На ходу он шепнул Мирославе:
– На завтра вызвал повесткой Виталия Лукьянова.
– Думаешь, придёт? – так же тихо спросила Мирослава.
– Куда он денется. – И добавил: – Вообще-то мы за ним присматриваем.
Волгина кивнула.
После ужина Виктория прочитала пару своих новых стихотворений, а потом попросили спеть Шуру, и он, конечно, не отказался.
Она говорит: шито-крыто,
Она говорит: это всё!
А сердце моё разбито,
Сердце разбито моё!
Она говорит: на ложе
Тобою я увлеклась!
Она говорит: ну что же,
Чувства прошли сейчас.
Она говорит: ты знаешь,
Случается так, увы!
И глупо, что ты страдаешь
В наш век от нежной любви!
Забудь, успокойся! Полно!
Полюбишь кого-нибудь вновь!
А сердцу по-прежнему больно,
А в сердце живёт любовь!
И для любви настоящей
Неважно, что нынче век
Для чувства неподходящий.
Любовью жив человек!
И ты, дорогая, тоже,
Когда-нибудь это поймёшь.
И чувством проникнувшись, может,
Любимым меня назовёшь.
И верность мою оценишь,
Мужскую верность мою.
Лишь постоянство бесценно.
А я тебя очень люблю!
Виктория и Игорь уехали домой довольно поздно. Шура остался ночевать. Мирослава зашла к нему в комнату, присела на край постели и осторожно спросила:
– Шур, ты случайно не влюбился?
– Случайно нет, – рассмеялся он. – А ты никак за меня переживаешь?
– Ещё бы!
– Спасибо, сестрёнка. Но сердце моё пока свободно.
– Тогда ладно. – Она поднялась и направилась к двери.
– Спокойной ночи, – проговорил Шура ей вслед.
– Спокойной, – ответила она, не оборачиваясь, и выскользнула в коридор.
К десяти утра к следователю был вызван повесткой Виталий Константинович Лукьянов, но он соизволил опоздать. Лишь спустя пятнадцать минут после назначенного времени в кабинет Наполеонова постучали, дверь приоткрылась, и в её проёме нарисовался вальяжный блондин лет тридцати пяти с бегающими глазками серовато-коричневого цвета. Наполеонов сразу окрестил их серо-буро-малиновыми, хотя малиновым был только галстук мужчины.
– Меня вызывали, – проговорил он, старательно маскируя под развязностью снедавшее его беспокойство.
– Лукьянов Виталий Константинович? – сурово спросил следователь.
– Ну.
– Лапти гну! Почему опаздываете? – решил не церемониться Наполеонов.
– Так получилось, – замялся Лукьянов.
– Входите. Садитесь.
Посетитель сел на указанный ему следователем стул. Не давая опомниться, Наполеонов спросил:
– В каких отношениях вы находитесь с гражданкой Анной Владимировной Чекуровой?
– Я? – хватанул воздух ртом Лукьянов.
– Ну не я же!
– Не знаю я никакой Чекуровой!
– Неужели?
– Я не понимаю, зачем меня сюда пригласили!
– Не пригласили, а вызвали.
– Тем более. – На лице блондина нарисовалось обиженное выражение.
– Виталий Константинович, прекращайте придуриваться.
– Но позвольте. – Посетитель попытался приподняться со стула.
– Сидеть! – рявкнул Наполеонов.
Зад Лукьянова звучно шлёпнулся обратно.
– Отрицать связь с Чекуровой глупо. Нам доподлинно известно, что вы не только были её любовником, но и находились длительное время на её содержании. А если точнее, то на содержании её покойного мужа Олега Савельевича Чекурова.
– Не знаю я никакого мужа, – пробормотал блондин. Теперь его лицо приобрело помятый вид.
– Папу римского вы тоже не знаете?
– Кого? – растерянно переспросил Лукьянов.
– Папу, – охотно ответил следователь.
– Папу? Нет, я не понимаю…
– За что вы убили Олега Чекурова?
– Кого? Я никого не убивал! У меня и причины не было!
– Ну почему не было, причина была.
– Какая же?
– Вы узнали, что Чекуров решил прекратить выплачивать содержание своей жене.
– Об этом и речи не было! – сорвался на крик Лукьянов.
– О чём? – быстро поинтересовался следователь.
– О том, чтобы Олег перестал давать Аньке деньги.
– Вот как? Интересно. Это он вам сам сказал?
– Мне? Нет, мне он ничего не говорил. – Виталий облизал пересохшие губы.
– Где вы были в утро убийства Олега Савельевича Чекурова?
– Дома был! – быстро проговорил Виталий.
– Кто это может подтвердить?
– Моя мать.
– Моя мать, если потребуется, подтвердит, что я общался с инопланетянами, – хмыкнул следователь.
– Но…
– Откуда вы узнали об убийстве мужа вашей любовницы?
– Так Анька и сказала.
– Когда?
– Когда? – Лукьянов почесал затылок. – Наверное, на следующий день…
– Вы пришли к ней?
– Нет! Она сказала по телефону.
– Что именно?
– Точно не помню, но в том смысле, что Олега больше нет.
– И вы решили, что она стала богатой вдовой?
– Решил, – хмыкнул Виталий, – а что я ещё должен был решать.
