Жихарёвы, Сенька и Потап, в один голос божились, что Нехотейского и пальцем не трогали. Да, они были знакомы – оставшись без средств на арфисток Банцекова, учитель отправился утолять низменные страсти в заведения подешевле. Одним из таких оказался жихарёвский притон. Но, по словам братьев, им не было смысла убивать развратника. Напротив – сначала он платил исправно, затем влез в долги, и только-только начал их отдавать. Гулко постучав себя по могучей волосатой голове, Сенька объявил, что они-де с братом, не совсем остолопы, и разуменье имеют не резать золотую курицу. Портсигар им отдал сам Нехотейский, в уплату части долга.
Естественно, Богородицкий оправданиям закоренелых бандитов верить отказался. Для начала (по здравому предложению упавшего духом Черкасова, которое тот дал скрепя сердце) вызвали слугу Нехотейского и дворника Василия Семенова. Оба мгновенно опознали «нехороших мужиков», приходивших к их нанимателю. Обрадованный пристав велел запереть Жихарёвых в «холодненькой» и обеспечить чистосердечное признание. За это, свирепо ухмыльнувшись и хрустнув пальцами, взялся Гороховский. Богородицкий же умчался на доклад к полицмейстеру и Василисову.
Расстроенный Черкасов, понурив голову, слонялся по полицейской части, не находя себе места. Раз он сунулся к камерам, но оттуда раздавался жуткий хриплый бас Юрия Софроновича: «Помни, что гнев не замедлит, что наказание нечестивому – огонь и червь». Константин отпрянул и вернулся в общий зал. В помещении было душно и пыльно, что лишь усугубляло мрачное настроение молодого сыщика. Наконец, он решил выйти на крыльцо, в надежде, что относительно свежий воздух разгонит навалившуюся тоску.
На выходе из здания он столкнулся с симпатичным усатым господином в опрятном коричневом костюме.
– Ох, простите покорно! – отскочил в сторону визитёр. – Подскажите, пожалуйста, где я могу найти коллежского регистратора Черкасова.
– Вы его уже нашли, – печально объявил Константин.
– Какая удача! – не замечая мрачного расположения духа собеседника обрадовался симпатичный господин. – А я как раз к вам, по объявлению о найденной броши! Как прочитал утром в газете, так сразу понял, что жена потеряла! Ну, а я сразу к вам! Позвольте представиться – Филипп Заварзин, инженер Моршанско-Сызранской железной дороги!
Глава седьмая«Тайна госпожи Заварзиной»
Как и не к ночи помянутые братья Жихарёвы, Черкасов себя за остолопа не держал. По крайней мере, желание вскочить и нестись арестовывать хозяйку украшения он подавил быстро. Вместо этого он условился с Заварзиным, что брошь принесет лично, вечером. Отпустив обрадованного инженера, он быстро переоделся в одежку попроще (такая всегда хранилась для агентов в специальном шкафу), надвинул на глаза кепку, и стремя голову помчался на Солдатскую.
Учитывая молодецкий темп, коллежский регистратор прибыл на место быстрее Заварзина. Ему повезло – будка городового на Верхней Солдатской располагалась буквально в трех домах от дома инженера, у шумной торговой Александровской площади. Вход отсюда был виден идеально. Городовой Черкасова сначала не признал и чуть было не прогнал молодого лоботряса, но вскоре понял, что имеет дело с «подчаском», и вытянулся во фрунт. Константин быстро дал будочнику необходимые инструкции: глаз с дома не спускать, подмечать, кто и когда приходит и уходит, излишнего внимания не выказывать, не препятствовать, но если Заварзины внезапно куда-то соберутся всей семьей – остановить, послав дворника в часть.
Следом Черкасов направился в гимназию, рассчитывая застать на месте Руднева. Бдительный Владимир Амплеевич коллежского регистратора не пустил, заявив, что историк сегодня не появлялся. Пришлось бежать дальше – во флигель на Стрелецкой. К приходу друга Павел как раз обедал (за символическую плату кухарка хозяев готовила три раза в день еще и на него).
– По какому случаю маскарад? – иронично оглядел конспиративное одеяние друга учитель.
– Хозяйка броши нашлась! – с порога воскликнул Черкасов.
– Да? И кто же она? Мадам какого-нибудь борделя? – снисходительно спросил Руднев.
– Заварзина!
Павел испустил фонтан только что прихлебнутого чая, поэтому сыщику пришлось сначала увернуться от могучей струи, а затем от стучать подавившегося друга по спине. С раскрасневшимся лицом, слезящимися глазами и отчаянным кашлем, Руднев растерял всю вальяжность.
– Как? – наконец прохрипел Павел.
– Её муж опознал брошь! Говорит, досталась ей от бабки. Фамильная драгоценность.
– Час от часу не легче. Что думаешь делать?
– Зайти к ним вечером. Пока – просто поговорить. Хотел позвать тебя тоже.
– Меня? – удивился Руднев. – А тебе от пристава не прилетит, что партикулярное лицо привлекаешь?
– Я же говорю – просто поговорить. Ты уже видел Заварзину. Понимаю, что очарован и мыслить здраво тебе тяжело, но ты с ней уже виделся. Мне нужно, чтобы ты был рядом, когда я буду задавать вопросы, и сказал, насколько её поведение отличается от твоего прошлого визита. Сможешь?
