Парадная, где находилась квартира Мелька, не была заперта на ключ, в этом Крестовской повезло. Она буквально взлетела по роскошной мраморной лестнице. Стены в парадной были покрыты еще дореволюционной лепкой. И было сразу понятно, что здесь находится дорогое жилье.
Единственная дверь — дубовая, просто произведение искусства — находилась посередине лестничной площадки. Это была квартира Мелька. Достав отмычки, Зина склонилась над замком.
Это был первый случай, когда ей пришлось серьезно потрудиться. Все в этом доме было роскошным и добротным. Не пожалели денег бывшие хозяева и на замок.
Он был немецким, отличного качества, и совершенно не поддавался отмычке. И в какой-то момент Крестовская вдруг усомнилась в том, что сможет его открыть.
Два раза она пережила моменты смертельного ужаса. Первые раз — внизу громко хлопнула дверь, громко залаяла собака, и кто-то стал подниматься наверх. Зина отскочила от двери, прижалась к стене, вся дрожа. Однако спрятаться здесь было некуда. К счастью, собачий лай и шаги затихли на нижнем этаже.
И второй раз, когда раздались громкие мужские голоса. Двое мужчин устроили спор на лестничной площадке. Нужно ли подниматься на пролет выше — то есть туда, где находилась квартира Мелька. В конце концов они нашли нужную квартиру на своем этаже и не стали подниматься наверх.
От всего этого Зина просто истекала потом, несмотря на мороз. Но очень скоро пытка ее закончилась удачей — раздался победный щелчок, и дверь медленно, грациозно поплыла в сторону, словно приглашая войти.
В квартире было семь комнат, причем одна из них — роскошный зал с тремя окнами и балконом. Посередине стоял большой круглый стол, покрытый черной скатертью. Крестовская сразу поняла, что именно здесь проводятся знаменитые спиритические сеансы. Но кроме стола больше ничего примечательного в этой комнате не было.
Несмотря на такое количество комнат, меблированы они были достаточно скудно. Очевидно, мебель прежних хозяев успели разворовать до того момента, как сюда вселился Герман Мельк. Две или три комнаты стояли совсем пустые. Кроме зала с круглым столом, оказалась еще одна гостиная с мягкими плюшевыми диванами и коврами. Так, изучая квартиру, Зина нашла и спальню Мелька.
Шторы были задвинуты, отчего здесь царил полумрак. Сама же комната представляла собой настоящий хлев, в котором воняло перегаром и табаком. От разобранной постели шел кисловатый запах несвежего белья. На полу валялись какие-то вещи, в кресле громоздились пустые бутылки из-под спиртного…
В ящике тумбочки возле кровати Зина обнаружила резную шкатулку красного дерева, не запертую на замок. Там лежали два шприца и несколько ампул морфина, а еще резиновый жгут для внутривенных инъекций… Вот и раскрылся секрет худобы и бледности этого странного человека — он был наркоманом, морфинистом, и, похоже, уже давно сидел на наркотиках.
В комоде Зине обнаружила не менее интересные вещи. В нижнем ящике лежало женское кружевное белье и туфли на каблуках. Еще — наручники и плеть из полосок кожи. Какие-то странные резиновые предметы — Зина никогда не видела таких и даже не понимала, для чего они предназначены. И тут она догадалась…
Очевидно, Мельк был не только наркоманом, но и извращенцем. Крестовскую очень смущало такое количество нижнего женского белья в квартире, где не было женщины… До тех пор, пока каким-то смутным чутьем она не поняла, что Мельк носит это белье… сам. Очевидно, это был действительно больной человек.
Но кроме этих находок, говорящих о сексуальных извращениях хозяина, больше ничего интересного она не нашла. Ни одной личной фотографии. Никаких записей или документов. Ничего, что обычно хранится в личном архиве и может дать хоть какой-то ключ к пониманию жизни человека.
Кроме того, было и еще одно странное обстоятельство. Мельк был врачом, занимался своей работой, научной деятельностью. Но никакого кабинета в его квартире не было! Не было ни библиотеки с книгами, ни даже письменного стола!
Все это выглядело очень странно. Возможно, Мельку было запрещено хранить в квартире какие-то бумаги и записи, связанные с его работой? Все хранилось под контролем и, возможно, под вооруженной охраной? Чем же таким серьезным он занимался?
Зина остановилась в растерянности посреди спальни. Но такого же просто не может быть, чтобы Мельк не сохранил никаких записей о своих открытиях и работах! Что-то обязательно должно быть! Чтобы эта огромная квартира использовалась только для спиритических сеансов и сексуальных оргий? Нет! Значит, надо искать. Зина задумалась.
Где может находиться тайник? Только там, где больше всего личного. А это — спальня. В спальне человек предстает таким, какой он есть, без прикрас. И если именно в спальне он хранит наркотики и женское белье, значит, и вся остальная личная информация тоже находится в спальне.
Она вернулась к комоду. Принялась выдвигать ящики, исследуя сантиметр за сантиметром. Ничего. Подошла к постели.
Противно было копаться в несвежем белье, от которого воняло, как от мусорного бака, но Зина преодолела в себе отвращение. Сантиметр за сантиметром она прощупала матрас, сетку кровати — снова никаких открытий.
