– Да какой я командир, товарищ Гаврилов! Связист я! – горячо напирал он в разговоре на свою «мирную» специальность. – Провода, телефоны, приемники, радиостанции. Я и в атаку-то с остатками своего взвода ни разу не поднимался. Все больше по окопам с катушками телеграфного кабеля.
– Приемники и радиостанции, говоришь? Этого добра у нас немного. И специалист имеется. Что же мне с тобой делать?
Выжидая, Бобовник настороженно глядел на Гаврилова.
Вздохнув, старый партизан заключил:
– Ладно, давай пока под его команду. Вдвоем-то сподручнее будет держать связь с Большой землей. А потом поглядим…
Так младший лейтенант Бобовник оказался в подчинении связиста Леонида Григоровича.
Три молодых бандита более месяца рыскали по всей Москве, выслеживали сотрудников канализационного хозяйства, отлавливали их, пытали, убивали…
«И все для того, чтобы завладеть ключами от подземных металлических дверей и решеток?» – удивленно воскликнул бы рядовой обыватель. Но не опытный сыщик. В МУРе отлично знали, насколько мало в криминальном мире настоящих специалистов, способных вскрыть замок любой сложности. И насколько высоко эти специалисты ценятся.
Когда в голове у Яна Бобовника только родилась идея воспользоваться канализационными тоннелями для быстрого и легкого обогащения, он и представить себе не мог, как сложно будет отыскать нормального слесаря[8], ливерщика[9] или подборщика[10]. Выискивая и вербуя будущих помощников, он первым делом интересовался, умеют ли они вскрывать хитрые запоры. Но, увы, ни Калуга, ни Муся, ни Жека, ни другие кандидаты такими редкими способностями не обладали.
Одного специалиста через месяц поисков Ян все же нашел. Это был уважаемый в криминальном мире человек, выходец из Одессы – Фома́-сандаль. Пожилой взломщик с навыками медвежатника вызвался помочь, но попросил срисовать контуры замочной скважины – это была первейшая по важности информация.
С планом подземных коммуникаций Бобовник тогда знаком не был, поэтому они спустились наобум рядом с улицей Трубной и прошли по вонючему тоннелю до первой решетки. Мусиенко палил спички – подсвечивал, а Бобовник пыхтел, старательно изображая огрызком карандаша на папиросной коробке сложную фигуру замочной скважины.
– О, паря, тут фильда[11] требуется. Без фильды никак. А я с фильдами не работаю, – глянув на рисунок, выдал капризный взломщик.
«Цену набивает», – догадался Бобовник. Он понятия не имел, что такое «фильда», но в эту минуту в его голову вдруг пришла смелая мысль: если нельзя найти достойного специалиста или подобрать нужную отмычку, то почему бы не воспользоваться настоящими ключами? Ведь если в какие-то двери или решетки вмонтированы сложные замки, то где-то должны быть и ключи к ним!
Распрощавшись с несговорчивым слесарем, он принялся вносить изменения в первоначальный план действий. Оставаясь человеком обстоятельным, Бобовник продумывал каждую деталь, каждый шаг.
Для начала он организовал покушение на молодого и излишне доверчивого младшего лейтенанта милиции Николая Петрова. К нему на улице подбежал Калуга и перепуганным голосом рассказал о нападении на женщину в одном из ближайших дворов. Лейтенант поверил и тотчас помчался спасать несчастную. Но в тихом закрытом дворе его поджидали Бобовник, Мусиенко и Ковалев.
Расправившись с милиционером и завладев его формой, банда приступила к поискам первого литера[12], связанного с обслуживанием московского канализационного хозяйства.
Даже внезапный арест Калуги не помешал банде его разыскать. Им оказался заместитель начальника Управления гидротехнических сооружений столицы – Михаил Золотухин. Несмотря на затрапезный вид, мужик был крепок духом и отвечать на вопросы отказался. Категорически отказался! Бобовник впервые столкнулся с подобным стоическим героизмом и был немало обескуражен. Для него такое поведение было в диковинку.
«Вот оно как бывает! – терялся он, натыкаясь на железную волю пленника. – Значит, не врут книжки: есть еще герои!..»
Золотухина били, мутузили и катали по подвальной пыли около получаса, пока рассвирепевший Бобовник не стал тыкать в него ножичком. Но даже в запале убивать мужика он не хотел, до последнего надеялся получить ответы на вопросы. Увы, сердце Золотухина не выдержало – несколько раз он, подобно пойманной рыбе, судорожно вдохнул широко раскрытым ртом и… затих.
Прошло несколько суток в седловине между двумя вершинами протяженной горной гряды. Лагерь был небольшой: пяток вместительных солдатских палаток из старого выцветшего брезента, в которых обитало мужское население отряда. В десятке просторных землянок располагались штаб, санитарная часть, мастерская, склад боеприпасов, кухня и женское общежитие.
