До каких-то пор секс оставался у них единственной стороной жизни, никак не связанной с нацеленностью на будущее. Даже решение завести детей, в отличие от любых других решений в браке, например, брать ли ей его фамилию (нет), какими лампочками пользоваться (светодиодными), не стало плодом многочасовых обсуждений. Это получился просто спонтанный момент, когда во время предварительных ласк он потянулся за презервативом, а она спросила, нужен ли он, и передвинулась, коснувшись влагалищем кончика его пениса. Он покачал головой, а она медленно опустилась, и его охватила пленяющая новизна ее чувственности, ее участие в моменте, переплетающееся с остротой ощущения ее влажного тепла прямо на его коже, обволакивающего его миллиметр за миллиметром. На следующее утро и вечером того дня, и весь остаток месяца они продолжали заниматься сексом без презерватива. Никто не говорил ни о цикле, ни о детях.
Когда у Жанин начались месячные, не было никакого громкого объявления, она просто обмолвилась мимоходом. Настолько намеренно буднично, что чувствовался налет беспокойства. На следующий месяц она говорила уже с явной тревогой на грани отчаяния, потом с отчаянием, граничащим с истерикой. На прикроватной тумбе появились книги по успешному зачатию.
Потом Жанин объявила Неделю овуляции – она начала отслеживать цикл, и в дни до и после овуляции они старались заниматься сексом как можно больше. Тогда Мэтт осознал: ее стремление ставить цели, изнуряющие ограничения во имя будущих достижений, теперь отравили и секс. Она ничего не сказала о том, что в оставшиеся три недели секса не будет, но так теперь получалось. Секс стал чем-то, чем они занимались только во имя зачатия. Клинически, по расписанию. Где-то между тестами на жизнеспособность и подвижность сперматозоидов Неделя овуляции превратилась в День овуляции – двадцать четыре часа постоянного секса между двадцатью семью днями «отдыха».
А потом появились дети с особыми потребностями с сеансов ГБО – причем не только Роза, ТиДжей и Генри. Иногда он сталкивался и с детьми с других сеансов. А что еще хуже, в его жизни появились рассказы мам, которые он вынужден был слушать по два часа в день. Как рентгенолог, он и раньше постоянно видел больных, травмированных детей. Но теперь, став очевидцем ежедневных испытаний, через которые проходят те, кто растят не совсем здоровых детей, он стал ощущать все гораздо более полно, не мог не задуматься, что на чашах весов бесплодие и пациенты ГБО. И ему пришла в голову мысль, что это какие-то высшие силы, должно быть, пытались дать ему понять, что надо остановиться, хотя бы подождать и все тщательно обдумать.
В конце первой недели ГБО после утреннего сеанса Китт рассказала ему о новом «поведении» ТиДжея, «размазывании фекалий» («Фекалий это типа какашек?» – спросил он тогда, а она ответила: «Ага, а размазывание, это втирание во все стены, занавески, книги, повсюду!») И тут Мэтт получил голосовое сообщение от Жанин, что, судя по ее тесту мочи, сегодня День овуляции и не мог бы он приехать домой немедленно? Он проигнорировал сообщение и поехал в больницу, отключив телефон, не обращая внимания на все более длинные сообщения от нее. Он подумал уже, что отделался, когда в кабинет ворвалась его свекровь.
– Жанин хочет, чтобы ты немедленно приехал домой. Говорит, сегодня день для… как там это называется? – сказала она. Мэтт поспешно закрыл дверь, пока она не сказала «овуляции», но не успел. Она громко и отчетливо произнесла: – оргазм. Сегодня день оргазма.
Когда Мэтт приехал домой, Жанин ждала его обнаженная в постели. Возможно, она лежала так все время с того первого сообщения шесть часов назад. Он принялся извиняться, говорил, что у него сел телефон, но она только сказала:
– Неважно. Иди сюда. Мы теряем время. Поторопись!
Он разделся, методично и медленно расстегивая пуговицы на рубашке и ремень. Забрался в кровать, прижался губами к ее губам, постарался сосредоточиться на ее сосках, на ее пальцах, касающихся его пениса, но ничего не происходило.
– Ну же, – произнесла она и немного сильно сдавила его пенис. На салфетке на прикроватном столике он увидел тест-полоску на овуляцию, который лежал там и командовал: «Давай, покончи с этим! Всади своей жене!» Мэтт засмеялся от абсурдности всего происходящего, того, как эта аптечная розовая полоска за 99 центов взяла под свой контроль, похитила остатки их интимной жизни.
– Да что с тобой? – спросила Жанин.
Мэтт откинулся на спину. И что отвечать? «Извини, дорогая, но обсуждение оргазма с твоей матушкой лишило меня настроя, и кроме того, мне кажется, Бог не хочет, чтобы у нас были дети, а еще, ты слышала о размазывании фекалий?» И он ответил:
– Может, дело в ГБО. Я почти не сплю. Давай этот месяц пропустим.
Она промолчала. Они лежали рядом, близко, но не касаясь друг друга, обнаженные, глядя на потолок. Минуту спустя она села.
– Ты прав, забудь об этом. Тебе нужна передышка, – сказала она и сползла пониже. Остановилась у его пениса, где вялая плоть выглядывала из складок кожи, и взяла его в рот. Мысль, что это действие не нацелено на деторождение, на будущее, что-то затронула, переключила какую-то спавшую ранее клеточку мозга. Он обхватил ее голову, не желая, чтобы она отпускала его из теплой пещеры своего рта и горла. Он закончил ей в рот.
