анят ржавым, зазубренным лезвием. Можно остановить кровотечение, но, если за ранами не ухаживать, они начинают гноиться. Начинается воспаление. Инфекция убивает те части тела, которые нужны для восстановления, поэтому восстанавливать нечего и тело погибает.
На следующий день ко мне приехал отец. Все были в школе или на работе, так что дома остались только мы с Кристианой, но я его не боялась. Я впустила его, и мы сели за кухонный стол. Он умел изображать раненую и беспомощную жертву, совершив что-то особенно ужасное. Он сказал, что собирается обратиться за помощью. Он собирался поговорить с их пастором. Он сказал, что порно было только со взрослыми, без участия детей. Я ничего не ответила.
Он убедительно попросил меня не переносить его действия на маму и сказал, что придумал компромисс. Он хотел, чтобы мои девочки приезжали к ним в гости или оставались на ночь – я уже это не разрешила, – а он в это время жил в другой квартире или на яхте.
Мне уже было знакомо это его уязвленное выражение. То же самое, что и в тот день, когда мы сидели за обеденным столом в Аннандейле, после того как он напал на меня в пьяной ярости, из-за чего меня перевезли в Уиндворд-Ки.
– Нет, – сказала я.
– Что? – ответил он. – Что значит «нет»?
– Я имею в виду именно то, что сказала, папа: нет. – Я продолжила: – Если тебе искренне дорога мама, то уходи. У вас никогда не получалось решить свои проблемы вместе. Может быть, пришло время попытаться решить проблемы по отдельности.
И на этой ноте я жестом пригласила его покинуть мой дом. На следующий день позвонила мама и сказала, что они решили разойтись, и попросила, чтобы я никому об этом не говорила. Они будут жить в отдельных квартирах, но по-прежнему будут вместе посещать общественные мероприятия, включая богослужения, потому что не хотят потерять хорошее положение в церкви. По ее голосу было слышно, что она очень рада воплотить этот новый план в жизнь. Она сказала, что чувствует себя прекрасно.
– Ну, что ты думаешь? – спросила она.
– Ты вернула папе ноутбук? – единственный вопрос, который меня волновал.
– Ну, Карин. Ты же знаешь, что твой отец управляет нашими инвестициями со своего компьютера. Мне пришлось его вернуть! Если бы что-то случилось и он бы не смог сразу отреагировать, мы могли бы обанкротиться!
– Ты же сама знаешь, что это чушь собачья, – возразила я. – Я просто не понимаю, почему ты не можешь уйти от него, мама.
– Ой, Карин, потому что он твой отец! – Поскольку на Криса больше нельзя было спихнуть вину, я оказалась следующей на очереди.
– Хорошо, тогда, мам, я выскажу тебе свое мнение, – ответила я. – Ты в очередной раз предпочла финансовое положение и репутацию в обществе своим детям, а теперь и внукам. Больше не обращайся ко мне за помощью. Мне надоело играть с тобой в эту игру, и я отказываюсь ввязывать в это собственных детей. – И повесила трубку.
Тридцать шесть часов спустя мама позвонила снова. Я спросила, не передумала ли она, но она заявила, что не понимает, о чем речь.
В следующие несколько месяцев оба моих родителя избегали любого прямого разговора о случившемся. Но я все еще надеялась, что смогу помочь им осознать серьезность этой ситуации и ступить на путь к исцелению, по отдельности, если не вместе. Я сказала, что они могут приходить в гости, если будут вести себя подобающим образом. Я приглашала их на футбольные матчи Хизер и предложила иногда ужинать вместе. Но я твердо оговорила, что никогда не оставлю дочерей наедине с ними, по очевидным причинам. Любые взаимодействия должны происходить на моих условиях. Никаких обсуждений. Я сказала, что не буду подыгрывать их последней фантазии об идеальных отношениях и участвовать в шоу на публику.
Как обычно, родители начали распространять слухи о том, что я выдумываю факты о последнем нашем конфликте, и утверждали, что я не разрешаю им видеться со своими детьми. При личной встрече они вели себя так, будто они ужасно уязвлены моим обидным и неуважительным поведением.
Однажды вечером, устав от того, что эта ужасная история повторяется снова и снова, я села за стол и написала длинное проникновенное письмо своим родителям. Я попросила прощения за то, что отправила его по электронной почте, но отметила, что мне было бы слишком тяжело передавать его лично и мне хотелось, чтобы они услышали то, что я хочу сказать, как можно скорее. Точно так же, как Крис почти за двадцать лет до меня, я объяснила, почему, по моему мнению, наши отношения находятся под угрозой полного уничтожения. Я очень тщательно подбирала слова и старалась, чтобы мой чистый и праведный гнев был уравновешен состраданием и логикой.
