Мы с Крисом наконец-то пришли в общественный зал, где пахло пончиками Krispy Kreme, – это была моя любимая часть походов в церковь. Крис протянул мне две десятицентовых монеты, как обычно делала мама. Я положила их в зеленую пластиковую корзину и достала из коробок со сладкой вкуснятиной один с корицей и один в сахарной пудре. Когда я поочередно откусывала от обоих пончиков, чтобы добиться идеального сочетания, я услышала, как другие родители спрашивают Криса, где наши.
– Ой, мы сегодня с друзьями, – ответил он одному из них. – Их нет в городе, мы пришли с соседями, – сказал он другому.
Те с улыбкой сказали: «Что ж, передавайте родителям привет».
Мы надели куртки и выдвинулись домой.
– Хочешь пойти через лес? – спросил Крис. Именно этого я и хотела. Сделав крюк по дороге домой, мы задерживались хотя бы на время. К тому же Крис всегда подбадривал нас, когда мы были в лесу. Больше всего он любил, когда наша семья отправлялась в поход по Шенандоа, и он часто придумывал для пейзажей такие подписи, будто готовил фоторепортажи для журнала National Geographic. Крису нравилось рассматривать разные виды растений, животных и насекомых, которых он раньше не видел на тропе, и показывать те, которые узнавал. Ему нравилось прогуливаться вдоль небольших ручьев, слушать, как журчит вода, и искать водовороты, где можно понаблюдать за пескарями, снующими среди камней.
Во время одного похода в Шенандоа, когда мы отдыхали у водопада, ели батончики из гранолы в шоколаде и смотрели, как вода бьется о камни внизу, он сказал: «Видишь, Карин? Это чистота природы. Она может быть суровой в своей честности, зато она никогда не врет».
Казалось, что комфортнее всего Крису на открытом воздухе, и чем дальше от типичного окружения и темпа нашей повседневной жизни, тем лучше. Наши родители никогда не ссорились по пустякам, когда мы всей семьей отправлялись в поход или на кемпинг, однако было непривычно обходиться целую неделю без их ссор, которые ввергали их в негативное состояние опустошения и отчаяния. Создавалось впечатление, будто в отсутствие другого выбора, кроме как сосредоточиться на природе, все становятся сосредоточенными и умиротворенными. Внимание наших родителей было направлено на поиск следов пожара на деревьях, на то, чтобы не сбиться с тропы, на раздачу спреев от насекомых, батончиков, бутербродов и леденцов через определенные промежутки времени, а также на поиск лучшего места для того, чтобы разбить палатку до наступления темноты. Они научили нас, как правильно зашнуровывать походные ботинки и правильно подбирать носки, чтобы не повредить ноги. Они показали, какие листья безопасно использовать вместо туалетной бумаги, а какие наверняка в будущем доставят много неприятностей. Мы узнали, как очищать воду для употребления, если найти безопасный источник не удается, и как сберечь ту чистую воду, которая у нас остается.
По ночам мы собирали камни, чтобы сложить из них кольцо вокруг костра, сухие дрова и длинные веточки, чтобы запекать зефир и делать «сморы»[6], которые мама всегда носила в рюкзаке. Папа пел глупые, бессмысленные песни, от которых мы смеялись, и рассказывал о звездах. «Ну, давай, папа, – умоляла я. – Ты столько всего знаешь о космосе, расскажи, существуют ли инопланетяне? Ну пожалуйста!» Папа загадочно улыбался и уклончиво отвечал: «Космос огромен, Карин. Мы смогли исследовать лишь крошечную его часть. Может быть, они действительно существуют, а может быть, и нет. Может быть, они живут среди нас, а мы даже не знаем об этом!»
Позже мы с Крисом сворачивались калачиком в палатке, забравшись в охотничьи спальные мешки зеленого и темно-синего цвета с мягкой подкладкой. На ней был узор из уточек. В особенно холодные ночи мы застегивали их вместе, и Крис шептал: «Карин! Ш-ш-ш. Послушай… Я почти уверен, что снаружи палатки ходит инопланетянин». В зависимости от настроения и уровня шума в лесу я либо впадала в панику, либо смеялась.
Хотя дорога от церкви до лесной рощи была совсем не похожа на Шенандоа, Крис извлек из нее максимум пользы. Он рассказал мне о разных деревьях, и мы собирали листья, упавшие с каждого из них. Мы искали пустые панцири цикад, которые пели нам все лето. Жуки всегда забирались на деревья, прежде чем сбросить кожу для новой жизни. Нам нравилось рассматривать их старые доспехи, сваленные в кучу на земле.
Несколько недель спустя папа уехал по делам. Его не было пару дней, и в доме поменялась атмосфера, напряжение спало настолько, что оно стало едва ощутимо. Мы с мамой испекли шоколадное печенье, и я тайком откусила кусочек теста, хотя она предупредила меня, что это вредно.
– После того как печенье будет готово, – объявила мама, – мы отправимся на небольшую охоту за домом.
– В каком смысле? – спросила я.
– Мы найдем место, где можно поселиться втроем.
– Без папы? – спросил Крис.
– Да, без папы. Только мы втроем. Я хочу вытащить нас отсюда. Мы не должны больше так жить.
Мы с Крисом вытаращили глаза и обменялись взглядами. «Наконец-то!» – подумали мы, но ни один из нас не осмелился произнести это вслух.
