Смерть в катакомбах — страница 43 из 50

щиков.

Весной 1942 года жизнь в Одессе, рассматриваемой оккупантами как часть Румынского королевства, разительно изменилась: значительно снизилось количество репрессий против мирного населения, а «новые власти» стали стремительно восстанавливать работу транспорта, заводов, фабрик, магазинов, театров и учебных заведений.

Мирные жители все еще продолжали надеяться, что Красная армия выполнит приказ товарища Сталина о полном разгроме фашистских войск в 1942 году: советские дивизии, освободив Украину, деблокируют героический регион Севастополя, а оттуда уже недалеко и до Одессы.

В те дни весны в городе появились слухи о возможных советских морских десантах, которые принесут освобождение Одессы.

Этим слухам поверили даже румыны, которые начали на побережье, от Аркадии до Лузановки, строительство долговременных огневых точек, таких исполинских железобетонных грибов с большим количеством бойниц.

Однако слухи оказались только слухами. Они заставили одесситов усомниться, что долгожданная свобода придет в ближайшее время.

Городу оставалось только жить, развиваться, несмотря на советскую пропаганду, утверждавшую, что оккупированной Одессе с ее разрушенным городским хозяйством и экономикой при румынском правлении никогда уже не восстановиться.

Заводы и фабрики продолжали выпускать продукцию, работали театры, магазины, базары. Ходил транспорт. Но в витринах крупных магазинов в центре города портреты короля Михая Первого и Антонеску мирно соседствовали с фотографиями западных кинозвезд и некоторых советских артистов…

Жизнь оккупированной Одессы практически ничем не напоминала тогда о близкой войне. В марте сократился комендантский час. Мирному населению теперь разрешалось свободное перемещение по городу с 5 утра и до 23.00. Кафе и рестораны стали закрываться в 22.30, а театральные спектакли начинались в 18.00.

На центральных улицах шло активное восстановление разрушенных домов. Продолжалось асфальтирование мостовых и тротуаров. На это с жителей города взимался подоходный налог, но только у тех, у кого ежемесячный доход превышал 30 марок. Тогда же распоряжением губернатора Алексяну на территории Транснистрии было окончательно запрещено хождение других валют, кроме немецкой марки.

Общее настроение одесситов было выражено приказом № 12, подписанным корпусным генералом Петром Димитреску: «Запрещается на территории Губернаторства после 23.00 громко и публично распевать песни, особенно имеющие характер коммунистической пропаганды. Виновные будут подвергнуты принудительным работам».

Город стал понемногу преображаться. По докладам районных префектов были приведены в порядок улицы Ланжероновская, Короля Михая Первого (Преображенская), Прохоровская, Софиевская, Тираспольская, Херсонская, Белинского, Московская, Адольфа Гитлера (Екатерининская), Дерибасовская.

На Николаевской дороге были восстановлены два моста.

Дорожные службы успели заасфальтировать тротуары Дерибасовской и улиц Адольфа Гитлера (Екатерининскую), а также произвести ремонт Сабанеева моста.

Городская трамвайная сеть в то время насчитывала 9 трамвайных линий. Ежедневно на улицы выходило 60 трамвайных вагонов, выручка от перевозки пассажиров в сутки составляла около 12 000 марок. Билет на трамвай стоил 25 пфеннигов, а за провоз груза нужно было заплатить 1 марку.

На подъеме находилась и промышленность. Так, только за сутки консервный завод № 1 наладил выпуск 30 тысяч банок консервированных овощей и фруктов. Консервный завод № 2 выпустил 20 тысяч банок баклажанной икры, маринованного перца, фруктовых компотов, повидла. Колбасная фабрика «Берлин» производила 13 тонн продукции девяти сортов.

Всего же в Одессе в 1942 году работало 26 крупных пищевых предприятий, которые за месяц в общей сложности выпускали продукции на сумму в 1 миллион 663 тысячи марок.

Широкое развитие получил и частный бизнес. Румынскими властями было выдано 5282 авторизации, разрешений на открытие в Одессе частных коммерческих предприятий, а именно: 560 ресторанов, кафе, столовых и закусочных, 414 продовольственных магазинов, 68 булочных и кондитерских, 87 пекарен, 86 универсальных, комиссионных и галантерейных магазинов, 16 строительных магазинов, 385 мастерских (из них 11 топливных), 15 кожевенных, 37 часовых, 9 авторемонтных, 27 слесарно-механических, 218 сапожных, 26 портняжных, 14 музыкальных, 1251 парикмахерских, 21 гостиницы и постоялых дворов.

Продажа хлеба велась в расположенных во всех районах Одессы 88 специализированных хлебных будках. В них ежедневно реализовывалось населению по карточкам 85 тонн хлеба, цена которого составляла 90 пфеннигов за килограмм. Однако на городских рынках этот же хлеб продавался спекулянтами уже за 2 марки 75 пфеннигов.

