Я хотела что-то сделать, чтобы остановить насилие. Венди согласилась, и я начала снимать.
Джей Пи усмехнулся, когда увидел, что на него направлена камера, но он был слишком далеко, чтобы попросить меня выключить ее, да я и не стала бы этого делать. Я записывала его мерзкие поступки, вспышки насилия и бессмысленные тирады. Я запечатлела страх и отчаяние в глазах его дочерей, когда они бежали к камере, чтобы спрятаться за моей спиной. Я не выключала камеру, пока он не потерял сознание.
Утром все встали раньше Джей Пи. Спустившись из своей комнаты, он не выглядел так, будто прошлой ночью был пьяный в хлам. На нем были красивые брюки, рубашка с манжетами и свитер. Пока он готовил чай и мы завтракали, за столом царила тишина. Я заговорила. – Вы помните, что произошло прошлой ночью?
Он был весел и пытался отшутиться.
– О, – сказал он, – я, наверное, опять перебрал.
– Я хочу, чтобы вы увидели, что вы сделали, – сказала я, пристально глядя на него. – Я хочу, чтобы вы поняли, что это делает с вашей семьей.
Я привела всех в гостиную, включая Джей Пи, который последовал за мной без споров. Он выглядел так, будто не имел ни малейшего представления о том, что ему предстоит увидеть. Он сел в кресло, а девочки и Венди расположились на диване. Патрик стоял в углу и ничего не говорил. Мы смотрели ужасающие кадры того, что он делал накануне вечером в той же комнате, где все происходило.
– Таким ли мужем вы хотите быть? – спросила я. – Таким ли отцом вы хотите быть для своих девочек? Этого ли вы хотите для них, когда они будут выбирать себе мужа?
– Ты права, – сказал он, склонив голову. – Это ужасное зрелище. Мне жаль, что вам пришлось это увидеть. Я исправлюсь. Я обещаю.
Я помогла совершить прорыв, я была уверена в этом. Люди могут меняться.
Пройдет еще много времени, прежде чем я пойму, насколько редко они меняются. Я даже не подозревала, что Патрик тоже склонен к насилию, но тогда казалось, будто над Атлантикой разразился идеальный шторм, а к моменту приземления нашего самолета в Вирджинии плотина разрушилась, обрушая поток воды. Вернувшись домой в ту первую ночь, я приготовила простой ужин, и Патрик пришел в ярость. Он обвинил меня в том, что я выслуживаюсь перед его отцом.
– Ты никогда не готовила для меня так вкусно, как для него, когда он был здесь! – кричал он. – А? Что ты на это скажешь, шлюха? Это абсурд, вот что это!
– Что? – я попятилась назад. – Пат, о чем ты?
– Не морщи свой хорошенький лобик и не смотри на меня так, будто ты не понимаешь, что я имею в виду! – настаивал он. – Отец сказал, что может помочь нам купить дом, и ты ходила здесь, убирала и прихорашивалась перед ним, готовила на кухне, как идеальная домохозяйка. Тебе просто нужны деньги!
Он схватил меня за плечи и толкнул на диван. Когда я встала, он схватил меня за запястья и раскачал, как маятник. Когда он отпустил меня, я врезалась в маленькую переносную столовую подставку из дуба, которую я поставила у стены под денежное дерево.
Его сосед по комнате, Гленн, пришел в гостиную на звук переполоха. «Эй! Патрик, какого черта ты делаешь?» – закричал он, увидев меня, осколки горшка и грязь, разбросанные по бежевому ковролину.
Патрик вытянулся по стойке «смирно». Его лицо снова стало таким знакомым. «О, Карин. Мне очень жаль». Он извинялся, помогая мне подняться.
Я промолчала. Вот дерьмо, попыталась я сказать Гленну глазами, посмотрев на него. В животе нарастало чувство паники. Что, черт возьми, только что произошло? Теперь, когда мы с Патриком поженились, Гленн переехал к своей девушке, и все защитные барьеры были сняты. На протяжении следующих нескольких недель мой муж становился все более агрессивным и непредсказуемым. Он швырял меня через комнату, душил, принуждал к сексу. У него случались приступы ревности, стоило мне только посмотреть в сторону другого мужчины. Однажды, когда я ехала по шоссе, бросая беглый взгляд на другие машины, он закричал с пассажирского сиденья: – На что ты смотришь? Хочешь трахнуть этого парня или что? – Он нажал на аварийный тормоз и схватился за руль, пытаясь закрутить машину.
В тумане неверия и страха я приступила к занятиям на первом курсе колледжа Итака, планируя получить степень по теории музыки и исполнительского искусства. Письмо мистера Касагранде помогло мне поступить в престижное учебное заведение на севере Нью-Йорка. Обучение оплачивалось из средств фонда для колледжа, который я унаследовала от друга нашей семьи Эви. Она была одной из немногих, кому мама рассказывала об истинном поведении отца. Возможно, предчувствуя, что нам понадобится помощь, Эви оставила мне и Крису деньги в виде акций, оформленных на наши имена.
– Эти деньги должны были принадлежать мне! – укоряла мама, когда я обналичивала свои акции. – Эви перевела их на ваши имена только для того, чтобы защитить их от вашего отца! Это были мои деньги на побег!
– Эви была умнее, – вот что я ответила спокойным тоном.