– Я была у адвоката, – продолжила мама. – Я хочу уйти от вашего отца.
С теплым печеньем в руках мы забрались в «Субурбан» и поехали по городу, с нетерпением ожидая увидеть таблички с надписью «Сдается в аренду» перед домами поменьше на улицах, расположенных достаточно далеко. Крис сел впереди. Он записывал номера телефонов и рассказывал о друзьях, живущих неподалеку от того или иного места.
– Смотри, мам, здесь есть качели! – я указала пальцем.
– А здесь есть баскетбольное кольцо! – сказал Крис, когда мы проезжали мимо другого.
– Посмотри на эту клумбу, – сказала мама, качая головой. – Что за несуразица! Можно оживить ее и посадить несколько петуний.
Перед следующим домом она сказала: – Знаю, что выглядит он не очень, но представьте, что с ним можно сделать! Нужно только нанести свежий слой краски на оконные рамы, двери, возможно, на ставни. Дом заиграет новыми цветами, и мы заполучим его по выгодной цене.
Она выглядела сильнее с каждым километром. Глаза и плечи приподнимались, а в голосе слышалось возбуждение, когда она рассказывала о встрече с адвокатом Дорин Джонс.
Когда мы вернулись домой, Крис сложил своих армейцев так, чтобы их было легко собрать, а я разложила мягкие игрушки. Блокнот с номерами телефонов арендодателей лежал рядом с телефоном, с мамиными пометками о том, кому она оставила сообщение. Когда папа вернулся, мама сказала ему, что разводится с ним и что мы втроем переезжаем. Завязалась грандиозная ссора, и папа избил маму скорее словами, чем руками: «Ты такая тупая, Билли! У тебя даже нет высшего образования. Я уж позабочусь о том, чтобы ты не нашла хорошую работу, а сама ты ни за что не вытянешь детей одна!» Он счищал с нее все сильные стороны, пока не обнажилась ее неуверенность в себе. Затем он преподнес соль в банке из-под сахара. Он подарил маме дорогой сувенир из поездки, и она все забыла.
В следующий раз, когда папа уехал, мы снова отправились на поиски дома. И еще раз после этого. Дорин говорит это, Дорин говорит то – мама то и дело щебетала о последней встрече с адвокатом. С каждой поездкой Крис проявлял все меньше интереса к записи телефонных номеров арендаторов, пока совсем не перестал брать с собой блокнот.
К тому моменту я уже теряла терпение из-за маминой нерешительности. Я упаковывала в маленький красный виниловый чемоданчик предметы первой необходимости: любимую пижаму и мягкие игрушки, пару упаковок печенья Pop-Tarts и объявляла, что ухожу. Я доходила до конца улицы, а потом понимала, что за мной никто не идет. Тогда я возвращалась домой, но не заходила внутрь, а забиралась в «Субурбан» и лежала, пока кто-нибудь за мной не выйдет. «Если бы я умела водить, – возразила я, – то уже уехала отсюда».
Иногда мама дольше сохраняла свой настрой развестись с папой, и нас с Крисом вызывали на беседу с обоими родителями, чтобы обсудить важные вопросы. «Оба скажите, с кем вы хотите жить. Нам нужно знать это прямо сейчас», – говорили они. Ответить правильно было невозможно. Выбранный родитель самодовольно смотрел на другого, торжествуя, а тот кричал на Криса и меня за то, что так жестоки и неблагодарны, ведь они стольким пожертвовали ради нас. Этот призыв явиться и принять решение звучал часто и всегда заканчивался одним и тем же.
Но когда мы повзрослели, а бомба развода была запущена в воздух, мы поймали ее и сохранили в живых, перебрасывая ее из угла в угол. Мы обсуждали вслух с родителями, какая это замечательная идея, по нашему мнению, подталкивая их наконец довести дело до конца и облегчить всем жизнь этим взрывом. Все это время продолжались поиски дома. Со временем мы с Крисом стали относиться к поездкам по городу именно как к поездкам по городу. А когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы одним оставаться дома, мы вообще отказывались от этих поездок.
– Ладно, дети, я скоро вернусь. Я видела несколько отличных вариантов в Мантуе. Вот увидите! – мама была в восторге, хотя мы ее уже не слушали.
Моя старшая сестра Стейси всегда говорила, что ее жизнь началась в тот день, когда Марсия забрала ее с братьями и сестрами у Уолта. У них было не так много денег, а Уолт не всегда выплачивал алименты. С той дистанцией, которую Марсия установила между ними и Уолтом, он потерял над ними контроль, а деньги остались единственным оставшимся оружием против бывшей жены. Марсия трижды связывалась с властями, чтобы снова получать от Уолта деньги.
Помимо дохода от работы Марсии, они жили на пожертвования от друзей по церкви и родственников, которые помогали им сводить концы с концами. «Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть», – писал Теодор Рузвельт, и эта цитата вдохновляла Марсию в самые трудные годы. Родители Уолта присылали подарки на день рождения и Рождество, а также одежду для школы перед началом учебного года. Дома у семьи Уолта было невесело, но благодаря музыкальным и академическим талантам самого Уолта считали безупречным, особенно его мать Маргарет, которая, говорят, души в нем не чаяла. Но как бы она ни была верна Уолту, даже она видела, что ее сын поступал неправильно с первой женой.