– Постараюсь, – кивнул Павел.
К Заварзиным они вернулись, когда колокола церкви на Смоленском спуске уже звенели на вечернюю службу. Чета встретила их в передней. Не доставало Димы – он убежал гулять с друзьями. Филипп был абсолютно спокоен, а вот Наталья настороженно переводила глаза с сыщика на учителя. Константин достал украшение из кармана и протянул в сторону Заварзиных на открытой ладони – достаточно близко, чтобы они могли его разглядеть, но достаточно далеко, чтобы быстро убрать руку.
– Господин Заварзин, прошу меня простить, но я не раскрыл обстоятельств, при которых эта брошь была найдена на самом деле, – начал Черкасов. – Её обнаружили в кармане убитого учителя гимназии Николая Михайловича Нехотейского. Я вынужден спросить у вашей супруги, как украшение оказалось у него?
Инженер пораженно взглянул на жену. Наталья Андреевна зябко поежилась, отвернулась и подошла к окну. Казалось, ей физически тяжело смотреть на мужа. Наконец, она тихонько ответила:
– Филипп, просто, я не говорила тебе. Не хотела, чтобы ты волновался, или… Или сделал что-то, о чем мы бы потом пожалели…
Она сбивчиво и откровенно стыдясь пересказала мужу и Корсакову историю, которую Руднев уже слышал. Сластолюбец Нехотейский, один раз увидев Наталью, безумно её возжелал. Зная, что инженера нет в городе, а семья Заварзиных и так не богата, в середине лета он вызывал её в гимназию и объявил, что Дима не пригоден для обучения в главном губернском учебном заведении. Чтобы не дать его исключить, Николай Михайлович потребовал деньги, уже зная, что сумма будет неподъемной. Услышав ожидаемый ответ, он предложил иное соглашение – Наталья становится его любовницей, а Дима остается учиться в гимназии. Несмотря на кроткий характер, Заварзина, увидев сальный взгляд Нехотейского и его руки, уже тянущиеся к ней, отвесила учителю хлесткую пощечину. Он взревел, схватил её за плечи и разразился отборной бранью.
– Я насилу вырвалась, и лишь дома выяснила, что бабушкина брошь, с которой я не расставалась, в пылу борьбы оторвалась от платья, – закончила она.
– И с тех пор вы не виделись с Нехотейским? – спросил Константин.
– Нет. Он прислал мне несколько писем. Угрожал. Но я скорее умру, чем соглашусь отдаться такому негодяю. Только… – она замялась. – Боюсь, я не все вам рассказала в ваш прошлый визит, Павел.
Руднев сохранял бесстрастное лицо, Черкасов заинтересовано подался вперед, а инженер бросил обеспокоенный взгляд на супругу.
Гимназическое образование Димы было для Заварзиных всем – скромные и небогатые, они мечтали о лучшей жизни для сына, и классическая гимназия должна была открыть для него множество дверей для дальнейшего устройства. Наталья Андреевна не собиралась сдаваться – все лето она копила требуемую сумму, занимая деньги и продавая немногочисленные драгоценности, оставшиеся от бабки-помещицы. Собрать всё так и не удалось, но Заварзина наивно полагала, что Нехотейский согласится и на меньшие деньги. Поэтому, когда мерзкий учитель прислал очередное письмо, Наталья ответила согласием на встречу.
– То есть вы все-таки видели Нехотейского?! – вскричал Константин.
– Нет! – покачала головой Заварзина. – Произошла поистине странная вещь!
Вскоре после того, как ответ был отправлен, ей пришла новая записка – на этот раз анонимная. Неизвестный доброжелатель сообщал, что Нехотейский в скором времени будет отставлен от должности и не сможет более угрожать дальнейшей учебе Димы. Обрадованная Наталья Андреевна не пошла на встречу.
– А вы не помните, где конкретно назначил вам свидание Нехотейский? – вступил в разговор Руднев.
– Да! – встрепенулся Константин. – У него, на Покровской?
– Нет, – удивленно покачала головой Заварзина. – Он велел прийти вечером в некий дом в нижней части Солдатской…
Руднев и Черкасов многозначительно переглянулись. Наталья Андреевна вышла, но вскоре вернулась с запиской Нехотейского. Хотя сам дом был Черкасову не знаком, по указаниям учителя он понял, что находится убежище развратника должно совсем недалеко от реки. Он передал записку другу.
– Благодарю за уделенное нам время! – Константин поднялся из-за стола. – Только разрешите последний вопрос – куда вы направили свой ответ и как?
– Попросила Диму отнести в гимназию. Пока вы не сказали, я и не знала, где жил Нехотейский. Дима сказал, что передал записку классному надзирателю…
Молодые люди откланялись и вышли от Заварзиных. На улице темнело. Фонарщики начали зажигать немногочисленные светильники. Улицы, и так немноголюдные, совсем опустели. Отойдя на несколько шагов от заварзинского дома, Черкасов спросил друга:
– И что ты обо всем этом думаешь?
– Ну… – помедлил Павел. – Думается, Наталья Андреевна говорила правду. Если так, то у нас получается совсем другая картина. Ты сказал, что записку принесли Нехотейскому домой, верно?
– Верно!
– Тогда выходит, что некто перехватил записку в гимназии, прочитал её, направил анонимное послание Заварзиной, а сам…