хорошо, что у меня есть некоторый опыт быстрых переодеваний», — подумала Анелида.
Приведя в порядок лицо и причесавшись, она надела белое платье, единственную расточительную покупку, которую она себе позволила в этом году, большую белую шляпу с черной бархатной тульей и новые перчатки. Она посмотрела в зеркало, стараясь оценить себя беспристрастно, как в театре.
«И чувство как перед премьерой, — подумала она. — Интересно, Ричарду нравится белый цвет?» Приободренная мыслью, что платье ей идет и шляпка к лицу, Анелида по старой привычке принялась мечтать: вот они с Октавиусом прибывают на прием. Внезапно все замолкают. Олицетворяющий Правление Монти Маршант поворачивается к великому режиссеру Тимону Гантри: «Кто это?» И Тимон Гантри, внезапно втянув в себя воздух, привычка, которую все актеры, видели они это или нет, любят копировать, ответит: «Не знаю. Но, черт возьми, я это выясню». В сопровождении мисс Беллами они с Октавиусом идут по комнате, и ряды гостей расступаются. Слышатся приглушенные восклицания — они в центре всеобщего внимания. Все глаза обращены на Анелиду Ли. И замерший от восхищения Ричард…
На этом Анелида внезапно прервалась, смутившись, посмеялась над собой и совсем разнервничалась. Подойдя к окну, она взглянула вниз на Пардонез-плейс. К дому мисс Беллами уже стягивались машины. Подъехал огромный черный автомобиль со щегольски одетым шофером. Вышли двое мужчин. У Анелиды екнуло сердце. Один, с гарденией, был Монти Маршант, а другой, невероятно высокий, небрежно одетый — да, ошибиться было невозможно, — другой был величайший из всех режиссеров — Тимон Гантри.
— Ух ты, — сказала Анелида. — Только, Золушка, без глупостей.
Она досчитала до шестидесяти и отправилась вниз. Октавиус сидел у стола и читал. Ходж расположился у него на коленях. Оба выглядели на редкость самодовольными.
— Ты успокоился? — спросила Анелида.
— Что? Успокоился? А, да, — ответил Октавиус. — Все прекрасно. Спасибо, я читал.
— Ты что-нибудь замышляешь, дядечка?
— Замышляю? Я? Что ты хочешь сказать?
— Ты выглядишь так, будто что-то натворил.
— Правда? Интересно, почему? Ну, пошли.
Он согнал кота. И так как Ходж линял, Анелиде пришлось еще раз сходить за щеткой.
— Не променяла бы тебя даже на великого персидского шаха, — заявила она. — Ну что ж, дорогой, пойдем.
5
Отдохнув после ленча, мисс Беллами начала приготовления к приему, которые заняли часа полтора. Первые стадии проходили в обстановке совершенной секретности, и только Флоренс была допущена на правах камеристки.
Мисс Беллами улеглась на кровать, в то время как хранящая молчание с плотно сжатыми губами Флоренс зашторила окна и принесла из ванной разнообразные флаконы и флакончики. Стерев с лица хозяйки грим, она положила ей на глаза компрессы и начала слой за слоем накладывать маску из зеленоватого вязкого вещества. Мисс Беллами попыталась завязать разговор, но безуспешно. Наконец она нетерпеливо спросила:
— Что с тобой случилось? Загордилась?
Флоренс молчала.
— Бога ради, — воскликнула мисс Беллами. — Ты дуешься из-за того, что было утром?
Флоренс нашлепнула зеленоватую маску на верхнюю губу мисс Беллами.
— Жжется, — с трудом проговорила та. — Плохо перемешала.
Флоренс закончила накладывать маску. Еле шевеля губами, мисс Беллами попыталась произнести:
— Прекрасно, можешь убираться к черту и злиться там.
Но вовремя вспомнив, что с маской на лице говорить нельзя, промолчала и лежала, кипя от негодования. Она слышала, как Флоренс вышла из комнаты. Десять минут спустя она вернулась, постояла, глядя на зеленое незрячее лицо, и принялась снимать маску.
Туалет продолжался в полном молчании. Как всегда, следовало пройти многочисленные и нелегкие стадии. Лицо было изучено так внимательно, будто это был срез препарата под микроскопом, а каждой прядке волос определено свое место в прическе. И лишь когда стало очевидным, что достигнуто полное совершенство, двери комнаты мисс Беллами отворились для придворных.
В прежние годы ее посещали Рози и Берти: первая в роли наперсницы, второй — чтобы дать совет относительно завершающих штрихов туалета. Сегодня они не явились, и мисс Беллами совершенно уж непоследовательно почувствовала себя возмущенной. Хотя прежний гнев поутих, его привкус все же чувствовался в глубине души, и она понимала, что достаточно ничтожной причины, чтобы он вновь поднялся.
Прибывший первым Чарльз застал ее совершенно готовой к приему. На ней было платье из алого шифона, замысловатые складки которого скрывали талию и бедра. К вырезу глубокого декольте были прикреплены орхидеи и бриллианты. Бриллианты были повсюду в виде брошек, серег, сталактитами спускающихся с мочек ушей. Бриллианты охватывали шею и блестели на запястьях. Поистине, она была великолепна.
— Ну? — спросила она и посмотрела на мужа.
— Дорогая моя, — мягко произнес Чарльз, — я потрясен.
