– Минуту, я буду прямо за дверью.
Элизабет села за стол и подставила руки к вентилятору, чтобы чуть охладить. Ноутбук Анны стоял поверх каких-то бумаг, и велико было искушение их прочитать. Нет. Все это неважно. Их стратегии, аргументы, свидетели – все это не имеет значения. Она огляделась и увидела свою сумочку рядом с сумкой Шеннон и портфель для документов в углу. Она пошла взять свою сумку и тут увидела судебный блокнот в кармашке портфеля Шеннон. Он был согнут, и виднелась часть фразы «…ение при признании вины».
Изменение? Появление? Обсуждение?
Элизабет чуть сдвинула блокнот одним пальцем, только чтобы прочитать строку. В верхнем углу аккуратным почерком Шеннон было написано: «Сомнение при признании вины». Она достала блокнот. Там был список, составленный Шеннон:
• Требования штата Вирджиния к признанию вины: «осознанное, добровольное и разумное». Соблюдено ли при нарушениях рассудка? (Анна)
• Прецеденты по оспариванию признания вины собственным клиентом с учетом компетентности (Эндрю) (Найти случаи по запросу: признание вины как «обман суда»)
• Конфликт интересов: необходимо разрешить? – этика (Анна)
• Оценка дееспособности – встреча с Д-ром К. сегодня! (Шеннон)
Признание вины. Дееспособность. Оспаривание признания вины собственного клиента. У нее сжалось в горле, воротник блузки впился в шею, она закашлялась. Она расстегнула верхнюю пуговицу и сделала глубокий вдох, чтобы кислород попал в легкие.
Шеннон же говорила, что с этим надо переспать, просто для надежности! Она же обещала пойти завтра к судье, если намерения не изменятся! А на самом-то деле, похоже, она собиралась не допустить признания Элизабет. Ни завтра. Никогда. Шеннон планировала начать нападение на собственного клиента. Она собиралась объявить Элизабет сумасшедшей, заявить о ее намерении обмануть суд – она готова на все, чтобы суд продолжался. Она потащит Элизабет обратно и заставит досмотреть видеозапись Генри. Она заставит Терезу прилюдно рассказать о тех постыдных мыслях, которые они хранили в секрете. Она оболжет Виктора и любого, кто попадется под руку, обвинит их в жестоком обращении. Она будет обвинять Пака, вываляет его в грязи и, что еще хуже, прибегнет к помощи демонстрантов.
Демонстранты. Рут Вайс. ГордаяМамаАутиста. От одной мысли об этой женщине Элизабет испытала ненависть такую сильную, что у нее закружилась голова, и ей пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Эта женщина сожгла маленького сына Элизабет только потому, что хотела привлечь внимание к своей «теории аутизма» (всего лишь оправдание собственного стиля родительства). И Элизабет виновата в том, что не помешала ей. Эта женщина нападала на нее на форумах, угрожала, обзывала, обратилась в Службу защиты детей, а Элизабет не обращала ни на что внимания и выпустила ситуацию из-под контроля, позволив ей принимать экстремальные меры, не опасаясь последствий. А теперь из-за ее бездействия и трусости Рут Вайс сойдет с рук убийство, и она причинит еще больше боли другой своей жертве, Паку. Нет. Она не может этого допустить.
Она встала и принялась мерить комнату шагами. Ей надо уйти, но здесь нет окна, чтобы выбраться, а Анна прямо за дверью. Да и если она выберется из здания, что она станет делать? Машины у нее нет, такси на улице тоже не найти. Можно вызвать, но оно приедет не сразу, все успеют заметить ее исчезновение. И все же надо попробовать.
Она пошла за сумочкой. Когда она взяла ее, стоявшая рядом сумочка Шеннон сдвинулась и содержимое сместилось. Бренчание внутри словно высвободило какую-то глубоко засевшую картинку в сознании Элизабет. Видение, как она сама делает то, что следовало сделать давным-давно.
Она схватила сумочку Шеннон и встала. Она точно знала, куда надо идти и что надо делать. У нее не было выбора. Быстро, пока ее не поймали. Пока она не передумала.
Мэтт
Мэтт с Жанин ждали Эйба рядом с комнатой судьи, стоя рядом друг с другом. Неподалеку стояла еще одна пара, помоложе. Судя по тому, как они все время целовались, а она то и дело бросала восхищенные взгляды на кольцо, Мэтт догадался, что они ждут, чтобы их расписали. Они могут подумать, что Мэтт с Жанин разводятся: Жанин все время хмурилась и шепотом возмущалась: «Расскажи прямо сейчас. Какого черта мы тут делаем?», а он стоял молча и качал головой.
Не то чтобы он не хотел ей рассказывать. Но он знал Жанин. Знал, что она убедит его не рассказывать Эйбу всей правды: о том, что она была там тем вечером, или о том, как он курил вместе с Мэри. Знал, что она велит ему продумать и отрепетировать каждое слово. А он устал скрывать, планировать, высчитывать факты и так далее. Ему надо было встретиться с Эйбом лицом к лицу и высказать все, и плевать на последствия.
Эйб и Шеннон вышли, оба с помощниками.
– Эйб, нам надо поговорить, прямо сейчас, – сказала Мэтт.
– Конечно, на сегодня заседание закончено. Может пройти сюда? – Эйб открыл дверь переговорной на другом конце коридора.