– То есть вы обрадовались смерти Олега Чекурова?
– Не то чтобы сильно обрадовался…
– А вы не подумали о том, что подозрение падёт на вашу любовницу?
– Нет, зачем ей его убивать?!
– Или на вас?
– Так я уже объяснял вам!
– Хорошо, мы проверим.
– Что проверите?
– Ваше алиби.
– Проверяйте.
– Пока можете быть свободны.
– Почему пока?
– Потому, что я уверен, что вы не ночевали дома и, следовательно, ваше алиби рассыплется.
– Это мы ещё посмотрим, – ухмыльнулся Лукьянов, уверенный в том, что и его мать не хуже матери следователя ради него пойдёт на всё, а уж соврать полиции для неё раз плюнуть. Она им хоть на Библии поклянётся.
Однако следователь и не собирался довольствоваться показаниями матери Виталия Лукьянова. У него были совсем другие планы.
Глава 16
Раннее утро было морозным.
В начинающих осторожно светлеть небесах перемигивались звёзды, как крохотные маячки, пока наконец не всплыло солнце и не осветило золотистым светом молочно-голубой снег в саду.
– Как хочется тепла, – тихо выдохнул Морис.
– Скоро оно наступит, – услышал он голос Мирославы.
Она, как всегда, появилась по-кошачьи неслышно.
– Вы выучили литовский? – усмехнулся он.
– Нет, я научилась читать твои мысли, – так же с улыбкой ответила она.
– А подкрадываться неслышно вы научились у Дона?
– Нет, Витька научил.
– Витька…
– Мой брат. Думаю, что ты с ним рано или поздно познакомишься.
– А его кто научил?
– Спецназ.
– Ах, да. – Миндаугас всё время забывал, где служит её таинственный брат, и совсем не испытывал жгучего желания познакомиться с ним побыстрее. Почему, он сам не знал. Может, интуиция…
– Мы сегодня едем в дом отдыха.
– Да?!
– Ага, там красиво. Волга. Тебе понравится.
Издевается, решил Морис, и ответил:
– На природу я предпочитаю выезжать летом.
– Ишь ты, – усмехнулась она, утаскивая с тарелки горячий сырник.
– Давайте сядем за стол, – окинул он её неодобрительным взглядом.
– Давайте, – покладисто согласилась она, принимая из его рук чашку с чаем, – вообще-то мы по делу поедем, к Вере.
Он тут же вспомнил свидетельницу Веру Свиридову и кивнул.
– На чём поедем? – спросил он по привычке.
– На «БМВ».
– Понятно. – Значит, за рулём будет он.
Дорога гладкой широкой лентой разматывалась в сторону горизонта. По бокам стояли ещё серые деревья без листвы, и только сосны и ели умиротворяли взгляд насыщенной зеленью.
– О чём вы думаете? – тихо спросил он.
– О том, как быстро летит время…
Он вопросительно поднял бровь, она улыбнулась и пояснила:
– Ведь кажется, что совсем недавно был Новый год…
– А…
– Я тут поинтересовалась, действительно ли Вера нуждается в отдыхе, или Свиридов просто захотел спрятать её от расспросов полиции…
– По-моему, полиция уже обо всём её расспросила и не имеет больше вопросов, – обронил Миндаугас.
– Сейчас не имеет, но ведь они могут появиться в любое время.
– И что же вы узнали?
– То, что никаких особых проблем со здоровьем ни у Веры, ни у ребёнка нет. Но отдых молодой маме никогда не помешает, заверил доктор.
– В общем-то, он прав, – улыбнулся Морис.
– Прав, но я всё-таки думаю, что Свиридов решил спрятать жену с ребёнком от всех любопытных до закрытия дела.
– Надеюсь, вы ни в чём их не подозреваете?
– Свиридова с женой нет, а вот матушку его подозреваю.
– В чём?
– В клевете, и очень хочу узнать, зачем ей это.
– Тогда почему мы едем к Вере?
– Потому что Вера может владеть информацией, о которой и сама не подозревает.
Морис кивнул.
Остальное расстояние до дома отдыха они проехали молча. Каждый из них думал о своём.
Мирославе, как это не покажется странным, не давал покоя сон Сергея. Она всё пыталась понять, о ком Олег просил друга позаботиться.
В толкование снов сонниками Волгина, конечно, не верила. Но была уверена, что сны, как ловцы жемчуга со дна моря, могут извлекать из глубин подсознания глубоко запрятанную информацию в виде догадок и предчувствий.
А Морис думал о Мирославе.
Боковым зрением он видел её профиль, выписанный одной линией. И ему почему-то в голову пришёл миф об Афине Палладе.
Он вспомнил, как однажды, ещё в самом начале знакомства, Шура Наполеонов, желая сподвигнуть его на внеочередную выпечку торта «Наполеон», предложил Миндаугасу угадать, кому из древнегреческих богинь симпатизирует Мирослава. Сам Шура был уверен, что Морис выберет или Афродиту, или Артемиду.
Морис же осторожно спросил:
– А если я угадаю правильно, то что сделаешь ты?
– Что хочешь, – беззаботно отозвался Шура.
Из предосторожности Миндаугас предложил ему написать имя богини на бумажке.