– Я знаю, что ты делала вечером перед взрывом. Ты встречалась с Мэри.
Ощущение, что он листает книгу по распознаванию эмоций, по которой Элизабет занималась с Генри, где каждая картинка отражала одну эмоцию. Потрясение. Паника. Страх. Любопытство. Облегчение. Все промелькнуло на лице Жанин и наконец оставило последнее чувство: обреченность. Она отвела взгляд.
– Почему ты мне не рассказывала? – спросил Мэтт. – Ни слова за целый год? О чем ты думала?
Лицо Жанин изменилось. Защитная маска слетела, ей на смену пришло совершенно иное выражение, казалось, перед ним уже другой человек. Как бык, готовясь к нападению, опускает подбородок, сужает зрачки и приобретает совсем иной вид, так и Жанин мгновенно изменилась, почувствовав, что сдерживаемый гнев вскипел и готов воспламениться.
– Это ты мне говоришь, как себя вести? Да ты серьезно? А как насчет твоих сигарет и спичек, записок, которые ты писал несовершеннолетней девчонке? Ты как-то не спешил прийти ко мне облегчить душу. Так кто тут хранит обличительные тайны?
Слова Жанин сосульками пронзали окружавшее его алкогольное тепло. Конечно, она права. Кто он такой, чтобы строить из себя добродетель? Это он все начал, прятки, ложь, секреты. Он почувствовал, как каждый мускул сдулся и опал, от бровей и до икр ног.
– Ты права, – сказал он. – Мне давно следовало все рассказать.
Его притворное извинение, кажется, выпустило гнев Жанин, морщины вокруг бровей смягчились по краям.
– Так расскажи. Все.
Забавно, он страшился того момента, когда ему придется рассказать ей о Мэри, и вот, момент настал, а ему было так легко. Он начал с правды, поведал ей, как нервничал из-за всей этой истории вокруг бесплодия, как спонтанно купил сигареты, возможно, в знак протеста. Это признание ослабляло его позицию в споре, да и в браке в целом, но ложь такая штука: если что-то действительно нужно спрятать, то необходимо замаскировать это зернами постыдной правды. Как же легко оказалось закрепить ложь среди эпизодов уязвленной гордости, а потом переплести детали, чтобы создать достоверный рассказ. Он сказал, что Мэри застала его курящим у ручья, и он разрешил ей тоже взять сигарету, хотя она еще маленькая (правда), что он чувствовал себя виноватым (правда, хотя дело и не в курении) и решил больше так не делать (ложь), а потом она попросила его купить еще сигарет для нее и ее друзей (ложь), и она стала оставлять ему записки, в которых просила встретиться (правда), принести ей сигарет (ложь), но он не обращал на них внимания (ложь), он получил, наверное, с десяток записок (правда), когда наконец решил положить всему конец (правда, хотя, опять же, дело не в курении) и отправил ей ту последнюю записку, в которой хотел со всем покончить и просил встретиться тем вечером в четверть девятого (правда).
– Получается, сигареты, которые я нашла – те самые, которые ты купил в первый день? – спросила Жанин.
Мэтт согласился, да, конечно, он купил всего одну пачку (ложь). А потом сказал то, что было правдой в наибольшей и наименьшей степени одновременно:
– По крайней мере, это было только один раз.
Правда здесь заключалась в том, что «это» случилось всего один раз, жуткий, унизительный, когда они отмечали день рождения Мэри, и она споткнулась и упала на него. А если вести речь о курении, это было ложью.
Он договорил, и Жанин с минуту молчала. Она сидела по другую сторону стола и смотрела на него, не говоря ни слова, словно пытаясь прочитать что-то у него на лице. Он не отводил взгляд, смотрел ей прямо в глаза, словно спрашивая, рискнет ли она не поверить ему. Наконец она отвела взгляд и сказала:
– Почему ты не рассказал обо всем вечером накануне взрыва, когда я нашла ту записку?
– Ты ее знаешь. Мы дружим с ее родителями, и ты могла посчитать своим долгом им все рассказать, а мне не казалось это такой серьезной вещью. Досадно, да, но… – он пожал плечами. – А как ты узнала? В смысле, что это не интерн?
– На следующий день я проходила мимо твоей машины на больничной парковке и увидела записку на сиденье с просьбой о встрече в 20:15.
Ерунда. Он не мог оставить записку на видном месте. Готов поспорить, что она все утро копалась в его карманах, письмах и даже мусоре.
– Учитывая, что сеанс ГБО заканчивается после восьми вечера, я поняла, что круг людей, с кем ты мог бы встречаться, ограничен. Уж точно не интерн в больнице. Тогда я покопалась в машине и нашла еще одну записку, упоминавшую подготовительные курсы. Тогда все стало ясно.
Он помнил эту записку. Мэри обычно оставляла листки под дворником, но в тот день лил дождь, и она воспользовалась запасным ключом, хранившимся в магнитном держателе под днищем машины, и прикрепила бумажку к рулю. Она нарисовала на ней улыбающуюся рожицу, и он еще посмеялся над ее юностью и невинностью.
– Так почему же ты не пришла поговорить со мной? – спросил Мэтт аккуратно и мягко, чтобы вопрос звучал как простое любопытство, а не обвинение.
– Сама не знаю. Наверное, я не знала, что происходит, поэтому поехала посмотреть. Но сеанс задерживался, и она была там одна, так что я… – Жанин уставилась на свои руки, водя указательным пальцем одной руки по линиям на ладони второй, как предсказательница. – А как ты узнал?
