– Иди, иди, – беззлобно бросил я, отложил в сторону книгу и принялся ожидать «продолжения банкета».
А оно было неизбежным. Произошла небольшая накладка, такое случается, но отдуваться за нее на этот раз уж точно придется лично мне. Сказано же было господину Малкину подготовить для меня скромный гардероб и сумку. Подготовил, вот только сумка оказалась для тубуса маловата.
– Не беда, – бодро молвил он и тут же предложил мне свою собственную, Louis, блин, Vuitton, эксклюзивный небось образец ручной, не иначе, работы.
Народ на вокзале, естественно, особого внимания на нее не обратил, такие баулы Made in China сейчас продаются на каждом углу и недорого. А вот специалист мгновенно бы понял, что при мне находится аксессуар стоимостью тысяч в пятьдесят. В евро. Юноша с бойкими глазами, по ходу, в таких вещах разбирался.
Ко мне подошли как раз в тот момент, когда милый девичий голос принялся объявлять о начале посадки на мой рейс. Трое в одинаковых мышиного цвета ансамблях – старший лейтенант, старшина и просто сержант, молодой парень, видимо, только-только из армии.
– Старший лейтенант Кавалев. – Тучный усач небрежно бросил руку к козырьку. – Попрошу документы.
– И приготовьте к проверке багаж, – пробасил из-за его плеча старшина, краснолицый здоровяк с глазами навыкате.
– С чего все-таки начнем, – поинтересовался я, – с документов или багажа?
– Слишком умный, да? – нервно спросил третий служивый, тощий, неопрятный и вихрастый. Отстегнул от пояса дубинку и принялся нервно постукивать ей по ладони.
– В чем дело, лейтенант, – хмуро поинтересовался я, – в городе объявлен план «Перехват»?
– Я – старший лейтенант, – поправил меня он. – Документы, пожалуйста.
– Не понимаешь, да? – влез опять третий. Его, видно, часто и по делу били в детстве и юности, потом обижали в армии. Теперь он хотел быть опасным.
– Уговорили, – хмыкнул я. Сунул руку в правый (главное в таких случаях, точно помнить, какой из документов в какой карман кладешь, навык приходит с опытом), достал документ и предъявил в развернутом виде.
Сержант протянул поверх плеча начальника руку и потянулся.
– Руки!.. – в один голос гаркнули мы со старлеем.
– Теперь, что касается багажа… – начал я.
– Виноват, товарищ полковник, – смущенно проблеял усач, – информатор сообщил…
– Так это был информатор, – улыбнулся я. – Ну, тогда совсем другое дело. А я было подумал…
– Информатор, товарищ полковник, – с готовностью подтвердил старший наряда. – Даже и не сомневайтесь.
– Теперь не буду, – по-доброму улыбнулся я и повернулся к самому молодому: – Кто такой?
– Сержант Козихин, – пискнул он и попытался распрямить плечи.
– Что пишут из дома, Козихин, как урожай? – продолжил притворяться отцом-командиром я.
– Нормально, – ответил он и густо покраснел.
– Очень хорошо. – Я снова нахмурил брови: – А кто учил вас, Козихин, направлять оружие в живот гражданам?
– А… – опешил он и, смущенно пробормотав: – Виноват, товарищ полковник, – убрал автомат за спину.
– Еще как виноват, – согласился я. – А в целом… Значит, агентура работает, лейтенант?
– Так точно! – преданно глядя мне в глаза, гаркнул тот. – Работает отлично. – На сей раз и не подумал напоминать мне, что он все-таки старший лейтенант. Чтобы ненароком не заделаться младшим.
Согласно документу прикрытия, на который и был куплен билет, я был полковником Главного управления собственной безопасности МВД и носил красивую фамилию Краснов. Уверен, в этой организации действительно трудится человек с такой фамилией и именно в этом чине. Не удивлюсь, если он даже немного на меня похож. А еще я знаю твердо, что этот документ действительно выписан в МВД по распоряжению его первых лиц. Иначе не бывает.
То-то эти трое так задергались. Если бы я приказал им прямо здесь исполнить на три голоса «Мурку» или станцевать танец маленьких лебедей, исполнили бы в лучшем виде, на радость всем. Желающих, знаете ли, «бодаться» с организацией, которую я как бы представлял, в полиции очень мало. Гораздо меньше, чем желающих служить честно, во многие разы.
– Ладно, – наконец произнес я, – с агентурой у вас, как посмотрю, порядок, работает исправно. А как у вас, ребята, обстоят дела с физической подготовкой?
– Нормально, – ответил старшой. – В смысле, хорошо обстоят.
– Да ну? – удивился я. – И у тебя лично?
– Так точно!
– Ну, тогда… Бери, старлей, мою сумку, и пошли. Проводишь меня до вагона, а по дороге немного поговорим. Кто у вас тут, кстати, начальник?
– Мустафин.
– Это который?
Он действительно допер сумку до вагона, аж весь взмок. Потом занес ее внутрь и аккуратно поставил под сиденье. Я вышел на перрон, он следом за мной.
Не считайте меня зажравшимся барином, просто если сумку человеку к вагону с почтением несет мент из линейного отдела, это означает, что трогать ее никому и ни в коем случае нельзя. Или вы действительно думаете, что ворье на железной дороге работает исключительно на свой страх и риск?
– Какие еще будут распоряжения, товарищ полковник? – Старлей вытер кепкой трудовой пот со лба и вытянулся в струнку.
