па Эдмундовича. Но нет! И откуда ему, кстати, знать, что Вайс не мог отравить Татьяну? Что если подозрения полиции и неудачное бахвальство Селезнева раздражают его именно потому, что он убил Филимонову в порыве ревности и невольно считает, что любые иные версии бросают тень на столь красивую драму?
– Ну, это ты уже хватил! – фыркнул Константин.
– Я бы сказал, что оба этих господина куда больше похожи на отравителей, чем несчастный Осип Эдмундович.
– Напомнить тебе, как выглядел предыдущий убийца, которого мы нашли? – осадил друга Черкасов. Действительно, убийцей преподавателя гимназии оказался самый неподходящий с виду субъект.
– Будь по-твоему! Но не думается ли тебе, что нам стоит, как минимум, побеседовать с Селезневым и Суриным первым делом завтра с утра?
– Нам? – вскинул брови Константин.
– Ой, умоляю, не заводи речь про партикулярное лицо! Если бы не я, ты бы до сих пор томился в неведении! Мне кажется, я заслужил присутствовать при разговоре, – Павел хитро улыбнулся. – Тем более это не допрос, мы просто собираемся поговорить с ними самым что ни на есть партикулярным порядком, ведь так?
Глава восьмая«Время не ждет»
От Бетси Павел знал, что Селезнев и Сурин не любят выходить из дома до обеда. Из-за этой их привычки первые несколько попыток Митрофана Федоровича назначит репетиции на утро пошли прахом. Именно поэтому решено было навестить обоих, как только начнет светать – не пустить полицейского чиновника, пусть даже с частным визитом, они не посмеют, а ранний визит застанет их врасплох и не даст времени собраться с мыслями. По крайней мере именно такие аргументы привел Руднев, и Черкасов нашел их убедительными. Про то, что утро у него выдалось абсолютно свободным, а вот к полудню начинались уроки, Павел дипломатично умолчал.
Жили несостоявшиеся дуэлянты сравнительно недалеко друг от друга: Сурин в родительском доме на Дворцовой, между Карамзинским садом и окружным судом, а Селезнев – чуть дальше, уже за торговыми рядами, на перекрестке более шумной, ярмарочной, части Дворцовой и Лосевой, где селились преимущественно купцы.
Руднев с вечера сговорился с извозчиком, и «ванька» чуть свет ждал его у ворот. Оттуда они заехали за Константином. Несчастный коллежский регистратор чувствовал себя получше и держался молодцом, но при этом не переставал трубно сморкаться и оглушительно чихать. Павел морщился. Возница вздрагивал. Лошадь сбивалась с шага. Звонкое «а-а-апчхи» отражалось от стен домов на пустых с утра улицах.
Дома у Сурина друзей ждала неожиданность – заспанный слуга, напуганный полицейским визитом, отправился будить молодого барина, но уже спустя минуту вернулся обратно. Он удивленно сообщил, что постель Родиона была пуста, а куда он мог уйти в такую рань никто не знал. Павел и Константин мрачно переглянулись. На шум в прихожую спустился отец Сурина, Герасим Михайлович, в богатом теплом халате. Узнав о пропаже сына, он не на шутку взволновался.
– Да, Родион пришел вчера в крайне мрачном настроении. Закрылся в своей комнате сразу же, и не вышел даже на ужин. Ума не приложу, куда он мог отправиться…
– Герасим Михайлович, – повинуясь интуиции решил спросить Черкасов. – А нет ли у вас дома дуэльных пистолетов?
– Дуэльных пистолетов? – удивленно переспросил Сурин. – Отчего же, есть. Красивые, французские, еще от деда остались. А почему вы… – он осекся. – Уж не думаете ли…
– Прошу вас, со всей возможной скоростью проверьте, лежат ли они на своем месте, – прервал его Константин. Они с Рудневым проследовали за хозяином дома в его кабинет. Там Герман Михайлович долго искал ключ, но в итоге все-таки открыл секретер.
– Черт меня раздери! Футляр всегда лежал здесь!
Не сговариваясь, Константин и Павел развернулись и бросились назад, к вознице. Тот щелкнул кнутом. Экипаж на полной скорости полетел на Лосевую. Однако и здесь их ждала неудача – Селезнев также отсутствовал дома. Уже проснувшийся дворник смог сказать, что Григорий Никифорович ушел пешком не более десяти минут назад.
– Проклятье! Значит, они все-таки сговорились стреляться! – раздраженно тряхнул головой Константин. – Если их не остановить, эти остолопы убьют друг друга! Но где их искать?
– Не знаю, – сокрушенно ответил Павел. – Может, на кладбище? Или в лесу каком-нибудь…
– Ты сам понимаешь, насколько это расплывчато. Мы даже не успеем разослать городовых.
– Постой! Безуцкий может знать! – осенило Руднева. – Родион вчера пытался записать его в свои секунданты. Быстрее, нужно ехать к нему!
И снова понеслась дикая гонка. Экипаж нещадно подбрасывало и качало на ухабах, пока они летели в дом Безуцких в начале Большой Саратовской. Там они чуть не столкнулись с другой коляской, как раз выезжавшей из ворот. В ней сидела наскоро одетая пожилая уже женщина, оказавшаяся матерью Василия. Узнав, что Константин из полиции, она чуть не бросилась ему на грудь.