Вы оба меня очень расстраиваете. Тот факт, что вы не провели ни минуты с Хизер и Кристианой за последние три месяца, ужасает меня, а еще хуже то, что вы, как обычно, перекручиваете факты в своем сознании, считая, что это моя вина, не обращая внимания на то, что это выбор, который вы сделали посредством своих собственных действий. Я попытаюсь еще раз все вам объяснить по буквам. Но, честно говоря, сейчас мне кажется, что это излишнее и утомительное занятие, ведь я знаю, что, скорее всего, никакого толку от него не будет. Вы доказали, что не можете внимательно рассмотреть себя в зеркале и наконец-то принять на себя ответственность за решения, которые вы принимали на протяжении последних сорока с лишним лет и которые привели к тому, что ваши дети испытывают такие чувства. Вы будете убеждать себя, и друг друга, и друзей, и прихожан своей церкви, и своего Бога, что мы всего лишь неблагодарные дети, которые вычеркнули вас из жизни своих семей без всякой причины, что вы встревожены, сбиты с толку и так сильно обижены из-за того, что с вами так поступили, и что это наверняка как-то связано с деньгами. Или вы решите списать мое огорчение на «эмоциональное состояние после родов». Это просто нелепо.
Я приложила к каждому личные письма, перечисляя случаи из далекого и близкого прошлого в отчаянной попытке установить связь на том уровне, который позволил бы хоть немного примириться, что казалось возможным столько раз до этого. Затем мое письмо продолжалось:
Теперь, спустя все эти годы, вина лежит на вас обоих в равной степени. Вы оба могли изменить поведение, и не раз, но вы решили этого не делать… Меня всегда поражало, хотя и не удивляло, что потеря Криса не смогла вернуть вас к реальности и привести к пониманию, что наше детство все же на самом деле было очень жестоким, негативно драматичным, лживым и стрессовым, и эти факты вы часто игнорируете. Мы всегда понимали и ценили то хорошее, что вы как родители дали нам, но каким-то образом в вашем сознании это перечеркивало справедливость наших чувств по поводу плохих моментов. Любые наши попытки честно обсудить это с вами, пусть в тот момент времени и казалось, что перелом возможен, всегда предсказуемо сопровождались язвительными комментариями о том, что мы избалованные, тяжелые в воспитании дети, или у нас просто искажены воспоминания, и вы, конечно, такого не помните.
Восемь детей запомнили все именно так.
Ваш отказ признать это и продолжение того же драматичного отрицательного витка оттолкнули от вас ваших детей и внуков. Никто и не ожидает, что прошлое можно будет переписать. Мы просто не хотим, чтобы оно повторялось снова, снова и снова, и мы не хотим, чтобы оно негативно влияло на наших детей…
Мне очень грустно, что я не могу спокойно позвонить вам и сказать, что лечение Кристианы так хорошо продвигается, попросить вас приехать поскорее, чтобы вы увидели, как она переворачивается, услышали, как она говорит, или посмотрели, как мило она сидит в своем стульчике, ест хлопья и даже пьет из чашки. Вы должны присутствовать на футбольных матчах Хизер, и у вас не должно возникать необходимости идти в школу, чтобы вручить ей подарок.
На этом я закончу. Крис однажды рассказал мне о письме на пяти страницах, которое он написал вам обоим в последней отчаянной попытке заставить вас понять его чувства. Его надежды на то, что все эти усилия будут оправданы – что он изольет душу, что он вернет на передний план свои мысли, которые он надежно прятал на задворках сознания, – были потеряны, когда единственный ответ, который он получил от вас, была саркастическая открытка с горнолыжного курорта… Вот тогда вы потеряли его навсегда. Я надеюсь, что вы больше не повторите этот выбор.
Пожалуйста, ПОСЛУШАЙТЕ И УСЛЫШЬТЕ!!! С любовью и надеждой, Карин.
Вскоре после этого я получила ответ:
Карин.
В течение некоторого времени ты необычайно мало с нами общаешься. На самом деле эта тенденция к изоляции значительно усилилась как минимум за два года до наших нынешних разногласий. Твое запоздалое обращение к нам лишь усугубляет и без того плачевную ситуацию.
Дальше они использовали различные формы коммуникации: иногда в мирном и любящем тоне, выражая огорчение по поводу нашей эмоциональной отдаленности и протестуя против того, что я отвергла их попытки наладить отношения; иногда с сарказмом и гнусными угрозами, уверяя меня, что из-за своих «презренных» действий я лишаю Кристиану будущего, уничтожая ее возможность унаследовать их деньги.
В конце они всегда выражали одно и то же чувство – что, несмотря на то, как я с ними обращаюсь, они продолжат молиться за меня, чтобы я нашла путь к Божьей милости в надежде, что Он помилует мою душу, и что они будут ждать с любящими сердцами и распростертыми объятиями, когда я осознаю неправильность своего пути.
Я обратилась к своей вере и к своему сердцу. Я думала о Крисе и о той ответственности, которую я ощущала за то, что осталась в живых. Но это обязательство – этот инстинкт – сместился с роли дочери на роль матери и сестры.
Я думала о важности правды.
Я думала о смысле того, чтобы делиться счастьем.
Вот так война подошла к своему концу.
Эпилог
Пусть ваша жизнь станет противовесом, который остановит машину. Все, что я должен делать, – это как минимум не поддаваться тому злу, которое я осуждаю.