– Передал её ответ Нехотейскому… – подхватил Константин.
– И стал ждать учителя в указанном месте, где убил его, и сбросил труп в реку! – закончил Руднев. – Ну что, пойдем?
– Куда? – опешил Черкасов.
– Как «куда»? – Павел помахал запиской. – Смотреть, что за домик себе нашел Нехотейский, и зачем?
– Ты не пойдешь никуда! Скоро совсем стемнеет, место там дикое, и без револьвера и пары городовых нечего туда соваться. Так что…
Договорить он не успел – к ним подбежал городовой, которого Константин днем просил присмотреть за домом Заварзиных.
– Беда, вашбродь! Пристав срочно к себе требуют! – выдохнул он.
– Какая беда?
– Жихарёвы утекли!
– Как?! Куда?! – третьим из уст Черкасова вырвалось слово, не делавшее чести выпускнику семинарии. – Я в часть! Павел! – он обратился к другу. – Иди домой! Встретимся завтра и продолжим!
Он побежал за городовым. Руднев остался один в сгущающихся сумерках. Он задумчиво посмотрел в сторону Большой Саратовской, которая вела к дому, а затем перевел взгляд убегающую вниз по холму Солдатскую.
Глава восьмая«Дерзкий побег и опасная прогулка»
Крики Богородицкого были слышны еще с улицы. Черкасов аккуратно, стараясь не привлечь к себе внимание начальства, прокрался в общий зал и расположился за спинами городовых с таким видом, словно он с самого начала здесь стоял. В центре помещения бесновался пристав. Перед ним, понурив голову, стоял недавно поступивший на службу городовой Перекопов, бывший унтер. За спиной Богородицкого чуть более расслаблено расположился Юрий Софронович, и взгляд, которым он сверлил подчиненного, был страшнее всех кар и ругательств, которые изрыгал из себя пристав.
После пары минут выслушивания тирады Богородицкого, Черкасов составил картину произошедшего. Гороховский обрабатывал подозреваемых, притомился, и решил дать им небольшую передышку на обдумывание своей незавидной участи. Следить за ними был оставлен Перекопов. Через пару минут, Сенька начал жалостливо просить воды. Перекопов смилостивился, но, когда он подошел к заключенным, Потап схватил его за горло так, что немаленький полицейский и пикнуть не смог.
– Пасть откроешь – он те шею свернет! – грозно прохрипел Сенька. – Выпускай, живо!
Вырубив Перекопова, братья выбрались во внутренний двор, прилегающий к пожарной части, разжились там телегой, выехали за ворота – и ищи их свищи!
Выговорившись (а точнее – накричавшись), Богородицкий изрек сакраментальное «Из-под земли мне их достаньте!» и удалился на служебную квартиру. Перекопов так и остался стоять посреди зала. Гороховский шагнул вплотную к нему, продолжая сверлить подчиненного глазами. Хотя Юрий Софронович был наголову ниже городового, бывший унтер ощутимо оробел и не смел опустить взгляд.
– Опосля с тобой поговорим, агнец… – прошипел квартальный, а затем развернулся к собравшимся городовым. – Чего встали? Пристава слышали? Чтоб к утру нашли!
Прыть, с которой те бросились вон из части, при других обстоятельствах Черкасов нашел бы комичной. Они остались вдвоем с Гороховским.
– А, Константин Алексеевич, – кивнул ему квартальный. – Хотели что-то добавить?
– Ни в коем случае! – Константин решил, что озвучивать открывшиеся ему обстоятельства сейчас будет крайне несвоевременно. Вряд ли в части ему сейчас выделят провожатого в дом на Солдатской. – Чем-то могу вам помочь?
– Да чего там помогать… Одна надежда у нас – найти по горячим следам. «Ибо Господь – судия наш, Господь – законодатель наш, Господь – царь наш; Он спасёт нас», – он махнул рукой и вышел. Черкасову тоже не было смысла оставаться в части одному, поэтому он решил отправится домой, проведав по пути Руднева. Вдруг тот еще не спит…
***
Руднев не спал. Но и дома его не было. Конечно же любознательная натура не дала ему спокойно вернуться и лечь спать. Стоило другу убежать, как Павел отправился по указаниям из записки в поисках убежища Нехотейского.
В идее своей он быстро разочаровался. Уже стемнело. Фонари в нижней части улицы отсутствовали полностью. Редкие прохожие окидывали учителя подозрительными взглядами. Вонючий пьяница даже увязался следом, но быстро рухнул в канаву перед одним из домов. Где-то брехали собаки. Несмотря на теплую августовскую ночь, зубы Руднева начали нервно постукивать. Несколько раз он был готов повернуть назад, но азарт и стыд за собственно малодушие каждый раз гнали молодого учителя вперед.
Дом отыскался относительно быстро. Он действительно стоял последним на улице, в нескольких десятках шагов от речки. Домишка плохонький – почти врытый в землю, весь неказистый. «Несолидно как-то», подумалось Павлу. Не удивительно, что Нехотейский так бесился – от лучшего в городе кафешантана до такой вот развалюхи.
Как и ожидалось, в окнах не горело ни единого огонька. Ворота и забор были на удивление крепкими, поэтому во двор заглянуть не удавалось. Простояв у дома несколько минут, Павел уже собирался развернуться и пойти обратно (навыками взломщика он все-таки не обладал), как вдруг со двора послышался скрип открываемой двери. В два прыжка, Павел оказался у ворот, силясь разглядеть, кто вышел из дома. Не видно было ни зги. Внезапно, калитка распахнулась, огрев Руднева по лбу, а затем могучие руки втянули его во двор. Учитель попытался дать отпор, но после могучего удара кулаком обмяк и потерял сознание.
