She Drives Me Crazy, пританцовывая при этом совершенно по-дурацки, и показывал на меня, а я сидела и смеялась за стойкой администратора. В нем не было самоуверенности, никакого намека на «я такой сексуальный европеец, и ты в меня влюбишься». Наоборот, он был склонен умалять собственное достоинство и иногда говорил: «Я тебе нравлюсь? Правда?»
Когда Патрик начал звать меня на свидания, он был добр и внимателен, особенно после того, как я рассказала, что происходит дома. «Это непростительно, – сказал он. – Попробовал бы твой отец сделать что-нибудь такое при мне. Я бы надрал ему задницу». Через несколько месяцев мы влюбились друг в друга. С ним я чувствовала себя в безопасности.
Срок действия студенческой визы Патрика вскоре должен был закончиться. Он не хотел уезжать из страны, а я не могла представить свою жизнь без него. Меня немного встревожило, когда мой новый возлюбленный за самым обычным ужином предложил пожениться. Мы же правда можем помочь друг другу, утверждал он. Он нуждался во мне, а я нуждалась в нем. Без него у меня не будет никого, а без меня ему придется вернуться в Ирландию. Как только я согласилась с такой логикой, он вынул зеленую трубочку из рома с колой и обвязал ее вокруг моего пальца – этот жест я сочла романтичным, пусть и нетрадиционным. Он был добрым, симпатичным, житейски подкованным. Он уладил все детали, назначил встречу, чтобы мы получили разрешение на брак и сыграли свадьбу.
Но сначала мне нужно было забрать свидетельство о рождении. Мне и в голову не пришло просто заказать копию, поэтому я впервые после переезда позвонила домой и сказала маме, что зайду домой в Аннандейле за оригиналом.
– Карин? – голос мамы донесся из кабинета на цокольном этаже, когда я приехала. – Это ты? Я здесь, внизу.
Я спустилась к ней, и она подняла взгляд со стола. Я думала, что она полезет в какой-нибудь из ящиков с документами.
– Твое свидетельство о рождении у меня в сумочке, – сказала она. – Но тебе нельзя его забрать.
– Мне восемнадцать, – ответила я. – Оно принадлежит мне.
– Мне все равно, сколько тебе лет, – парировала она. – Я его тебе не отдам.
У меня не было никакого желания с ней спорить. Я видела ее сумочку на стуле рядом с входной дверью и поняла, что она меня разыгрывает, поэтому пошла забрать его сама. Ее шаги послышались у меня за спиной, поэтому я бросилась бежать. Я схватила сумочку и выбежала за дверь, полагая, что смогу достать свое свидетельство до того, как добегу до машины, но я не смогла найти его так быстро.
Патрик ждал меня в летнюю жару с выключенным двигателем и опущенными стеклами. Я отчаянно закричала: «Заводи машину! Заводи машину!»
Когда я запрыгнула на пассажирское сиденье и начала рыться в маминой сумочке, она просунула руку в открытое окно.
Кто-то из соседей наблюдал за перепалкой, и мама закричала: – Моя сумочка! Они пытаются украсть мою сумочку!
– Мне не нужна твоя сумочка! – крикнула я в ответ. – Мне просто нужно мое свидетельство о рождении!
К моему удивлению, Патрик завел машину, пока мамина рука все еще была в окне и крепко сжимала ремешок сумочки. Медленно двигаясь вперед, он дернул за сумочку, и мама ударилась головой о верхнюю оконную раму.
– Останови машину! – закричала я.
Но Патрик просто продолжал медленно ехать с решительностью во взгляде. Его глаза горели, не обращая внимания на происходящее. Он несколько раз дернул за сумочку, и мама еще несколько раз ударилась головой о машину.
– Остановись! Ты делаешь ей больно! – закричала я на Патрика. – Остановись!
Наконец он остановил машину ровно настолько, чтобы мама вытащила руку вместе с сумочкой.
Мы ехали домой в тишине. Я чувствовала себя ужасно из-за произошедшего, это больше походило на дурной сон, чем на реальность. Через несколько дней позвонила мама, я была на работе – это был единственный мой номер, который она знала. «Приезжай за своим свидетельством, – с горечью сказала она. – Мне уже все равно, что ты будешь делать».
Через месяц после побега в день рождения я вышла замуж за своего ирландца в гостиной мирового судьи округа Фэрфакс, штат Вирджиния. Бракосочетание получилось необычным – совсем не таким, каким я представляла его в детстве. Мое длинное белое хлопковое платье украшала широкая оборка с кружевной отделкой, мягко спадавшая с моих голых плеч. Тетя Джен, одна из маминых младших сестер, прислала мне его незадолго до выпускного вечера. Она не хотела, чтобы этот подарок стал свадебным платьем, но оно было красивым, и, изучив свой скудный гардероб, я решила, что это лучший вариант.
Пока брачные клятвы проникали в мои уши и вылетали изо рта, я думала о том, что скажет брат, когда узнает, что я вышла замуж. Все казалось слишком новым, чтобы быть настолько определенным. Мне хотелось, чтобы рядом со мной стоял Джимми. Я подумала о том, насколько реально, что я больше никогда не увижу родителей.
Я отчаянно хотела перемотать жизнь назад, отредактировать персонажей и снова запустить игру.
