С Имраном поступили вообще по беспределу. Мальчик всего-навсего хотел покататься на машине. Зашел к одному местному и вежливо попросил тачку на денек-другой. А чтобы тот не подумал чего дурного, достал из кармана ножик и предъявил. Мужик все понял правильно и без звука отдал ключи. Вечером Имранчик собрался с друзьями на дискотеку, но оказался в каталажке. В итоге схлопотал четыре года тюрьмы за вооруженный грабеж. Башира и еще кое-кого из числа недавно приехавших «узников совести» и «жертв тоталитарного режима» вызвали куда надо и доходчиво объяснили, что граждане страны чувствуют себя в безопасности вовсе не из-за того, что их некому обидеть, а потому, что есть кому защитить. Заодно уведомили, что не имеют ничего против обычаев и религиозных убеждений приехавших, но категорически не одобряют такой элемент их национальной одежды, как огнестрельное и холодное оружие. Предупредили, что за это полагается статья уголовного кодекса, и даже зачитали ее. Вскоре выяснилось, что здесь вообще ничего нельзя, ни держать дома рабов, ни ставить на бабки лохов, ни просто немного пострелять из станкового пулемета по случаю праздника или в соседа. Кое-кто из соплеменников Башира плюнул и съехал из этой душной страны. Оставшиеся принялись, каждый по-своему, выживать, кто-то понемногу торговал наркотой, кто-то буквально тырил по карманам мелочь, некоторые вообще опустились настолько, что даже стали работать. Башир назначил себя главным над вновь приехавшими, объявил угловой столик в кебабной своей штаб-квартирой и принялся жить бедно, но нечестно. Дорога назад в Россию была заказана, там его ожидал серьезный срок. О переезде куда-нибудь по соседству тоже не стоило мечтать, выехавшие раньше соплеменники уже успели обжиться, так что свободных вакансий не ожидалось. Как говорится, пиво кончилось, ресторан закрыт…
Перед выездом с грунтовки на шоссе их остановили. Полицейский, высоченный и широкий, как двустворчатый шкаф, блондин, повелительно махнул жезлом. Ехавший первым Башир послушно притормозил и свернул к обочине, едущий следом джип повторил маневр. В России он, может, и не стал бы останавливаться в таком месте, но здесь пришлось. Местные полицейские шуток не понимали и, чуть что, запросто могли открыть огонь.
Постукивая жезлом по крупной ладони, полицейский подошел поближе и замер возле переднего бокового окна. Башир нажал на кнопку, матюгнулся, нажал еще раз. Стекло со скрипом опустилось немного и замерло. Блондин поднес ладонь к козырьку фуражки и что-то произнес. Не понявший ни слова из сказанного Башир на всякий случай преданно улыбнулся и замотал головой.
– Ни хрена не понял, начальник. – Краем глаза он увидел, как из стоящей у обочины машины с надписью POLITI на борту вышел еще один полицейский, габаритами и цветом волос удивительно напоминающий первого. Вышел и направился к джипу.
Полицейский сделал знак, и он, кряхтя, вылез из машины. Тот указал жезлом на багажник, и Башир, все поняв без слов, тут же открыл его. То же самое происходило и с джипом. Полицейский «номер два» заглянул внутрь багажника и, оглушительно захохотав, что-то сказал напарнику.
– Sportsmen? – спросил тот, и Башир закивал головой:
– Спортсмены, спортсмены, – попытавшись при этом изобразить что-то то ли из гольфа, то ли из водного поло.
Сидевшие в кустах напали настолько неожиданно и действовали так быстро, что ни сам местечковый авторитет, ни его команда так ни черта и не поняли. Всех пятерых быстренько скрутили, затолкали в подошедший микроавтобус и увезли. О джипе с «Тойотой» тоже не забыли. «Полицейские», посмеиваясь, сели в свой автомобиль и укатили. Через минуту на дороге не осталось никого и ничего, напоминающего об этом маленьком дорожном происшествии.
– Сколько еще ждать? – Грек посмотрел сначала на часы, потом вопросительно на меня.
– В России принято не больше пятнадцати минут. Опоздавший на «стрелку» больше этого времени автоматически считается сразу во всем виноватым и загружается по полной, – провел я ногтем большого пальца по собственной шее. – В натуре.
– Очень интересно. – Грек опять глянул на часы: – Если мой хронометр не врет, наш новый восточный друг уже двадцать минут как нам по жизни должен.
– Ах, вот так, ну, тогда поехали, у нас еще дел по горло и выше.
– А Башир?
– Почему-то мне кажется, Толян, что больше он нас не потревожит.
– И почему тебе так кажется?
– Ты свой, в смысле, мой номер на «живность» проверял?
– Естественно.
– Что-нибудь обнаружил?
– Обнаружил.
– Избавился?
– Нет, конечно, ты же сам запретил.
– Вот вам, молодой человек, и ответ на вопрос.
– У нас завелись друзья? – хмыкнул Грек.
– Против нас, сам понимаешь, работают профессионалы.
– И не одна команда.
– Минимум две, согласен. Одна из них наняла этих красавцев, вторая тут же убрала, чтобы не болтались под ногами.
– Если так, что мы здесь делаем?..