– Прошу вас, остановите это безумие! – объявила дама, протянув гостям записку. – Я услышала, как хлопнула входная дверь и пошла проверить сына, но нашла это на письменном столе в его комнате!
На листке бумаги торопливым юношеским почерком было выведено:
«Матушка! Покорнейше прошу Вашего прощения. Мой друг, Родион Сурин, сегодня стреляется на дуэли с поистине подлым и бесчестным человеком. Простить такого нельзя! Если Родион будет ранен или убит, я намереваюсь занять его место. Да рассудит нас Бог! Если я не вернусь – ищите мое тело на холме у Смоленской церкви. Прошу лишь об одном – не корите себя. Вы воспитали человека чести. Ваш любящий сын, Василий»
– Только этого не хватало! – в сердцах ругнулся Константин.
– Зато теперь мы знаем, где их искать! – ободряюще хлопнул его по плечу Павел и повернулся с матери Безуцкого. – Сударыня, прошу вас, вернитесь домой. Мы обязательно доставим вашего сына обратно, живым!
Возница вопросов не задавал, он просто щелкнул кнутом и лошадь понесла со всей возможной споростью. Ехать было далеко – Смоленская церковь располагалась в самой северной части города, на одноименном спуске к пристаням. Являла она собой красивый силуэт на фоне косогора, покрытого леском и садами. Даже в историю немного вошла: погостив в городе С., светило отечественной поэзии Александр Сергеевич Пушкин изволил зарисовать церковь в ожидании переправы через Волгу. А сейчас на ее фоне грозила разыграться драма как раз в духе «Евгения Онегина».
На спуске извозчик вынужденно притормозил – уж больно извилистой была дорога вниз. Но и с вершины кручи в лучах восходящего солнца оказались видны дуэлянты. Они выбрали небольшой лысый бугор через дорогу от колокольни, рядом с деревянной лестницей и мостками, также ведущими к реке. Разобрать, кто есть кто не представлялось возможных – лишь две фигуры, застывшие друг против друга, и еще пара стояла чуть поодаль. Очевидно секунданты.
Как раз в тот момент, когда экипаж начал спускаться по дороге, один из дуэлянтов вскинул руку. Раздался громкий хлопок, его силуэт мигом окутался дымом – в отличие от современных револьверов, старые дуэльные пистолеты оставляли вокруг себя натуральные облака. Даже издалека было видно, как соперник стрелявшего вздрогнул, чуть пошатнулся, но остался стоять.
– Промахнулся! – радостно воскликнул Руднев.
– Давай постараемся успеть, пока второй участник не выстрелит, иначе радоваться рано!
Коляска обогнула последний крутой поворот, Константин и Павел спрыгнули с подножки еще до того, как она остановилась, и бросились к дуэлянтам. Приближаясь, они смогли разглядеть, что стрелявшим оказался Селезнев. Родион Сурин возвышался напротив.
– Остановитесь! – крикнул Черкасов. – Не делайте этого?
Сурин на мгновение кинул взгляд в сторону бегущих, но тут же обратил все внимание к Селезневу. Тот стоял спиной к Константину и словно бы окаменел от страха. Наслаждаясь паникой соперника, Сурин медленно поднял пистолет, но не остановил его на Селезневе, а направил дулом вверх. Григорий Никифорович резко выдохнул, и даже Константин успел подумать: «Слава Богу, он выстрелит в воздух!». Согласно традиции, подобный жест означал бы примирение. Вместо этого, Родион резко навел пистолет на соперника, прицелился и спустил курок. Грохнул выстрел. Селезнев болезненно вскрикнул, схватился за предплечье и грузно осел на землю.
Константин рванулся к Сурину, вырвал у него пистолет и заломил руки за спину. Павел опустился на колени перед упавшим Селезневым, осматривая его рану. Туда же побежал неизвестный секундант актера. Безуцкий (а Сурина, конечно же, представлял он) остался стоять с растерянным видом.
– Кончайте спектакль, Григорий Никифорович, – хрипло рассмеялся Сурин, словно не замечая неудобств. – Я стреляю с самого детства. Пулей вас всего лишь ожгло, это царапина. Вы даже сможете пользоваться рукой еще до обеда.
***
Дуэлянтов увезли – Селезнева в Александровскую больницу, осмотреть рану, а Сурина в полицию. Формально, эта часть города находилась в ведении III-ей части, но так как дело об убийстве вели подчиненные Богородицкого, то и Родион отправился на Московскую. Там пристав встал перед непростой дилеммой. С одной стороны, дуэли действительно карались законом, и актера могли ждать шесть лет заключения. С другой, на дуэли никто не погиб, рана Селезнева действительно оказалась лишь царапиной, а семейство Суриных пользовалось в городе определенным влиянием.
Черкасова с его просьбой допросить Родиона по делу об убийстве Филимоновой пристав очень хотел бы отправить домой. Тем более, что мальчишка продолжал практически безостановочно утирать нос рукавом шинели и чихать так, что в общем зале подпрыгивали чернильницы на столах. Но Черкасов не отставал и умолял дать ему хотя бы десять минут для беседы с задержанным. Времени на раздумья было в обрез – Сурины обивали порог губернатора, а значит скоро в часть мог прибыть либо Василисов (если Долгово-Сабуров примет решение отпустить молодого актера), либо адвокат Родиона (если дело все-таки будет рассматриваться в суде). В конце концов, Богородицкий махнул рукой и разрешил Константину переговорить с Суриным.