В этой устарелой гостиной, полной искусственных цветов, в августовскую жару, в голове крутилась сцена Рождества – одного из них, даже всех из них. Несмотря на то что папа отменял Рождество по нескольку раз за декабрь, святому дню всегда удавалось взять верх. Под елкой, словно разноцветное одеяло из бумаги, фольги и лент, расстилалась масса подарков, зазывая нас с Крисом заглянуть в складки, рассмотреть бирки и угадать, что там скрывается. Тетя Джен всегда старалась поднять настроение в нашем доме веселыми поделками и другими творческими усилиями. Она отлично пекла, и у нас с Крисом были специальные коробки – у него в форме снеговика, у меня в виде лица Санты, – которые она каждый год набивала до отказа невероятным разнообразием вкусного печенья, пирожных и фаджа[9]. Маленькие пряничные мальчики и девочки были оформлены с особой тщательностью.
В канун Рождества мы сидели с родителями и остальными прихожанами в церкви Святого Матфея и читали молитвы. Каждый присутствующий получал по свече. Мы пели Silent Night, передавая пламя друг другу, и голос каждого из нас становился чуть громче в тот момент, когда зажигалась его свеча. Я чувствовала, как невероятная сила любви и доброжелательности охватывает мою семью. «Мы вас исправим, – казалось, говорило оно. – Теперь вы в порядке». С этого момента станет лучше, думала я, глядя на родителей и Криса в мягком сиянии свечей. Вот мы в церкви. Это такой священный опыт. Мы обнимаем друг друга, передаем друг другу свет. Теперь Бог все сделает лучше. Я знала, что мы вернемся домой, в наш прекрасный теплый дом, к нашей прекрасной елке, залитой светом, и я по-прежнему буду чувствовать себя в безопасности и тепле.
Однажды, когда мы вернулись из церкви, тетя Джен и ее муж, дядя Марк, придумали сложную постановку, чтобы проверить, что Санта-Клаус существует на самом деле. Папа закинул на крышу металлические крышки от мусорных баков, чтобы мы с Крисом подумали, что к нам приземлились олени. Мы оба спали в комнате Криса, а мама с Джен забрали нас, чтобы тихо прокрасться вниз. Мы с трепетом наблюдали, как сам Санта подкладывает подарки под елку, играет с нашим поездом, роется в пакетах, а потом, прикоснувшись к носу, исчезает прямо на наших глазах. Это было волшебно. Как им удалось сделать худого дядю Марка таким похожим на настоящего толстого Санту и так просто исчезнуть, я до сих пор не знаю.
Ни одна свеча не освещала мою свадебную церемонию, никто из паствы не смотрел на меня с поддержкой. Преподобного Смита поблизости не было, хотя мировой судья казался достаточно милым парнем и был одет в соответствующий случаю костюм. Из соседней кухни доносился аромат его обеда.
Что бы Бог подумал обо мне сейчас? Я задумалась.
– Теперь я объявляю вас мужем и женой. – Эти слова закрепили меня в точке невозврата. Меня распирало от счастья, когда мы подписывали свидетельство о браке и готовились уходить, чтобы начать новую жизнь вместе. Как раз когда мы выходили, в дверь вошла другая пара. Отец Патрика, Джей Пи (Джон Патрик Старший), радостно приветствовал нас и бросил рис. Он прилетел из Ирландии, чтобы выступить в роли свидетеля. Он был одет в прекрасный темный костюм, который невольно затмевал костюм его сына, с бутоном розы на лацкане. Его густые серебристые волосы соответствовали обветренному и глубокому радостному тону голоса. Он был харизматичным человеком, приятно взволнованным нашим союзом. Моих родителей не пригласили, им даже не сообщили, что я выхожу замуж.
На медовый месяц мы поехали в Ирландию. Билеты на самолет подарил на свадьбу новоиспеченный тесть. Родители Патрика давно развелись, но любовь между ними не пропала. У Джей Пи был красивый дом в живописной сельской местности, с серыми каменными стенами и внутренними двориками. У него была очень молодая жена по имени Венди. Винни, как называл ее Джей Пи, обладала мелодичным альтовым голосом и светло-рыжеватыми волосами до пояса. Она была прекрасна даже без малейшего намека на макияж. У них было трое очень милых, юных и веселых дочерей по прозвищу Лулу, Матти и Иззи, которые обожали своего отца. «Папа!» – закричали они, когда мы подъехали к дому, и бросились к нему в объятия. Он подбрасывал их в воздух, обнимал и целовал. Когда девочки не лезли на шею своему папочке, они ходили за мной по пятам и любили слушать мой акцент.
По ходу вечера я заметила, что отец Патрика сильно выпивает. Венди становилась все тревожнее, и я заметила что-то знакомое в лицах малышек. К вечеру Джей Пи разбушевался. Он толкал Венди по дому, кричал на нее и девочек. В состоянии непредсказуемого ступора он швырял вещи и врезался в мебель. Я была потрясена и смотрела прямо на Патрика, ожидая, что он вмешается. Он не только ничего не сделал, чтобы остановить отца, но и ничуть не удивился его поведению. Он никогда не рассказывал о жестокости своего отца.
– Венди, – сказала я и отвела ее в сторону. Я взяла видеокамеру, на которую мы днем снимали, как играют дети. – Мы запишем все это на камеру. – Она посмотрела на меня как на сумасшедшую. – Нельзя документировать только хорошее, – объяснила я. – Он должен увидеть, что он творит. – Мой голос звучал спокойно, даже сильно. – Позволь мне тебе помочь.