С воздуха лагерь заметить было невозможно, так как место Гавриловым подбиралось тщательно. Временные жилища отряд обустроил в смешанном лесу под густыми буковыми кронами, разбавленными величавой крымской сосной. Подобраться к партизанам по склонам тоже было затруднительно: по периметру лагерь охранялся четырьмя сменными постами.
Бобовник привыкал к новой жизни и все чаще обнаруживал в себе удовлетворение от резкого поворота судьбы. Кто знает, как обернулось бы дело, если бы он не встретил сержанта и остался в огненном котле. Сгинул бы, как и все остальные. Или в лучшем случае сидел бы в концлагере на непосильных земляных работах.
А так оказался в неплохо обустроенном лагере посреди густого леса. Крымский климат Яну сразу пришелся по душе: теплый, влажный, располагающий. В Москве в марте еще морозно, ветрено, из тяжелых свинцовых туч частенько валит снег; под ногами то наледь, то липкая слякоть. Здесь же сухо и солнечно, с моря часто дует теплый ветерок.
Связист, в чье распоряжение направил его Гаврилов, оказался щуплым молодым человеком родом из Судака.
– Леонид Григорович, – представился тот при знакомстве, поправляя очки в круглой оправе. – Школьный учитель. Преподавал физику в старших классах.
Познакомившись с пополнением, Леонид предложил Бобовнику прогуляться по лагерю, а заодно посмотреть на связное оборудование.
Хозяйство Григоровича состояло из простенькой телефонной линии, соединявшей штабную землянку с четырьмя постами охраны. Также лейтенант-связист заметил над землянкой проволочную антенну длиной не менее пятнадцати метров.
– У вас и радиостанция имеется? – подивился он.
– А как же! – не без гордости ответил учитель. – Целый радиокомплект из передатчика, приемника и генератора с ручным приводом. Используем для связи с Большой землей.
Спустившись в землянку, Бобовник увидел знакомую аппаратуру.
– Это же агентурная радиостанция «Джек»! Мне довелось с ней поработать на командирских курсах.
Дальность связи этой станции была довольно приличной, и, как оказалось, сеансы с представителями штаба Южного фронта проводились еженедельно.
– Но ведь немцы могут вас запеленговать и определить расположение лагеря! – забеспокоился лейтенант.
Учитель улыбнулся:
– Могут. Но ведь и мы не лыком шиты. Во-первых, на связь выходим в разные дни недели и в разное время суток. А во-вторых, для проведения сеанса связи мы покидаем лагерь небольшой группой и спускаемся либо по южным, либо по северным склонам. Никогда не включаем станцию на передачу в одном и том же месте. А здесь, в лагере, работает только приемник – новости из Москвы слушаем…
Объяснение удовлетворило Бобовника. Кивнув, он перешел к более насущной проблеме:
– А где же я буду спать?..
Поселили Бобовника в палатке рядом с Григоровичем. Здесь же, по соседству, оказались сержант Луфиренко со своим закадычным другом Дробышем и молоденький парнишка из местных – Алим Агишев.
По какой-то необъяснимой причине Ян с Алимом понемногу сдружились. Наверное, потому, что Григорович был слишком заумен, а Луфиренко с Дробышем много старше и им хватало дружбы между собой.
Алим кое-как окончил четыре класса в мужской школе Судака и помогал отцу в мастерской гончарной артели. Лучше всего у него получалось приготавливать по древним рецептам краски и покрывать ими готовые изделия. Сбежав из Судака в отряд, талантливый парень прихватил с собой несколько тетрадок с эскизами рисунков, а также специальные кисти и компоненты красок. Если днем выпадали свободные минуты, Алим забирал из палатки свое художественное имущество, устраивался на полянке, раскрывал одну из тетрадок и придумывал новые элементы орнамента для горшков, ваз и тарелок…
Обустраиваясь на новом месте, Бобовник испытывал странные ощущения, этакую двойственность восприятия происходящего. С одной стороны, его обуяла радость оттого, что война осталась где-то далеко, фронт отодвинулся на восток. Воодушевляло и то, что в отряде он получил крышу над головой, вполне сносное питание и даже нового приятеля. А с другой стороны, его настораживали разговоры местных бойцов о боевых вылазках, о регулярных походах к ближайшим населенным пунктам за разведданными, за питьевой водой и продуктами. Не очень-то он горел желанием покидать тихое и уютное местечко в лесистой седловине, где о войне напоминали лишь полевая форма, палатки и стрелковое оружие.
Смятение продолжалось до той поры, пока он не повстречал у штабной землянки красивую молодую девушку. Она прошла мимо и даже не посмотрела в сторону Бобовника. Он же, поразившись ее внешности, моментально позабыл о риске пребывания в тылу врага. Душа после этой встречи наполнилась страстным желанием добиться расположения незнакомки.
Со второй жертвой из московского подземного хозяйства банде Бобовника здорово подвезло. Узнав, что Никита Неклюдов не имеет отн