– Около восьми, до взрыва, – голос Жанин слегка дрожал, словно она сильно замерзла, и Мэтту захотелось обнять ее и согреть свои теплом. – Я подозревала что-то… Мэтт с кем-то… В общем, в тот день я копалась в машине Мэтта – в бардачке, мусоре на полу, багажнике, везде, – и там их нашла.
Мэтт нащупал ее руку и сжал. Она могла сказать, что нашла только записку, но не стала этого делать. То, как она призналась, что копалась в его вещах, воспринималось как прощение, учитывая обстоятельства. Она словно сказала, что это не только его вина, они оба наломали дров.
– Вы хотите сказать, что ездили тем вечером в «Бухту Чудес»? – спросила Шеннон.
Жанин кивнула.
– Я не говорила Мэтту. Я хотела посмотреть, что у них за встречи. Тем более, что сеанс задерживался – Мэтт звонил предупредить меня. Я увидела Мэри, остановила ее, все ей отдала и сказала, что она плохо на него влияет и чтобы оставила его в покое, а потом уехала.
– А теперь давайте прямо, – сказала Шеннон. – Меньше, чем за полчаса до взрыва Мэри Ю была одна, близко от ангара, и у нее были сигареты «Кэмел» и спички из «7-Элевен». Вы это мне говорите?
Жанин опустила глаза и кивнула.
Шеннон повернулась к Эйбу.
– Вы снимаете обвинения? Иначе я запрашиваю аннуляцию судебного процесса.
– Что? – Эйб встал, цвет понемногу возвращался к лицу. – Хватит этой театральности. Оттого, что тут велась какая-то двойная игра, ваша клиентка не становится невиновной. Вовсе нет.
– Имело место намеренное введение правосудия в заблуждение, не говоря уже о лжесвидетельствовании. Прямо во время заседания. Еще и вашим главным свидетелем.
– Нет, нет, нет. Чьи это сигареты, чья записка – все это любопытные, но несущественные детали. Ваша клиентка хотела избавиться от сына, она была одна и с орудиями в руках в тот момент, когда был совершен поджог, и ничто из сказанного этого не меняет.
– Только что Мэри Ю теперь… – сказала Шеннон.
– Мэри Ю – ребенок, она сама чуть не погибла от взрыва, – Эйб стукнул кулаком по столу так, что ручка Шеннон укатилась. – У нее не было ни малейшего мотива!
– Не было мотива? Ау? Вы слышали, что нам сейчас рассказали? Подросток вступает в отношения с женатым мужчиной. Ее бросают, а потом еще жена приходит с обвинениями. Униженная, разъяренная, она хочет убить того, кто, ну совершенно случайно, находится внутри помещения, которое она взрывает. Вы шутите? Это же классический случай, не говоря уже о приятной побочной стороне дела в виде 1,3 миллиона долларов от страховой, куда она сама звонила в этом убедиться.
– У нас не было отношений, – только и сумел выговорить Мэтт, но тихо, а Шеннон мгновенно повернулась к нему с крайне удивленным «Что?»
Он начал повторять, но Жанин перебила, сказала что-то о звонке, но очень тихо и опустив глаза, почти пробормотала. Эйб, похоже, расслышал, потому что уставился на нее и переспросил, что она сейчас сказала. Его тон и лицо выражали крайнее потрясение.
Жанин закрыла глаза, выдохнула, снова открыла глаза и посмотрела на Эйба.
– Это я звонила. Не Мэри. Вы были правы: мы с Мэттом перепутали телефоны в тот день.
Эйб медленно открыл рот, замер, не произнеся ни слова.
Жанин обернулась к Мэтту.
– Я вложила в дело Пака сто тысяч долларов.
Вложила сто тысяч? Звонила в страховую? Это настолько отличалось от ожидаемого им, что у него в голове не укладывалось, он не мог осознать, как все это встраивается в историю. Мэтт уставился на губы жены, только что произнесшие эти слова, на расширившиеся зрачки, почти полностью вытеснившие радужку, на щеки, покрасневшие до самых мочек уха. Все черты лица у нее расползались в разные стороны, как на каком-нибудь портрете в стиле кубизма.
– Мне казалось, это выгодное вложение, – продолжила Жанин. – К нему очередь из пациентов выстраивалась, все подписывали договора, оплачивали депозит и…
Мэтт моргнул.
– Ты взяла наши деньги? Ты это хочешь сказать? Не сказав мне?
– Мы тогда много ссорились, и я не хотела очередного повода. Ты и так был против ГБО, совершенно не мог мыслить разумно. Я подумала, что ты скажешь «нет», но все казалось таким простым. Пак обещал заплатить нам первым, так что все деньги вернулись бы уже через четыре месяца, ты бы ничего не успел заметить, а потом мы бы продолжали получать проценты. Деньги все равно просто лежали у нас на счету, они нам были не очень нужны.
Шеннон прокашлялась.
– Послушайте, я могу дать вам телефон хорошего семейного психолога, чтобы вы смогли все обсудить, но сейчас давайте вернемся к вашему звонку в страховую. Как все это с ним связано? – спросила она, и Мэтт снова почувствовал прилив благодарности. За то, что она перевела внимание с очередной лжи его жены во избежание возможной ссоры. Лучше это или хуже причины, по которой солгал он: потому что он не хотел прекращать встречи с девочкой?