Случались и забавные вещи. Так, один из приказов городского головы Германа Пынти гласил: «Окончательно запретить продажу и употребление семечек в центре города, а также во всех публичных местах — садах, парках, пляжах, стадионах». Также существовало распоряжение оккупационных властей о запрете ездить горожанам в центре Одессы на велосипедах. Можно подумать, что кто-то из одесситов воспринял это всерьез… Ну, прятались, ну так и что?…

В городе очень быстро развивалась сеть объектов общественного питания. Открылся целый ряд закусочных и ресторанов. Одним из первых начал работу ресторан «Карпаты», находящийся рядом с Пассажем, и таверна возле Горсада.

На углу Дерибасовской и Короля Михая Первого (Преображенской) открылся легендарный «Гамбринус». А в управлении железных дорог на Новорыбной улице было открыто первое в городе казино.

Продолжали работу университет, консерватория. Открывались детские сады и дома для инвалидов, приюты для бездомных и бесплатные столовые. На Дерибасовской начал работать большой книжный магазин. На полках рядом с речами Геббельса можно было найти редкие в СССР произведения Гумилева, Есенина и других поэтов. Заработала городская библиотека на Троицкой улице.

Работали 15 кинотеатров и цирк. Днем в цирке шла развлекательная программа, а вечером там проходили бои между боксерами-профессионалами.

На Привокзальной площади открылся Зоологический сад. Во всех одесских газетах было размещено объявление о том, что «Ежедневно с 8 часов утра и до 6 часов вечера посетители смогут увидеть львов, гибрид тигро-льва, полярного медведя, сибирского и тибетского медведей, шакалов, волков, лисиц, барсуков, енотов, дикобразов, зубробизона, индийского зебу, африканских буйволов, яка, верблюда, австралийских страусов и птиц. При зоосаде работает буфет». В общем, жизнь в Одессе казалась бурлящей. Именно так все это представало со страниц газет. Но под всей этой пестрой суетой у жителей города существовала только одна мысль: мысль об освобождении. Ждать которого, очевидно, приходилось не скоро…

* * *

14 марта 1942 года, Одесса

На часах было около трех часов ночи, когда Зина, с головой укутавшись в теплый пуховый платок, тихонько выскользнула из дома. Одесса спала, и этот тягучий сон чем-то был похож на настоящую смерть.

Черные улицы, словно ржавыми цепями скованные ночным морозом, застыли в молчании, страшные в своей немоте. И каждый, самый легкий шаг по ним казался оглушительным криком, разрывающим город на части.

Зина старалась ступать быстро и легко, но время от времени, когда она наступала на покрытую норкой льда ночную лужу, раздавался оглушительный хруст. И она замирала от ужаса, словно вокруг нее взрывался целый мир. Но ничего не происходило, и, переждав несколько минут, Крестовская продолжала бежать дальше, с тревогой вглядываясь в черноту тихих улиц.

Самое страшное было избегать ночных патрулей. Комендантский час… Появление на улице в это время грозило самыми серьезными неприятностями, вплоть до расстрела. Появившись в три часа ночи на улице, Зина рисковала жизнью. Но другого выхода у нее не было.

На Ленинградской патрулей не было. Больше всего патрулировали район Староконного рынка и низ Балковской, и Зина старательно избегала этих мест, составив свой маршрут так, чтобы пройти его незамеченной.

Получился этот маршрут немного длинней, приходилось петлять, но жизнь того стоила. В целом удача хранила ее, словно уважая то мужество, с которым Зина решилась на этот рискованный шаг. Ей почти благополучно удалось пройти большую часть маршрута.

Только однажды она увидела издалека костер, возле которого грелись румынские солдаты. И, замерев от ужаса, тут же юркнула в ближайшую подворотню. Однако до костра было слишком далеко. И румыны, занятый игрой в карты и вином, ее не заметили.

Вообще, как настала весна, патрулировать улицы стали кое-как, словно с наступлением тепла одесситам решили подарить иллюзию долгожданной свободы. И горожане вздохнули с облегчением.

Пробежав по Комсомольской, бывшей Старопортофранковской, Зина вышла на Торговую. Быстро миновала несколько кварталов вниз — к счастью, ей снова повезло: между закрытыми воротами Нового рынка и цирком не было патрулей — и вышла на Пастера.

Патруль находился на углу Конной и Пастера, недалеко от украинского театра. И, судя по голосам, которые донеслись до нее за квартал, достаточно многочисленный.

Она замерла на углу, затем ринулась вниз, по Щепкина выбралась на Софиевскую и заспешила вперед. До ее цели оставалось совсем близко.

Вот и окончание Софиевской. Крестовская юркнула в знакомый до боли переулок, где высились величественные родные корпуса медицинского института. Вот и Валиховский переулок, морг. Место, где она провела самые запоминающиеся и интересные годы своей жизни, как бы смешно это ни звучало сейчас.

Как проникнуть в морг незамеченной, Зина знала — недаром столько часов провела здесь по ночам. Она изучила морг досконально — все ходы, выходы, тайные калитки, как закрывается каждое окно и каждая дверная щеколда…

Поэтому, не теряя времени, она быстро прошла в калитку в воротах со стороны забора, о которой знал мало кто из посетителей, поддела щеколду ржавым гвоздем, валявшимся поблизости, и оказалась во дворе морга.