– Никаких, – безмятежно ответил я. – Свободен. – И тонко пошутил: – Пока.
– Есть! – Он приложил лапу к уху, лихо развернулся, почему-то через правое плечо, и ушел на фиг строевым шагом, совершенно искренне счастливый, как человек, угодивший под самосвал, но оставшийся в живых.
Поезд набрал ход, застучали колеса, замелькали огни за окошком. В дверь купе робко постучали.
– Да! – гаркнул я, не выходя из образа великого и ужасного.
– Не желаете чаю? – Проводница поправила форменный кителек и очаровательно улыбнулась. – Или, может, чего покрепче?
– Постелите постель, – распорядился я. – Потом принесете чай с лимоном.
– Да, конечно.
– Через двадцать минут я лягу спать. Предупредите всех, если кто вздумает шуметь, до Москвы не доедет, будет ночевать в КПЗ на первой же станции, – сурово добавил я. – Ко мне в купе никого не подселять. Все понятно?
– Понятно, – нервно поправила прическу проводница. – Не беспокойтесь.
– А я и не беспокоюсь.
Лег на диван и провалился в сон, совершенно не беспокоясь о судьбе сумки подо мной. Ничего такого с ней не случится, потому что…
Почему «потому что», я понял только несколько часов назад и всерьез засобирался кое с кого за весь этот «цирк лилипутов» спросить. Так сказать, без скидок на возраст и революционное прошлое.
Глава 32И болван с болваном говорит…
Я вылез из-под земли на Маяковке, свернул налево и немного прошелся пешком до Малой Бронной. Зашел во двор, подошел к одному из подъездов и набрал комбинацию цифр на домофоне.
– Кто там? – прозвучал озабоченный голос Сергеича.
– Испанская инквизиция, – любезно пояснил я. – Открывай, старче, и молись, как Дездемона перед Гамлетом.
Вошел в подъезд и, проигнорировав лифт, поперся с сумкой на четвертый этаж. Не успел дотронуться до звонка, как дверь распахнулась.
– Проходи, Стас… – Сергеич вытер ладонь о краешек кухонного фартука и протянул мне. С опаской, всерьез, между прочим, ожидая, что я руки в ответ не подам. Руку я, конечно же, подал, но это ровным счетом ничего не значило.
– Здравствуйте, здравствуйте, дорогой товарищ. – Я прикрыл за собой дверь и деловито защелкнул замки. – Полковник, блин, Федор Сергеевич Кандауров… – Поставил сумку на пол и принялся расстегивать. – Выдающийся руководитель и друг… бывший.
– Ну зачем ты так, Стас, – пролепетал куратор, отступая в глубь коридора.
– Как ты думаешь, – угрюмо спросил я, – почему я не выбросил это в иллюминатор яхты или на ближайшую помойку в Питере?
– Теряюсь в догадках, – честно ответил тот.
Я достал из сумки тубус, взял его в руки и замахнулся.
– Стас, прекрати! – Сергеич выставил перед собой ладони. – Не надо!
– Ты знаешь, почему я только что не врезал тебе этой хреновиной по морде? – деловито поинтересовался я, ставя тубус в угол. – Если есть предположения, поделись.
– Думаю, из уважения к моему возрасту, – ответил он дребезжащим старческим голоском и ссутулил хилые плечи. Получилось не очень чтобы убедительно.
– Ответ неверный.
– Может, оттого, что я пока старше по званию, – продолжил Сергеич и добавил с ехидством: – Твое-то мы пока не обмыли.
– И снова неверно.
– Тогда не знаю.
– Я не врезал тебе исключительно из боязни получить сдачи, – признался я. – Как же ты мог? Я ведь тебе верил!
– А что я мог?! – вдруг заорал Сергеич. – Извини, Стас, нервы, – приобнял он меня мощной лапой за шею. – Что мы тут в прихожей орем, пойдем уже в квартиру. Там и поругаемся.
– Сделать меня «болваном» и ничего не сказать. Ну вы и суки! – Я уселся за стол в гостиной и полез за сигаретами.
– Ты уже завтракал? – заботливо спросил куратор, пряча глаза.
– Нет, а при чем тут завтрак?
– Тогда не кури натощак, – вдруг с неожиданной для своих лет резвостью выхватил он у меня сигарету.
– Ты что делаешь?! – озверел я.
– Натощак курить вредно, – заявил Сергеич, затягиваясь. – Сейчас сходишь, помоешься с дороги, и милости просим на кухню.
– С каких это пряников?
– С таких! – взревел он – С тульских! – Сгреб меня за шиворот и поволок в душ. – Иди, принимай водные процедуры, истеричка!
– Ну и что ты хотел… – Вытирая полотенцем голову, я вошел на кухню и обомлел.
Салат оливье, мой любимый, колбаска, сало, селедочка, вареная картошка в просторной, больше напоминающей тазик, миске. Огурчики, помидорчики, капусточка. Графин с соком и запотевшая литровая бутыль национального русского напитка, того самого, что и в тени всегда ровно сорок градусов.
– Садись, – придвинул мне табурет Сергеич. – Выпить-то хочешь?
– Хочу, – с достоинством произнес я, присаживаясь. – Только сначала ответь…
– Позавчера, – лаконично ответил старый головорез, наполняя емкости: большую рюмку и рюмку поменьше. – Догадки появились несколько дней назад, а узнал только позавчера.