Потом он гадал, как он мог этого не ожидать, как мог обмануть себя и поверить, что она так легко сдастся на целый месяц! Но в дремотной сладости посторгазменного тумана ему не пришло в голову, зачем Жанин подскочила и помчалась в ванную. Он лежал там как дурак, пригревшийся и счастливый, ему было немного любопытно, но, в сущности, все равно, что она там делает с таким грохотом: скрипели дверцы шкафчиков, трещали пакеты, лилась какая-то жидкость, и под конец плевок. Когда Жанин скользнула обратно в кровать, Мэтт повернулся к ней, готовый обнять и прижать к себе.
– Мне нужна твоя помощь. Можешь взять эти подушки и подложить их мне под попу? – Жанин расставила ноги и приподняла бедра. В руке у нее был шприц без иглы. Внутри в чистой жидкости в подвешенном состоянии плавали склизкие капли. Ну конечно, его сперма. Метод кухонной спринцовки, который она так высмеивала («Я серьезно, некоторые правда пользуются кухонными спринцовками. Представляешь?») Она вставила шприц во влагалище, приподняла бедра и медленно влила жидкость в свое тело. – Мне правда нужны подушки, прямо сейчас.
Мэтт подложил подушки ей под бедра, рядом с теми местами, где, как он надеялся всего мгновения назад, окажется его язык. Он встал, медленно оделся и подумал о том, как Жанин удалось осовременить оргазм во время орального секса, как она сменила назначение акта чистого удовольствия («Тебе нужна передышка», – сказала она!), превратив его в акт хитроумного оплодотворения.
Мэтт пораньше уехал на вечерний сеанс, пробормотав что-то о пробках. Закрывая за собой дверь спальни, он бросил взгляд на Жанин, которая лежала, подняв прямые ноги вверх. Прямо сцена из софт-порно-шоу цирка дю Солей. Остаток вечера, включивший в себя поездку в Бухту Чудес, остановку у «7-Элевен», покупку сигарет («Кэмел», со скидкой), прогулку к ручью, он не мог не думать о своей сперме, как она скользнула по стенкам влагалища Жанин к шейке матки благодаря не собственной подвижности, а гравитации. Он закурил, вдохнул и представил собственную сперму, хлыстики-хвостики, которые крутятся, подгоняя ее к яйцеклетке, но слишком медленно, слишком слабо, не в силах пробить ее оболочку.
На третьей сигарете пришла Мэри. Они встречались всего один раз, на обеде у родителей его жены, но сейчас она плюхнулась рядом с ним, безо всяких неловких фраз типа «ой-привет-что ты тут делаешь», как бывает при встрече незнакомцев. Просто «привет», как дети привычно по-дружески здороваются после школы.
– Привет, – ответил он, взглянув на книгу в ее руке. – Лексика для вступительного экзамена. Хочешь, поспрашиваю?
Позже он не раз задавался вопросом, что же на земле могло сделать его таким идиотом, что он начал это – что? – что бы это ни было с Мэри, все возвращалось к одному: как она отбросила книгу, словно фрисби, одновременно бросая на него взгляд – как дротик, почти закатывая глаза, одновременно качая головой и хмурясь от отвращения. Это был взгляд Жанин, ее фирменный взгляд, говорящий «Это не обсуждается. Точка», который впервые он увидел еще в университете, когда предложил сделать перерыв в учебе, чтобы посмотреть фильм, а последний раз – только сегодня, когда обмолвился, что, возможно, им стоит встать в очередь на усыновление (нет, он не предлагает сдаться, это просто мысль). Что-то в Мэри напомнило ему молодую Жанин, а то, как она отбросила учебник, – их первое свидание с Жанин, рассказавшей ему тогда, что на самом деле ей плевать на учебу и как ей иногда хочется вышвырнуть все учебники из окна общежития.
– «Кэмел». Люблю их. Можно? – Мэри подняла его пачку сигарет.
Мэтт открыл было рот, чтобы ответить, что конечно же нельзя – она ребенок и он не собирается давать сигареты несовершеннолетним. Но странное ощущение дежа вю, словно он оказался с беззаботной, «настоящей» Жанин, и его отчаянная тоска по прежней жизни, до бесплодия – и у него в горле что-то застопорилось, он ничего не смог произнести. Мэри приняла его молчание за разрешение и взяла сигарету.
Она закурила, зажала ее между пальцев, с любовью, почти благоговейно осмотрела (этот взгляд – да, он помнил, что она подросток, он старался не думать об этом, но попытки отогнать мысль лишь делали ее еще назойливее, – он уже даже представил себе как Жанин так же смотрит на его пенис прежде, чем взять его себе в рот), потом поднесла сигарету к губам. Она затянулась (он изо всех старался не думать об этом), выдохнула колечко дыма и легла, разбросав длинные черные волосы по гальке. Это напомнило ему Жанин, то, как ее волосы, тоже длинные и черные, насыщенно иссиня-черные, разметались по подушке.
Мэтт отвернулся.
– Тебе не надо курить. Кстати, сколько тебе?
– Скоро семнадцать, – Мэри сделала еще затяжку. – А тебе сколько? Около тридцати?