Павел очнулся в полной темноте. Лежал он на грубом полу, а руки были связаны за спиной. Крайне противная на вкус тряпка плотно затыкала рот. Руднев от испуга чуть не задохнулся, судорожно пытаясь дышать через нос. Наконец, паника прошла. Учитель пошевелился, пытаясь сесть, но получилось у него не слишком успешно. Зато его ерзанье привлекло чье-то внимание.
– Глянь-ка, очухался! – раздался грубый голос из темноты.
– Лежи, соколик, и не рыпайся. Вздумаешь кричать – мигом кончим, – присоединился к нему еще один обитатель теней. Говорил он спокойно, не повышая голоса, но Руднев ни капли не сомневался, что угроза будет приведена в действие. Раздался скрип половиц, после чего тряпку у него изо рта вытащили.
– Вы кто? – осипшим голосом спросил учитель.
– Нет, милчеловек, это ты нам ответствуй: чьих будешь? – продолжил тот, что грозил убийством. – На легавого ты, вродь, не похож. Можь, кадет?
– Кто? – не понял Павел. – При чем тут кадеты? Я, вроде, по возрасту не гожусь, да и не в форме…
– Вот артист! – хохотнул первый.
– Цыц, Потап. Ладно, не легавый. Чего ж тогда толокся у дома, а?
– Я… – замялся Павел. – Гулял. Заблудился немного.
Потап опять рассмеялся в темноте.
– Ты горбатого тут мне не лепи, гуляка, – не поддержал веселья собеседник. Руднев уже понял, что из двоих его тюремщиков этот был главным. – Тебя из окошка хорошо было видно, как ты тут ходил, разнюхивал. Так что, расскажешь? Аль помочь тебе?
«А что я теряю?» – подумал Руднев.
– Я здесь из-за Нехотейского. Я коллега его, из гимназии. Нашел записку, где он на этот дом указывает. Думал, может помогу чем расследованию?
– Вот, курва! – ругнулся Потап. – Слышь, Сенька, он даже дохлый продолжает гадить!
– Помолчи! – шикнул главарь. – Не верю я тебе, милчеловек, ну да не важно это. Слухай сюда. Крови на нас нет, и брать грех на душу мне не охота. Но будешь ерепениться – не обессудь. Коль жизнь дорога – делай, как я сказал. Посиди денек тут с нами, тихо. Потом отпустим. Понял?
– Предельно! – не покривил душой Руднев. Вновь раздался скрип половиц. Павел понял, что сейчас кляп вернут на место, и поспешно спросил: – Так вы братья Жихарёвы? О вас весь город гудит, что мол вы Нехотейского убили!
– Вот, значит, как? – голос Сеньки прозвучал недобро.
– Ага, – Руднев осознавал, что подбирать слова нужно очень аккуратно, поэтому продолжил. – Но вы сами мне только что сказали, что крови на вас нет. То есть, вы его не убивали?
– Вот те крест! – пробасил из темноты Потап. – Нам это ни…
– Пасть закрой! – рявкнул Сенька. – А чего такой любопытный, учитель?
– Да понять пытаюсь, как вы в его доме оказались?
– Не его это дом, а наш! – зло прошептал Жихарёв. – На шкиц тянуло твоего Нехотейского. Таких к себе домой солидный господин таскать не будет. Вот и башлял он, за хазу и девок. Должок за ним вырос. Так что сам покумекай, живой он нам нужен был. А теперь – цыц!
И кляп вернулся на место.
***
Руднев пытался дремать, но ничего из этого не вышло – мешали путы и кляп. Он не знал, сколько прошло времени, пока не увидел, как сквозь прикрытую дверь в соседнюю комнату начинает слабо пробиваться свет. Павел понял, что сидят они в сенях, чтобы не маячить перед окнами. Здесь все еще царил полумрак, но Руднев уже мог разобрать очертания Жихарёвых у противоположной стенки. Сенька дышал мерно, привалившись к углу – видимо, дремал. Глаза Потапа поблескивали в полутьме, значит учитель оставался под присмотром.
У Руднева было столько же оснований верить братьям, сколько у них – его истории. С другой стороны, врать братьям тоже было незачем. А вот в то, что его действительно отпустят, Павел не верил. В лучшем случае, оставят здесь, с кляпом и веревкой, а там уж выберется, или умрет от удушья или голода – уже не их забота. Значит, нужно было придумать, как бежать. К сожалению, все козыри были на руках братьев. В честной драке он их не одолел бы и один на один, а уж пытаться справится с двумя, пока руки связаны за спиной – и думать нечего. Перехитрить? Но как? Вряд ли они согласятся еще раз достать кляп, да и в голову ничего не шло. Оставалось рассчитывать либо на честность бандитов, либо на проведение.
Проведение, в лице квартального надзирателя Юрия Софроновича Гороховского, оказалось быстрее. Дверь в сени распахнулась после могучего пинка. На пороге возник Гороховский с револьвером в руке. Дремавший на лавке Сенька вскочил, заспано моргая, но Потап, зарычав, словно медведь, сразу же рванулся на полицейского. Однако Юрий Софронович не собирался деликатничать с Жихарёвыми. Револьвер рявкнул дважды – и Потап рухнул на пол, не добежав до квартального.