– Это мой долг. Мои пациенты. Я должен их защищать. Мои травмы не имели значения, – спокойно объяснил Пак и, обернувшись к Элизабет, продолжил: – Я пытался спасти Генри, но огонь…
Элизабет опустила взгляд, словно от стыда, и потянулась за стаканом с водой.
– Спасибо, Пак, – сказал Эйб. – Я знаю, вам нелегко. Один последний вопрос, чтобы покончить с этим. Имеете ли вы хоть какое-то отношение к сигаретам, спичкам, хоть к чему-то, что можно связать с огнем, убившим двоих ваших пациентов и чуть не убившим вашу дочь?
Он уже собирался ответить, когда заметил, как дрожит рука Элизабет в тот момент, как она несла стакан с водой ко рту. Тут он вспомнил картинку, так часто навещавшую его из глубин подсознания: сигарета между пальцами в перчатках, чуть подрагивающая на пути к спичечному коробку под шлангом с кислородом.
Пак мигнул. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Напомнил себе, что это надо просто забыть, скатать в тугой шарик и вышвырнуть. Он посмотрел на Эйба, покачал головой и ответил:
– Нет, никакого. Ни малейшего.
Янг
Когда адвокат Элизабет произнесла приветственные слова «Добрый день, мистер Ю», на Янг неожиданно нахлынули воспоминания о рождении Мэри. Наверное, дело было в выражении лица Пака. Каждый мускул лица сжался в маску без единой эмоции, чтобы не выдать страха. Так же он смотрел почти восемнадцать лет назад (нет, ровно восемнадцать – у Мэри день рождения завтра, но в Сеуле, где она родилась, завтра уже наступило), когда в палату Янг с хмурым видом вошел врач. Он сказал, что им пришлось сделать экстренную гистерэктомию. С ребенком все хорошо. Это девочка. Им очень жаль. (Или не так, им очень жаль, это девочка?)
Как и большинство корейцев, Пак мечтал о сыне, ждал его. Он старался скрыть разочарование. Когда его родственники принялись оплакивать несчастье, что его единственный ребенок – девочка, он заявил: «Она стоит десяти сыновей!» Но произнес он это немного слишком твердо, словно пытаясь убедить их в чем-то, во что и сам не до конца верил. В голосе слышалось напряжение, напускная радость, которую он старался придать своим словам, отчего голос звучал выше обычного.
Точно так же и сейчас он ответил:
– Добрый день.
Адвокат Элизабет не стала тратить время и умасливать его, как других участников процесса.
– Вы утверждаете, что никогда не были в магазинах «7-Элевен» в окрестностях, верно?
– Да, я их не видел. Не знаю, где они, – сказал Пак, и Янг улыбнулась. Эйб просил его не отвечать просто «Да», потому что тогда его загонят в ловушку. Объясняй, говори больше, просил он, и Пак ровно так и делал.
Шеннон склонила голову, улыбнулась и подошла к Паку, как охотник к добыче.
– У вас есть карточка банка АТМ?
– Да, – Пак нахмурился, возможно сбитый с толку внезапной сменой темы.
– Ваша жена пользуется этой карточкой?
– Нет, у жены своя карточка, – Пак насупился еще сильнее.
Шеннон передала ему бумагу.
– Вы это узнаете?
– Да, это выписка с моего банковского счета, – ответил Пак, проглядев документ.
– Пожалуйста, прочитайте вслух выделенные строки в графе «Снятие наличных, АТМ»
– 22 июня 2008 – десять долларов. 6 июля 2008 – десять долларов. 24 июля 2008 – десять долларов. 10 августа 2008 – десять долларов.
– Где было произведено снятие?
– Вирджиния, Пайн Эдж, Принс стрит, 108.
– Мистер Ю, помните ли вы, что располагается по указанному адресу, Принс стрит 108 в Пайн Эдже?
Лицо Пака сморщилось от сосредоточения. Он поднял глаза и покачал головой.
– Нет.
– Давайте попробуем освежить вашу память, – Шеннон разместила на подставке фотографию магазина «7-Элевен», где под оранжево-зелено-красным полосатым козырьком находился банкомат АТМ. На стеклянной двери четко читался адрес: Вирджиния, Пайн Эдж, Принс стрит, 108. Янг почувствовала, как в животе что-то оборвалось, внутри все содрогнулось.
Пак держался спокойно, но лицо у него побледнело до цвета обветренного серого могильного камня.
– Мистер Ю, что находится рядом с банкоматом АТМ по этому адресу?
– Там магазин «7-Элевен».
– Вы утверждали, что никогда не были и не видели магазина «7-Элевен» в окрестностях, тем не менее здесь мы видим его рядом с банкоматом АТМ, где вы снимали деньги четырежды прошлым летом. Все верно?
– Я не помню этот банкомат. Я не ходил туда, – сказал Пак. Лицо выражало уверенность, но в голосе слышалось сомнение. Заметили ли его присяжные?
– Есть ли основания предполагать, что в выписке со счета ошибка? Вы теряли карточку? Возможно, ее у вас крали прошлым летом?
Тут Паку что-то пришло в голову. Мысль, которая привела его в возбуждение и заставила открыть рот. Но потом он столь же внезапно закрыл рот и опустил взгляд.
– Нет. Не крали.
– Иными словами, вы признаете, ваша банковская выписка доказывает, что вы несколько раз ходили к этому магазину «7-Элевен». Тем не менее вы утверждаете, что не помните, чтобы вы там бывали, правильно?
– Я не помню, – ответил Пак, все еще смотря вниз.