– Через несколько недель после того, как «Субмарина» начала работать, Пак рассказал, что нашел в лесу кучу сигаретных окурков и спичек, – сказала Жанин. – Он подозревал, что это просто подростки, но все же беспокоился, что они курят вблизи ангара, и хотел посоветоваться, не стоит ли повесить предупреждающие знаки, что там находятся баллоны с кислородом и курить запрещено. Мы это обсудили и решили не вешать знаков, но я стала волноваться по поводу наших денег. Поначалу Пак вообще не хотел страховать «Субмарину», но я сказала, что иначе он может не рассчитывать на мой вклад. И тут мне пришло в голову, а вдруг он заключил какую-нибудь минимальную страховку, только чтобы меня успокоить, и она не покрывает тот случай, если какие-нибудь подростки сожгут ангар к чертям. Поэтому я позвонила, и сотрудник успокоил меня, сказав, что страховка от поджога априори включена во все их программы страхования, вот и все.
С минуту все молчали, туман в голове Мэтта стал рассеиваться, мир понемногу возвращался на свое место. Да, она солгала. Но и он тоже. От того, что он узнал о проступках Жанин, ему стало почему-то легче; это ослабило вину его собственных согрешений, два обмана отменили друг друга.
– Иными словами… – начал Эйб.
В этот момент кто-то постучал в дверь и открыл ее. Один из помощников Эйба.
– Мне жаль вас прерывать, но детектив Пирсон пытается с вами связаться. Он говорит, что поступил звонок: Элизабет Уорд была замечена снаружи в одиночестве.
– В смысле? Она здесь, с моими помощниками, – сказала Шеннон.
– Нет, – ответил он. – Пирсон сейчас с ними говорил, они сказали, что она ушла. Сказала, будто вы ей дали денег.
– Что? Зачем мне давать ей деньги? – спросила Шеннон, выбегая вместе с Эйбом из комнаты. Дверь за ними со скрипом захлопнулась.
Жанин уперлась локтями в стол и прикрыла лицо руками.
– Господи.
Мэтт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не знал, что. Он опустил глаза и понял, что все это время сжимал руки, так что шрамы на ладонях скользили и вжимались один в другой. Он подумал об огне, о голове Генри, об Элизабет, приговоренной к смерти.
– Ты должен знать, – начала Жанин, – до взрыва Пак уже вернул нам двадцать тысяч, и он обещал вернуть остальные восемьдесят, как только получит выплату от страховой. Если этого не случится, я верну тебе деньги из своих пенсионных накоплений.
Восемьдесят тысяч долларов. Он посмотрел на лицо жены, на искренность в ее глазах и глубокие морщины между бровями, и ему захотелось рассмеяться. Весь этот спектакль всего из-за дурацких восьмидесяти тысяч, исчезновения которых (она была права) он даже не заметил во всей этой шумихе после взрыва. Но вместо этого он кивнул и сказал:
– Теперь мне надо заново все обдумать. Я не успел сказать Эйбу, но я видел сегодня, как Пак и Мэри что-то жгли. Я подумал, что сигареты. Ну знаешь, в той металлической урне.
Жанин взглянула на него.
– Ты туда сегодня ездил? Когда? Ты же говорил, что поехал в больницу?
Мэтт кивнул.
– Сегодня утром я понял, что обязан рассказать все Эйбу, но посчитал, что Мэри надо предупредить. Только когда я туда приехал, они что-то жгли, и я подумал… – он покачал головой. – Впрочем, неважно, я вернулся прямиком сюда, взял тебя и…
– И подставил меня. Безо всякого предупреждения.
– Извини. Мне правда жаль. Но я должен был снять груз с плеч, и я боялся, что испугаюсь, если не сделаю это сразу же.
Жанин промолчала. Она только нахмурилась и посмотрела на него, как на незнакомца, будто пытаясь понять, отчего он выглядит таким знакомым.
– Ну скажи же что-нибудь, – сказал он наконец.
– Мне кажется, это признак некрепкого брака, – сказала она медленно, четко, по слогам выговаривая каждое слово, – что мы оба скрывали все это друг от друга на протяжении целого года.
– Мы же только вчера вечером говорили…
– И мне кажется дурным знаком, что, даже пообещав вчера вечером рассказать друг другу все, мы все равно что-то утаили.
Мэтт глубоко вдохнул. Она права. Он это знал.
– Извини.
– И ты меня извини, – она сглотнула, снова закрыла лицо и потерла, словно пыталась стереть въевшийся грим. В этот момент что-то беззвучно завибрировало у нее в сумочке, она полезла за телефоном. Посмотрела на экран, улыбнулась кривой слабой улыбкой грусти и усталости.
– Кто это?
– Клиника репродукции. Наверное, хотят подтвердить нашу запись.
Он уже и забыл. Они должны были поехать туда сегодня после суда, начать протокол ЭКО.
Она встала и прошла в угол, встав там, как наказанный ребенок.
– Я думаю, нам не надо туда ехать.
Мэтт кивнул.
– Хочешь перенести запись? На завтра?
Она прислонилась к стене головой, словно слишком ослабла, чтобы стоять ровно.
– Нет. Я не знаю. Я просто… не думаю, что выдержу все это.
Он подошел к ней и обнял. Он был готов к тому, что она его оттолкнет, но этого не произошло, она прислонилась к нему, дала обнять себя покрепче. Так они постояли некоторое время, его сердце колотилось ей в спину, он почувствовал щекочущее чувство: грусть, умиротворение, облегчение разлились в груди, проникли в кожу. Им еще многое надо будет обсудить, и вместе, и с полицией, с Эйбом, может, с судьей. Впереди еще много вопросов, которые предстоит задать и на которые предстоит ответить, друг другу и самим себе. А клиники репродукции не будет, ни сегодня, ни на следующей неделе. Он это знал, мог сказать по тому, как в их объятиях ощущалось прощание. Но пока что он этим наслаждался: вместе, вдвоем, наедине, молча, ни о чем не думая, ничего не планируя. Пока они просто существуют.