Шеннон подняла бровь, и Мэтту пришло в голову, что ей тоже стоит знать, возможно, даже больше, чем Эйбу. Только в какой степени его признание переживет юридический и технический фильтр Эйба и достигнет ее? Не потому ли он не сказал сперва все Жанин, что хотел избежать всяких заговоров?
– С вами тоже, мисс Ог. Мне надо поговорить с вами обоими, вместе, – сказал он.
– Это не лучшая идея, – Эйб покачал головой. – Давайте сначала…
– Нет, – сказал Мэтт, уверенный больше, чем когда-либо, что Шеннон должна все услышать. – Я ничего не скажу, если только мы не соберемся все вместе в одной комнате. И уж поверьте, вам есть что послушать, – он прошел в комнату, утянув с собой Жанин, а Шеннон вошла следом. Эйб остался в дверном проходе, глядя на них с негодованием.
Шеннон положила блокнот перед собой и произнесла: «Ну что, начнем?» А потом обратилась к Эйбу: «Если вы уходите, закройте, пожалуйста, дверь».
Эйб сощурился с таким видом, словно готов был убить ее на месте, а потом зашел и сел напротив Мэтта. Он не достал ни блокнота, ни ручки, просто откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и сказал Мэтту:
– Ладно, выкладывай.
Мэтт под столом нащупал руку Жанин. Та отдернула ее, скривила губы, словно попробовала что-то горькое и теперь сдерживается, чтобы не выплюнуть. Мэтт сделал глубокий вдох.
– Речь о звонке в страховую. Ну о том, по поводу поджога.
Эйб расправил руки и подался вперед.
– Я кое-что вспомнил. У Мэри был доступ к моей машине. Она знала, где я храню запасной ключ, – он посмотрел на Эйба. – И она говорит без акцента.
– Подождите. Вы хотите сказать, что… – перебила Шеннон.
– И еще кое-что, – Мэтт опасался, что, если остановится, он уже не сможет продолжить. – Прошлым летом Мэри курила. Сигареты «Кэмел».
– А вы это знаете потому, что… – проговорил Эйб.
– Мы вместе это делали. Курили, – Мэтт почувствовал, как жар прилил к щекам. Он хотел бы, чтобы капилляры сжались и не дали крови прилить к поверхности кожи. – Я обычно не курю, но один раз спонтанно купил сигареты и курил перед сеансом. Мэри оказалась поблизости, и я угостил ее.
– Всего один раз, – сказал Эйб, скорее утверждая, чем спрашивая.
Мэтт взглянул на Жанин, ее лицо выражало смесь ужаса и надежды, и он подумал о прошлой ночи, как он сказал ей, что это было лишь однажды.
– Нет, я стал часто курить у ручья, и она иногда тоже бывала там, так что я ее видел. Наверное, с дюжину раз за лето.
Жанин открыла рот от осознания, что он соврал ей вчера вечером. Снова.
– И вы всегда курили вместе? – спросила Шеннон.
Мэтт кивнул.
– «Кэмелы»? – уточнила Шеннон, на что Мэтт кивнул.
– И да, я покупал их в «7-Элевен».
– Господи, – сказал Эйб, тряся головой и опуская взгляд, словно хотел ударить по столу.
– То есть, сигареты и спички, которые нашла Элизабет, – начала Шеннон.
– Предположительно нашла, – отметил Эйб.
Не желая отвлекаться от Мэтта, Шеннон отмахнулась от Эйба, словно тот был надоедливым насекомым.
– Что вы об этом знаете, доктор Томпсон?
Мэтт испытал прилив благодарности к Шеннон за то, что она не задавала ему тех вопросов, которых он так боялся, о том, что еще происходило на этих «встречах» (наверняка, она бы подчеркнула это слово), и сколько лет было Мэри. Он посмотрел Шеннон прямо в глаза и сказал:
– Это были мои сигареты и спички, это я их купил.
– А записка на бумаге из «Эйч-Март» про встречу в 20:15? – спросила Шеннон.
– Тоже моя. Я оставил ее Мэри. Я хотел покончить со всем. В смысле, бросить курить. Я подумал, надо сказать ей и извиниться, ну, понимаете, что привил ей дурную привычку. Так что я написал ей записку, она подписала «Да» и оставила ее мне утром в день взрыва.
– Вот же ж черт, – воскликнул Эйб, глядя на пустое место на стене и качая головой. – Я столько раз говорил про эту записку, а вы… – Эйб сжал губы.
– И как же все эти вещи попали в лес, где их нашла Элизабет? – спросила Шеннон.
Вот тут надо было помнить про осторожность. Одно дело – рассказывать собственную историю, наплевав на последствия, но тут речь зашла уже об истории Жанин, а не его. Он взглянул на жену. Она невидящим взглядом уставилась в стол, лицо было бесцветным, как замороженный труп.
– Я не уверен, что это важно, – сказал Мэтт. – Она нашла их там, где нашла. Какая разница, как они туда попали?
– Это важно, – Шеннон бросила выразительный взгляд на Эйба, – поскольку представитель обвинения неоднократно утверждал, что имевшиеся у Элизабет спички и сигареты использовались для того, чтобы развести огонь. Нам важно понять, у кого еще они побывали и кто мог ими воспользоваться, прежде чем выбросил остаток.
– Ну, я-то был заперт в камере ГБО, так что я не мог… – сказал Мэтт.
– Я их взяла. Я дала их Мэри, – сказала Жанин. Мэтт не посмотрел на нее, не хотел видеть, как ее глаза наполняются яростью за то, что он так подставил ее.
– Что? Когда? – спросила Шеннон.