– Так же как не помните, чтобы покупали сигареты прошлым летом?
– Протестую, давление на свидетеля, – произнес Эйб.
– Отклонено, – сказала Шеннон и продолжила: – Разве вы не ходили в «7-Элевен» 26 августа всего за несколько часов до взрыва?
– Нет, – ярость придала голосу Пака силу, вернула цвет его лицу. – Я никогда не ходил в «7-Элевен». Никогда, не только в день взрыва. Я никогда не покидал свое место в течение дня.
– Получается, в тот день вы вообще не уходили с вашего участка? – спросила Шеннон, приподняв брови.
Пак открыл было рот, и Янг уже ждала, что он ответит «Да!», но вместо этого он сжал губы, весь как-то сдулся, как лопнувшая игрушка.
– Мистер Ю? – поторопила Шеннон. Пак поднял глаза.
– Я вспомнил. Я ездил в магазин. Нам была нужна детская присыпка, – он посмотрел на присяжных. – Мы используем ее на шлеме. Защищает от пота. Чтобы было сухо.
Янг вспомнила, как Пак говорил, что у них кончается присыпка, но он не может отойти, пока поблизости демонстранты. А позднее, перед последним сеансом, он взял на кухне кукурузный крахмал, чтобы использовать вместо присыпки. Зачем же он врет?
– Куда вы пошли? – спросила Шеннон.
– В аптеку «Уолгрин» за присыпкой. Потом в АТМ неподалеку.
– Мистер Ю, пожалуйста, прочитайте данные из выписки за 26 августа 2008.
– АТМ, наличные. Сто долларов. 12:48. Бухтаплаза, Бухта Чудес, Вирджиния.
– Вы пошли в этот банк после «Уолгрин»?
– Да.
Янг задумалась. 12:48, это перерыв на обед. Он попросил ее приготовить ланч, а сам снова пошел успокаивать демонстрантов. Он вернулся через двадцать минут, сказал, что он попытался, но они ничего не желают слушать. Неужели он тогда ездил в город? Но зачем?
– Это то отделение АТМ в Бухтаплаза? – спросила Шеннон, ставя еще одну фотографию на подставку.
– Да, – на фотографии видна была вся «Плаза». За громким названием скрывались три магазинчика и четыре пустых витрины с вывесками «Сдается». Банкомат АТМ находился посередине, рядом с магазином «Центр праздника».
– Любопытно, что прямо за «Плазой» располагается вот этот магазин «7-Элевен». Вы же его видите, да? – Шеннон показала на его фирменные полоски в углу.
– Да, – ответил Пак, не глядя на изображение.
– Любопытно, что вы поехали именно в этот АТМ, довольно далеко от «Уолгрин», хотя внутри аптеки тоже есть банкомат АТМ и, судя по вашей выписке, вы часто им пользовались. Верно?
– Я тогда не вспомнил, что мне нужны наличные.
– Как же вы могли не вспомнить, вы же платили за присыпку, доставали кошелек, – сказала Шеннон, широко улыбаясь, и направилась к своему столу.
– В «Уолгрин» продаются сигареты, – сказал Пак, подняв голову.
– Что? – Шеннон обернулась.
– Вы думаете, я снимал деньги в «Плазе» потому, что зашел в «7-Элевен» за сигаретами. Но если бы мне нужны были сигареты, я мог бы купить их и в «Уолгрин».
Ну конечно, аргументы Шеннон не выстоят. Янг ощутила торжествующее возбуждение от логики Пака, от его гордого вида, от того, как закивали присяжные.
– Я не верю, что вы ездили в тот день в «Уолгрин», – ответила Шеннон. – Я думаю, что вы купили пачку «Кэмел» в «7-Элевен» и зашли к банкомату рядом, а аптеку «Уолгрин» сочинили сегодня, чтобы объяснить, зачем вообще отлучались.
Если бы Шеннон это крикнула или сказала бы тоном «Поймала!», Янг могла бы списать все на происки предубежденного врага. Но Шеннон говорила вежливо, голосом учителя в младшей школе, который сообщает, что, к огромному сожалению, ответ неправильный. Сообщает так, будто не хочет этого говорить, но вынужден по долгу службы. Янг вдруг поняла, что она соглашается, она знает, что Шеннон права. Пак не ездил в «Уолгрин». Ну конечно нет. Куда же он тогда ездил, что делал, что он скрывает от нее, своей жены?
Эйб запротестовал, судья велел присяжным не учитывать последние реплики.
– Мистер Ю, верно ли, что до прошлого лета вы ежедневно курили на протяжении более двадцати лет? – спросила Шеннон.
Янг почти слышала шевеление у него в мозгах, когда он пытался понять, как избежать фатального «Да», которое в итоге все же пробормотал.
– Как вам удалось бросить? – спросила Шеннон.
Пак нахмурился в замешательстве.
– Я просто… не курю.
– Да ладно? Наверное, вы использовали жвачку. Или пластыри, – в голосе Шеннон слышалось недоверие, но Пак не выражал враждебности. Его голос был спокойным, добрым, ровным. Янг подумала, что она понимает, почему Шеннон задается вопросом, как же ему удалось так легко избавиться от двадцатилетней привычки. Тот же вопрос Янг видела и на лицах присяжных.
– Нет. Я просто перестал.
– Прямо просто перестали и все?
– Да.
Шеннон и Пак долго, не мигая, словно соревнуясь, смотрели друг на друга. Шеннон первая отвела взгляд, моргнула и сказала:
– Хорошо. Значит, просто перестали.