– Неужели, они думают, что я могла отравить Таню и зарезать Селезнева?! – вместо жалостливых ноток в голосе Бетси зазвучало возмущение. – Нет, он, конечно, был форменным мерзавцем, уж прости мне мою несдержанность, но зачем мне его убивать?
– Полагаю, убийца опасался, что если Селезнев действительно оболгал Осипа Эдмундовича, то на допросе мог случайно оговориться и чем-то выдать настоящего преступника, – пояснил Руднев.
– Как интересно… – протянула Бетси. – Но если Родион с Василием вне подозрений, то остаемся только мы с Остаповыми?
– Выходит, что так…
– Павлуша, – актриса схватила Руднева за руку, заглянула прямо в глаза и зашептала. – Ты же понимаешь, что это кто-то из них? Аграфена или Марья! Ты же не думаешь, что я могла…
– Конечно, нет! – оборвал ее Павел. – Но, согласись, Остаповы тоже не очень подходят на роль хладнокровных убийц.
– Не скажи! Театральное закулисье – мир настоящих хищников. Аграфена хитра и коварна! Ей карьера уже не светит, но что, если она расчищает путь для дочки? Ведь травяной отвар – ее рук дело. Таня в могиле, на меня можно натравить полицию… – Бетси замолчала и побледнела.
– Что такое? – настороженно спросил Руднев, вглядываясь в ее застывшее лицо.
– А если не удастся избавиться от меня таким образом, то, как думаешь, кто станет следующей жертвой? – тихим дрожащим голосом произнесла Бетси.
***
– Я смотрю, Ваше Преосвященство оказались настоящим Иудой! – вместо приветствия сказал Руднев. Он ждал друга за столиком в ресторане Прянишникова. Нож учитель держал довольно угрожающе, что лишь подтверждали варварски разделанные остатки перепелки на тарелке перед ним.
– Павел, я… – попытался начать Черкасов, усевшись напротив, но Руднев не дал ему продолжить.
– Да уж, объяснись! То есть, я проявляю участие. Спасаю тебя от, возможно, самой большой ошибки в твоей жизни. Убеждаю бороться. А ты вместо благодарности натравливаешь на Бетси этого мерзавца Шалыгина?!
Константин никогда не видел друга настолько злым. Руднев говорил спокойно, негромко, даже с улыбкой, но все равно казался готовой разорваться бомбой.
– Четыре часа! Четыре! Они перевернули вверх дном всю ее квартиру! Ее домовладельцы после такого визита уже раздумывают, а не выселить ли ее от греха подальше! Потому, что уже вся Московская судачит о том, что к актрисе наведалась полиция и учинила обыск!
– Это было необходимо…
– Необходимо? Для чего?! Твои орлы все равно ничего не нашли! И не могли найти, потому что Бетси невиновна!
– Павел, – мягко сказал Черкасов. – Ты вчера сам мне говорил, что нельзя идти на поводу у чувств. Особенно в расследовании.
– Да, я зол! Но имею на это право, черт возьми! – учитель стукнул кулаком по столу, отчего приборы на нем подпрыгнули, жалобно звякнув.
– У меня не было другого выхода! – повысил голос в ответ Константин. – Я не могу исключать человека из списка подозреваемых только на том основании, что тебя с ней что-то связывает!
– Ты мог спросить у меня! Или хотя бы, ради приличия, предупредить, чтобы я пришел ее поддержать, и ей не пришлось вытерпеть обыск одной!
– Будем откровенны: в том, что касается Елизаветы ты не способен мыслить здраво. Предупреди я тебя заранее – ты бы первым дело разболтал ей все, сделав обыск бесполезным.
– Ах так! – вскочил из-за стола Павел. – Повторю тебе еще раз: Бетси не виновна! А знаешь почему? Потому, что она сама просила меня помочь найти убийцу своей подруги! Вашему брату-полицейскому она не доверяет. А я еще пытался убедить ее, что она не права! Ха!
– Да неужели? – вскипел Константин. – Скажи-ка, ты видел Бетси в день убийства Селезнева? Можешь с уверенностью сказать, где она находилась тогда? А тебе вообще не приходило в голову, что Бетси всего лишь водит тебя за нос, чтобы ты своим вмешательством запутал расследование?
– Ну да, конечно. У тебя же без моего вмешательства так замечательно все получается! Это ведь ты узнал про дуэль! Ты нашел тело Селезнева! Что ж, удачи! Больше ты от меня помощи не дождешься! Честь имею!
Он бросил на стол несколько ассигнаций, рассчитавшись за ужин, и вылетел из ресторана. Первой реакцией Константина было выбежать следом за ним и продолжить скандал, но он все же остался стоять на месте. Ссора с лучшим другом оставила его опустошенным и обессиленным. А вдвойне обидным стало то, что он оказался не прав – ни в доме Костышевой, ни у Остаповых полицейским не удалось найти ничего, что могло бы указать на вину одной из женщин.
Шалыгин воспринял неудачу младшего коллеги с превеликим удовольствием – его полноватое лицо просто лучилось счастьем, когда помощник пристава во всех подробностях расписывал проведенный обыск, оказавшийся абсолютно безрезультатным. Заглянувший в полицейскую часть после обеда Василисов уединился с приставом и судебным следователем, а Черкасова удостоил лишь брошенной уже на выходе фразой:
– Я разочарован.
От мрачных мыслей Константина отвлек внезапно подошедший Прянишников, который мягко осведомился:
– Позвольте присоединиться?