Часть четвертая
Двое в комнате, тихая музыка за окном, приятный полумрак, прямо романтический эпизод из любовного романа. Но никакой романтики не было и в помине. Скорее даже наоборот: жестокий прагматизм и предельный цинизм.
– Пожалуй, я все-таки включу свет.
– Не надо, Назим, глаза побаливают. Кстати, у меня для тебя новость.
– В последнее время что-то они меня не радуют.
– Эта обрадует.
– Тогда слушаю.
– Радкин, судя по всему, разыскал изделие. – Сказавший это вольготно развалился на диване и забросил ноги на стоящий рядом стул.
– Это действительно хорошая новость. – Назим встал с кресла, подошел к окну и выглянул наружу. – Когда вы собираетесь?..
– Завтра.
– Мои действия?
– Будешь со своими людьми неподалеку. Я все-таки надеюсь, что он отдаст его мне.
– А если нет?
– Тогда в дело вступишь ты. Как только заберем изделие, я сразу же уеду. Ты немного посторожишь его, потом передашь одним людям, у них есть к нему вопросы.
– Потом?
– Потом тоже уезжаешь, послезавтра с утра мы встречаемся…
– Нет.
– Что нет?
– Не пойдет, мы уедем из гостиницы вместе.
– Ты что, не веришь мне, Назим?
– Когда речь идет о таких деньгах, лучше не рисковать. Уедем вместе.
– Это рискованно, там может появиться кто-нибудь из резидентуры.
– Их проблемы.
– Ну и что ты предлагаешь?
– Мы получаем изделие, потом я задаю ему нужные вопросы и закрываю тему.
– Ты что, хочешь завалить его прямо в гостинице?
– Другого выхода нет.
– Погоди! – Человек на диване взял телефон, набрал номер и принялся о чем-то беседовать на беглом английском. Его собеседник изо всех сил пытался хоть что-то понять из разговора, но без особого успеха.
– Ну что?
– Порядок, они тоже там будут.
– Не боитесь, что эти ребята все переиграют?
– Бояться нечего, они тоже в доле.
– Вся сумма лучше, чем доля.
– Не беспокойся, я подстраховался.
– Как хотите, но свои полтора «лимона» я по-всякому выгрызу, даже если придется уложить всех в этой долбаной гостинице. – Если честно, Назим еще не решил, оставлять ли в живых своего компаньона или вальнуть завтра перед уходом.
– Считай, что они уже у тебя в кармане. – В свою очередь, его компаньон ничуть не колебался касательно самого Сулейманова. Завтрашний день при всех раскладах должен был стать для него последним. Когда на кону такие деньжищи, мучительно хочется сократить число пайщиков до минимума.
– Вот когда буду там, тогда и сосчитаю.
Глава 23Рубка за бабки
Вот они, «Четыре орла». За шестьдесят с лишним лет деревья у могилы полковника Греннинга выросли в два человеческих роста, может, даже больше, и в любой, пусть даже самый жаркий день в их тени прохладно. Достойное место для упокоения достойного человека, пожелавшего даже после смерти «поучаствовать в драке». Уважаю таких.
Немного постоял, вслушиваясь в тишину, потом поправил специальные окуляры и двинулся к могиле. Предстояло заняться тяжелой атлетикой. Помнится, старый Стен упоминал о том, что приподнять плиту не каждому под силу, но Ник как-то смог справиться в одиночку, значит, и у меня должно получиться.
«Четыре орла»… Знаете, как я догадался о том, что именно под ними спрятано изделие? Вернее, сам я не догадался, мне помог в этом Славик, совершенно того не желая. Оказывается, перед тем как угодить в лапы местной контрразведки, Ник произнес «целую речь, можно сказать, озвучил» плач Ярославны для домофона с оркестром. Действительно, получилась какая-то ахинея, типа «обложили орла сизокрылого», «обрезали крылья орлиные», «отлетался орел», «отпел песню орлиную».
– А дальше? – спросил я, на всякий случай замахнувшись.
– А дальше он так спокойно сказал: «Привет» и отключился, – с готовностью ответил этот засранец. – Пожалуйста, не бейте меня!
Получалось, что Ник четыре раза упоминал об орлах. Именно поэтому я едва не проглотил свой бокал, когда услышал о тайнике в могиле и ее названии…
Я взялся за головы двух орлов и попытался приподнять плиту. Плита громко хрустнула, позвоночник не сдвинулся ни на миллиметр, в смысле, наоборот. Выпрямился, потряс руками и пошел на второй подход. Устроился поудобнее и потянул за головы птиц вверх, стараясь работать не только руками, но и подключить мышцы ног и спины. От напряжения даже застонал сквозь зубы. Сначала мне показалось, что у меня отрываются по швам руки, потом раздался щелчок, я потянул вправо, и плита с легким жужжанием отошла в сторону. Прав был Стен, так боящийся расстроить собственную жену, местные мастера свое дело знали.
Перевел дыхание и заглянул вовнутрь. Тубус с изделием, из-за которого перебили уйму народу, стоял у стеночки. Вытер пот со лба, пару раз щелкнул ногтем по микрофону и услышал два ответных щелчка в наушниках. Быстро вернул плиту на место и, пригнувшись до земли, заспешил прочь. Грек ни в коем случае не мог ответить сдвоенным щелчком, значит, со мной общался кто-то другой, а с самим Толей произошло… Даже не хотелось думать, что именно…