– Я ездил поговорить с ней вечером. Эйб упомянул, что она будет давать показания, а я целый год с ней не общался и решил выяснить, что она собирается рассказывать, понимаешь?
Жанин медленно кивнула, почти неуловимо, и ему показалось, что он заметил облегчение, проскользнувшее по ее лицу при словах, что он весь год не общался с Мэри.
– Я думала, она ничего не помнит, – сказала Жанин. – Так Янг говорила.
– Она могла забыть взрыв. Но она отлично помнит твое, – Мэтт запнулся, подыскивая слово, – посещение тем вечером. Она рассказала мне только потому, что думала, я и так знаю.
Мэтту очень хотелось спросить «Какого черта ты мне не рассказала?», но он буквально проглотил эти слова, рвавшиеся из его горла. Он быстро выучил, что ссоры в браке – как качели. Надо осторожно отмерять обвинения. Если накидать сразу много на одного человека, дать качелям опуститься до земли, он может просто встать и уйти, и ты полетишь об землю.
Жанин грызла кожу вокруг ногтей. Через некоторое время она сказала:
– Я не видела в этом необходимости. В том, чтобы тебе рассказывать. Люди погибли, ты получил ожоги, она в коме, а записки и наш разговор казались такой глупостью. Мелочь. Казалось, это уже не имеет никакого значения.
Только вот ты там была, на месте происшествия, во время происшествия, с орудием в руках, подумалось Мэтту. Полиция может решить, что это важно.
Словно угадав его мысли, поняв, как звучало ее оправдание, Жанин сказала:
– Когда полиция принялась говорить о сигаретах, я подумала было рассказать, но что я могла сказать? Я проехала целый час, чтобы попросить девочку-подростка перестать заваливать моего мужа записками? Ах да, еще, перед уходом, я дала ей сигареты и спички, возможно, те самые, которые потом послужили причиной взрыва.
Дала. Хотя его удивляло, как Жанин заставила прозвучать все так, словно она не швырнула эту гадость, а подарила, он понял, что в выборе слова есть кое-что поважнее. Дала означало, что получатель, Мэри, взяла предметы.
– Постой, после того, как ты, хм, дала ей все это, она их уронила? Или ушла, оставив рядом с тобой? Или ты ушла, оставив ее с этими предметами?
Алкоголь плескался у него в мозгу, мешал думать, но это казалось почему-то важным.
– Что? Понятия не имею. Какая разница? Мы обе ушли. Я знаю только, что велела ей держаться от тебя подальше и не посылать больше никаких записок.
Жанин говорила еще что-то о том, как сигареты остались в лесу, и ей становилось плохо при мысли об Элизабет, явно психически нездоровой женщине, которая случайно нашла сигареты в самый неподходящий момент и использовала их для убийства, но Мэтт мог думать только о том, кто последним держал эти сигареты. Если считать, что последней их держала Жанин, приходится рассматривать возможность, что она и осуществила поджог. Но если Жанин ушла первой, если последней их видела Мэри, может ли быть так, что она…
– Завтра Эйб попросил меня записать образец моего голоса, – сказала Жанин.
– Что?
– Он просит меня записать мой голос, чтобы они могли дать его прослушать тому сотруднику из клиентской службы. Чушь. Двухминутный разговор год назад. Без шансов, что он вспомнит голос, который слышал год назад. Он же даже не знает, мужчина звонил или женщина. Он знает только, что звонивший говорил по-английски без акцента, что бы это ни значило. А теперь подумай, сколько людей могли на минутку взять твой телефон. Не понимаю, зачем это Эйбу.
По-английски без акцента. Могли взять телефон. Тут ему пришло в голову то, что он игнорировал все это время, ему просто не приходила в голову такая возможность, как же он был слеп.
Мэри знала, где он прятал запасной ключ от машины. Она могла открыть машину, достать телефон и делать, что захочет. И она идеально говорила по-английски. Без акцента.
Суд: день четвертый
Четверг, 20 августа, 2009
Жанин
Если почитать статьи в интернете, кажется, что все просто: расслабься, дыши спокойно, чтобы снизить пульс, частоту дыхания и давление, и профит, можно врать сколько влезет! Только сколько бы она ни сидела в позе йогов, представляя себе океанские волны и глубоко дыша, каждый раз, когда она вспоминала телефон Мэтта, не говоря уже о том звонке, ее кровь из ленивого ручейка превращалась в бурлящие потоки и вихри пятой категории сложности, словно предчувствовала опасность и стремилась убежать, немедленно, и заставляла сердце работать в режиме паники.
Иронично, что после всех ее проступков, после всего вранья, именно звонок в страховую, даже не сам звонок, а то, что они в тот день перепутали телефоны, угрожает разрушить ее мир. Еще большая ирония в том, что ей не надо было звонить. Она легко могла поискать ответ в интернете или даже просто догадаться: ну какая страховка от пожара не покрывает случай поджога? Но Пак сбил ее с толку – сначала не успокаивался по поводу сигарет, потом нерешительно ходил вокруг да около, начал говорить, что возможно, вся затея это большая ошибка, так что она решила на всякий случай все-таки позвонить в страховую. И подумать только, она сделала это ровно в тот день, когда у нее оказался телефон Мэтта! Перепутай они телефоны в другой день или позвони она с рабочего телефона (а ведь стоял на столе, прямо под рукой!), в выписке звонков не было бы ничего подозрительного, все было бы хорошо.