Что-то в его голосе вызвало ее раздражение.
— Тебе не нравится? — спросила мисс Беллами. — Почему?
— Ну что ты! Превосходно! Ослепительно!
Флоренс, открыв новый флакон духов, переливала их в пульверизатор из венецианского стекла. Комната наполнилась таким резким и сильным запахом, что он показался почти видимым. Чарльз слегка поморщился.
— Ты считаешь, что я слишком нарядна, Чарльз? — спросила мисс Беллами.
— Я полностью доверяю твоему вкусу, — ответил он. — Ты выглядишь великолепно.
— А почему тогда ты гримасничаешь?
— Из-за этих Духов. Мне кажется, что запах слишком сильный. Он какой-то…
— Какой же?
— Думаю, слово «непристойный» больше всего сюда подходит.
— Между тем это самые изысканные и дорогие духи сезона.
— От этих духов можно, поистине, задохнуться.
— Мне очень жаль, — произнесла она резким голосом, — что ты считаешь мой вкус дурным.
— Мэри, дорогая моя…
Флоренс закрутила пробку пульверизатора и поставила его вместе с пустым на три четверти флаконом на туалетный столик, а сама удалилась в ванную.
Чарльз Темплетон, взяв руки жены в свои, поцеловал их.
— А вот это, — заметил он, — твои обычные духи.
— Остатки.
— Я куплю тебе еще.
Она попыталась отнять у него руки, но он задержал их.
— Исполни одну мою просьбу, — проговорил он, — ладно? Я ведь никогда ни о чем тебя не прошу.
— Чарльз, дорогой, — нетерпеливо воскликнула она, — ну что?
— Не брызгайся этой гадостью. Мэри, это вульгарно. Комната уже провоняла ею.
Она с гневом посмотрела на него. Кожа у него была в пятнах, на носу проступили красные жилки, а глаза были водянистые.
— Не смеши меня, — ответила она и вырвала руки.
В дверь постучали, и вошел Уорэндер. Увидев мисс Беллами, он несколько раз повторил:
— Вот это да!
Его изумление было настолько явным, что дурное расположение мисс Беллами перешло в своего рода раздражительное удовлетворение. Теперь она обращалась исключительно к полковнику, подчеркнуто не замечая мужа.
— Ты самый расчудесный и изумительный душка, — проворковала мисс Беллами, поцеловав полковника в ухо. Тот, покраснев, произнес:
— Черт возьми!
Чарльз отошел к окну. Баллон с ядохимикатом все еще стоял там. В это время в комнату вернулась Флоренс. Чарльз показал на баллон. Флоренс в ответ закатила глаза.
— Мэри, — обратился мистер Темплетон к жене, — когда ты пользуешься этим составом для своих цветов, ты открываешь окна, да?
— Бога ради! — воскликнула она. — У тебя что, пунктик насчет аэрозолей? Чарльз, бедняжка, может тебе лучше показаться психиатру?
— Это очень опасно. Я даже купил брошюру по всем этим штукам. То, что там сказано, чертовски меня встревожило. Я и Морису ее показывал. Дорогая, прочитай сама, если не веришь мне. Спроси Мориса. Как ты думаешь, Морис, нельзя ведь шутить с этими вещами, правда?
Уорэндер взял баллон и долго смотрел на этикетку, на которой был нарисован красный череп с перекрещенными костями и написано грозное предупреждение.
— Нельзя продавать такие вещи. Я так считаю.
— Совершенно верно. Мэри, пусть Флоренс его выбросит.
— Поставь на место, — закричала она. — Господи, Чарльз, знал бы ты, как можешь надоесть. Когда этого хочешь!
Внезапно она схватила пульверизатор и сунула его в руки Уорэндеру.
— Стой здесь, дорогой, — сказала она. — Подальше, чтобы на платье не было подтеков и пятен. Чтобы только восхитительный туман. А вот теперь прыскай! Сильнее!
Уорэндер сделал, как было приказано. Мисс Беллами стояла в благоухающем облаке, откинув назад голову и протянув руки.
— Еще, Морис, — просила она, в экстазе закрывая глаза. — Еще!
Очень тихо Чарльз произнес:
— Господи!
Уорэндер посмотрел на него, пунцово покраснел, поставил склянку и вышел из комнаты.
Мэри и Чарльз смотрели друг на друга в молчании. В комнате стоял удушающий запах «Великолепия».
Глава 3Чествование
1
Мистер и миссис Темплетон ожидали гостей у дверей гостиной. Входя в дом, приглашенные сталкивались сначала со сворой фоторепортеров. В глубине холла, у подножия лестницы, загромождая весь первый пролет, расположились со своей аппаратурой киношники. Почувствовав на себе блики вспышек, одни прибывшие старательно улыбались, другие, напротив, становились серьезными. Горничная провожала пришедших по холлу к порогу гостиной, где они попадали в заботливые руки стоящего там Грейсфилда, который, докладывая, направлял их прямо к хозяевам дома.
Гостей было немного, всего человек пятьдесят. Но приемы мисс Беллами отличались тем, что здесь собиралась элита театрального мира. Казалось, что каждый из гостей мастерски играет свой собственный приезд на коктейль Представление сопровождалось музыкой, которую исполняло превосходное инструментальное трио в нише огромной гостиной.