Константин лишь вяло махнул рукой.
– Я хотел полюбопытствовать, как проходит расследование, но видя ваше печальное лицо, пожалуй, не стану, – антрепренёр щелкнул пальцами, отчего рядом с ними мгновенно возник официант с графином коньяка, двумя рюмками и кофейником с двумя чашечками. – Время позднее, Константин Андреевич, так что уверен, что вы уже не на службе и можете составить мне компанию.
– Пожалуй.
– Ваше здоровье! – Митрофан Федорович ловко опрокинул рюмку и блаженно зажмурился. – Скажите, пожалуйста, когда выпустят Осипа Эдмундовича?
– Боюсь, на данном этапе у нас нет оснований для этого, – покачал головой Черкасов.
– Очень жаль, – Прянишников проводил рюмку посыпанной сахаром долькой лимона. – Да будет вам известно, что я сам планирую представлять его в качестве адвоката. Сдается мне, что обвинение ждет довольно позорный финал. Не говоря уже о том, что Осип Эдмундович срочно нужен мне на своем месте.
– Вы все еще планируете постановку? – удивился Константин.
– Конечно! Во-первых, я обещал городу театр, и слово свое я держу. Во-вторых, я вложил в сей проект столько сил и средств, что его неудача разобьет меня, что финансово, что морально.
– Но ведь это чистейший форс-мажор!
– О, моим кредиторам, увы, это не важно. Деньги брал я, не театр. Можно, конечно, запросить помощь у городских властей, но надеяться на их участие глупо. Так что, нет, любезный Константин Андреевич, театр должен открыться и должен принести прибыль.
– Но вы же понимаете, что если Вайс невиновен, то убийца – один из ваших актеров. Это единственная возможность.
– Да, – просто ответил Прянишников, пригубив кофе. – Завтра соберу их, девять дней Татьяне Георгиевне, все-таки… И предупреждая ваш вопрос – нет, я никого не подозреваю. Потому, что иначе мне пришлось бы подозревать всех. Это ваша работа, уж простите. Так что, прошу вас, Константин Андреевич, вы уж поймайте убийцу побыстрее. А то ведь мне труппу заново набирать нужно!
– А успеете? – невольно улыбнулся энтузиазму собеседника Константин.
– Чтоб мне провалиться, успею! – бодро рявкнул Митрофан Федорович. – Даже, если придется половых привлекать! Тем более, что опыт, можно сказать, имеется!
– Это в каком смысле? – удивленно посмотрел на него Черкасов. И пока штабс-капитан подробно объяснял курьезный случай, Константин понял, что кусочки головоломки наконец-то начали складываться в единый узор.
Глава одиннадцатая«Недостающие улики»
Аграфена Игоревна очень удивилась, увидев на утро перед поминками у своей калитки молодого сыщика. Константин Черкасов неловко переминался с ноги на ногу, словно не решаясь зайти. Она задернула занавеску, открыла дверь, предварительно отодвинув ногой щенка, пытавшегося прорваться наружу, и вышла во двор.
– Константин Андреевич? Чем могу быть полезной?
Черкасов смущенно улыбнулся, приоткрыл калитку и протиснулся внутрь.
– Аграфена Игоревна, прошу меня простить за беспокойство, особенно после вчерашнего. Должно быть, вы не желаете меня видеть…
– Чепуха! Что вы! Но мне все же интересно, зачем я вам снова понадобилась.
– О, да пустяк, право слово. Но наш вчерашний разговор не выходит у меня из головы.
– Неужели? – удивилась Остапова. – Отчего же?
– Видите ли… – начал было Черкасов, но осекся. – Простите, а Марьи нет?
– Нет, она ушла пораньше, помочь Митрофану Федоровичу с поминальным обедом. Вы хотели и с ней поговорить?
– Нет-нет, только с вами, – отмахнулся Константин. – Во-первых, я хотел сказать, что никаких улик, указывающих на причастность Елизаветы Михайловны, обнаружить не удалось. Ваши подозрения, боюсь, оказались беспочвенными, поэтому будьте на ее счет спокойны.
– Это уж позвольте судить мне самой, – недовольно ответила Аграфена Игоревна, зябко поежившись.
– Безусловно! Вам холодно? Может быть, пройдем в дом?
– Нет уж, увольте! Простите за резкость, но вы и так там беспорядок вчера навели, – отказалась Остапова, плотнее закутываясь в шаль.
– Конечно, еще раз приношу свои глубочайшие извинения! – кивнул Черкасов. – По поводу вчерашнего разговора… Мне сразу в голову не пришло, но чем больше я об этом думал, тем больше мне хотелось задать вам вопрос. Вот вы описывали театрально закулисье. Очень, простите, горько, в черных красках. И я понимаю, что это ваша профессия, поэтому не подвергаю сомнению ваше желание участвовать в спектакле, но… Вы правда желаете, чтобы ваша дочь тоже стала актрисой? Почему?
– Вот вы о чем… – протянула Аграфена Игоревна. – Посмотрите вокруг, Константин Андреевич.
Она обвела рукой дом и двор.
– Это все, что я смогу ей оставить. На гимназическое образование после смерти мужа денег не хватило. В приличные дома мы не приглашены, так что выгодного замужества ожидать не следует. Да и, чего уж греха таить, не красавица моя Марьюшка. Как, по-вашему, какая жизнь ее ждет?