Это был замечательный подарок. Крис умело распорядился своим капиталом на колледж. К выпускному курсу в Эмори он удвоил сумму на своем счете при помощи денег, заработанных в старших классах, и разумного инвестирования средств, полученных от Эви, и ему хватило их до конца учебы. Он жил как можно экономнее, не отвлекался от учебы во время занятий и наслаждался недорогими развлечениями во время каникул.
Я была не настолько предусмотрительна.
Я не выдержала и первый семестр в Итаке. Ознакомительную неделю постоянно прерывал Патрик. Надрывный звон общественного телефона непрерывно разносился эхом по общежитию. Я вздрагивала каждый раз, когда кто-то из первокурсников заглядывал в мою открытую дверь:
– Эмм… Карин, тебе звонят… опять. – Затем неловкая пауза. – Это твой… муж?
Я неловко прошла по коридору и подняла болтающуюся трубку. В ней все еще раздавался лающий голос Патрика, который кричал непонятно на кого.
– Перестань так названивать, – взмолилась я. – Я уже не соображаю…
– Что за парень ответил на звонок? – допрашивал Патрик. – Что он делает в твоем общежитии? Где ты была утром? Что ты делала прошлым вечером? С кем ты была?
– Что значит, где я была? – ответила я. – Я была здесь. Отвечала на твои звонки каждые пятнадцать минут!
Я так и не узнала, каково это – находиться в наркотическом тумане, но мне казалось, будто я к этому близка. Я пропускала занятия. У меня не получилось подружиться с сокурсниками. Я редко покидала свою комнату и не отходила больше чем на пятнадцать метров от единственного инструмента, который помогал Патрику меня контролировать. Он отправлял письма с угрозами и появлялся без предупреждения. Во время одного такого неожиданного визита он настоял, чтобы я забрала деньги из колледжа Итаки и перевелась в местный университет Джорджа Мейсона в Фэрфаксе, штат Вирджиния. Он доводил меня до отчаяния в Итаке, а поскольку я, конечно, не могла учиться в общежитии, то у меня не было выбора. Я думала о том, как расстроится мистер К. Но больше всего я боялась разочаровать Криса.
Мы с Патриком вместе пошли в администрацию, и женщина, которая вручила мне чек на возврат средств со штрафом, выглядела обеспокоенной. Она уставилась на сурового ирландца, нависавшего надо мной.
– Ты уверена в своем выборе? – твердо спросила она. – Это твой выбор?
– Да, конечно! – сказала я, подавая знак Патрику, чтобы он перестал пялиться на женщину.
Я вернулась в Вирджинию с оптимизмом, убежденная, что наше воссоединение поможет вернуться менее напряженному Патрику и превратиться обратно в того джентльмена, в которого я влюбилась. Я продолжала учиться в Мейсоне, но не ставила учебу на первое место и вернулась к работе администратора в дилерском центре «Хонда». Насилие и угрозы продолжались, и я впала в глубокую депрессию. И как хорошая ученица, которой я всегда была, я преуспела в том, чтобы это скрывать. Я украсила нашу квартиру. Патрик подарил мне несколько новых украшений. Я заменила идеальный подержанный Z24 на совершенно новую спортивную Honda Civic Si, белую с серым салоном, с полной комплектацией. Я ходила на репетиции с улыбкой на лице, обычно в сопровождении своего преданного мужа.
Однажды вечером я подошла к телефону на работе и услышала голос, который одновременно воодушевил меня и опустошил. Это был Крис. Но он говорил со мной так, как никогда раньше. Он был пьян. Он был очень зол. Он звонил не один – Джимми был рядом, они были в доме на Уиндворд-Ки. Я слышала, как Сэм, который недавно переехал в Вирджинию, чтобы продолжить образование, пытался разрядить обстановку. Родители собрали их вместе во время каникул в День благодарения для своего рода интервенции, при этом главный непрошеный герой отсутствовал.
– Карин! – закричал Крис голосом, который я едва узнала. – Что ты делаешь? Зачем ты вышла замуж за этого парня? – Я была в шоке, но все же мои мысли неслись вперед. Как он узнал, что я замужем? Откуда узнали родители?
– Крис! – ответила я с отчаянным волнением. – Я так рада тебя слышать!
Затем в трубке раздался непрерывный вой, такой громкий, что мне пришлось убрать ее от уха. Голос Криса был как у тигра, попавшего в ловушку. Затем снова прозвучали слова: «Почему ты просто не вышла замуж за Джимми, чтобы убраться отсюда? Кто, черт возьми, этот парень?»
Я услышала: «О, пожалуйста, не спрашивай ее об этом». Знакомый и уютный сладкий голос Джимми вызвал во мне желание быть там, с ним. Провести День благодарения с моей поганой семьей, но в безопасности и в его объятиях.
– Но, Крис, я больше не влюблена в Джимми.
Было трудно выдавить из себя слова. Я терпеть не могла лгать настолько откровенно. Мне было неприятно, что Джимми это услышал. Но я должна была оставаться верной своему решению выйти замуж за Патрика.
– Мама и папа узнали, что ты сделала. Почему ты отчислилась из Итаки? Ты губишь себе жизнь! – обвинял Крис.
– Но, Крис! Нет, пожалуйста! Ты не понимаешь! – Я встала и умоляла в трубку, слезы текли по лицу, пока клиенты и продавцы смотрели на это жалкое зрелище.