Оставалась тумбочка. Кроме шкатулки с наркотиками, в ней хранились драгоценности — золотые цепочки, перстни. Много часов. Очевидно, это были ценности, отобранные у евреев. Немного денег — немецкие марки. И ничего больше. Тайников в тумбочке не было.
Зина опустилась на кровать в глубоких раздумьях. Глупо вот так уйти отсюда, ничего не найдя. Надо думать! Машинально она вертела в руках шкатулку с наркотиками. И вдруг… на обратной стороне крышки ее пальцы нащупали какую-то шероховатость. Это было очень странно, ведь крышка шкатулки должна быть гладкой! Пальцы Зины быстро бегали по всей поверхности. Стоп! Шов. Пальцы уперлись в небольшой шов. Отставив шкатулку, Зина метнулась на кухню за ножом.
Вставила нож в шов. Раздался сильный треск. Крышка шкатулки распалась на две половинки. Одна отвалилась. Это и был тайник. Внутри лежала какая-то свернутая бумажка.
Зина развернула бумажку, которая с такими предосторожностями хранилась в тайнике. И не поверила своим глазам! Она была абсолютно чистой! За исключением штампа на румынском вверху — это было название госпиталя — так прежде называлась Еврейская больница. И внизу в правом нижнем углу — печать. Печать лаборатории, где работал Тарас…
Кроме двух этих знаков — названия больницы на румынском и печати лаборатории, на бумажке ничего не было.
Крестовская могла просидеть еще долго, как вдруг… она услышала скрежет ключа в замке. Это было как выстрел в упор. Зина испытала такой ужас, что чуть не потеряла сознание. Но затем к ней вернулась способность быстро соображать.
В коридоре раздались шаги, и юношеский голос громко крикнул:
— Вольдемар, вы дома? Я пришел, как мы с вами договаривались!
Шаги стали приближаться к спальне. Зина схватила небольшую вазочку с комода и спряталась за дверью. Шаги затихли у порога. В спальню вошел паренек лет 16–17. Размахнувшись, Зина ударила его вазой по голове. Охнув, паренек рухнул вниз…
Удар не был сильным, однако Крестовская знала, куда бить. Юноша потерял сознание. Зина пощупала пульс на шее — жив, и через некоторое время придет в себя. Не теряя ни секунды, она схватила драгоценную бумажку и ни жива ни мертва помчалась прочь из квартиры. Она была настолько испугана и измучена, что побежала к себе на Ленинградскую, заперлась и больше никуда не выходила. Этот визит отнял у нее слишком много сил.
12 февраля 1942 года, Одесса, Еврейская больница
Лишь через день Зина смогла добраться до Еврейской больницы. Пришла она туда очень рано, к шести утра. Зная распорядок дня, Крестовская старалась подгадать момент, когда Алексей будет заканчивать свое ночное дежурство.
Зина рассчитала правильно. Алексей был в своем кабинете и даже успел переодеться в обычную одежду, сняв медицинский халат.
— Ты? Не ожидал! Но сюрприз приятный, — вроде бы обрадовался он.
— Посмотри, что это такое. Что это может быть? — Зина протянула ему драгоценный листок, найденный у Мелька.
— Обычный бланк из лаборатории, — Алексей повертел в руках эту бумажку. — Да там таких полно! Что не так?
— Ты не понял, — Зина и сама не могла сформулировать, что хочет ему сказать. — Что это может быть?
— Я же тебе сказал: обычный бланк из нашей лаборатории. Там на столе лежит их целая стопка. Хочешь, принесу еще?
— Это лаборатория, где работал Тарас, так? — нахмурилась Зина.
— Она самая, — на лице Алексея выражалось искреннее непонимание.
— Тогда почему на этом бланке ничего не написано?
— Зина, ты хорошо себя чувствуешь? — Алексей усмехнулся. — Голова не болит? Какие-то странные вопросы ты задаешь. Обычный бланк! Что на нем должны были написать?
— Хорошо, сформулирую вопрос по-другому, — Зина стала очень серьезной. — Почему этот листок хранился в тайнике с такими предосторожностями, как будто это драгоценность? Ты можешь объяснить?
— Нет, — Алексей покачал головой, — не понимаю. А у кого он был?
— У подозреваемого в убийстве, — усмехнулась Зина. — Не забывай: я все еще сотрудник НКВД.
— Пойдем, угощу тебя чаем. Здесь поблизости есть хорошая столовая, там все и расскажешь — улыбнулся Алексей, и они вместе вышли в коридор.
Там намывала пол незнакомая Зине санитарка.
— А где тетя Нюра? — удивилась Крестовская. — Она же всегда была на твоей смене?
— Нюра у нас больше не работает. Уволили ее вчера.
— За что? — не поняла Зина.
— Ты разве ничего не знаешь? — Алексей понизил голос: — Арестовали ее внука вместе с подпольщиками. В городе большие аресты. Вчера многих задержали.
Зина ахнула.
Столовая, о которой говорил Алексей, находилась за углом, на Богдана Хмельницкого. И в этот ранний час там почти никого не было. Алексей взял два стакана чая, пирожки с повидлом. Но у Зины совершенно пропал аппетит.