— Вы невзлюбили Тору Грей, Пуаро.
— Люблю я, когда вы седлаете свою романтическую лошадку, Гастингс. Вы неизменно верный рыцарь, готовый прийти на помощь даме, попавшей в беду, — если, bien entendu[165], это красивая дама.
— Какая нелепость, Пуаро! — сказал я и рассмеялся.
— Нельзя же быть вечно мрачным! Все больше увлекают меня движения человеческих душ, рожденные этой трагедией. Перед нами три семейные драмы. Во-первых, Эндовер — трагическая жизнь миссис Эшер, ее мучения, вымогательства ее мужа-немца, преданность ее племянницы. Этого одного хватило бы на роман. Затем — Бексхилл. Счастливые, безмятежные родители, две дочери, столь непохожие друг на друга, — хорошенькая ветреная дурочка и внутренне напряженная, волевая Меган с ее ясным умом и безжалостным стремлением к правде. И еще одна фигура — сдержанный молодой шотландец, боготворящий и безумно ревнующий убитую. Наконец, Сирстон — умирающая жена и муж, поглощенный своей коллекцией, муж, все нежнее относящийся к красивой девушке, которая так ему помогает и так сочувствует, а кроме них еще и младший брат, энергичный, обаятельный, привлекательный, фигура с романтическим отблеском долгих странствий. Поймите, Гастингс, что, если бы события развивались обычным порядком, эти три драмы не имели бы друг с другом ничего общего! Каждая из них развивалась бы, не оказывая влияния на другие. Жизнь изменчива и многообразна, Гастингс! Я не перестаю этому удивляться.
— Вот и Паддингтон, — сказал я в ответ.
Я чувствовал, что развязка близится.
Когда мы приехали домой к Пуаро, нам сообщили, что моего друга кто-то дожидается.
Я ожидал увидеть Франклина или, может быть, Джеппа, но, к моему изумлению, посетил нас не кто иной, как Дональд Фрейзер.
Он был очень смущен и еще неразговорчивее обычного.
Пуаро не стал выяснять у него причины визита и вместо этого предложил ему перекусить и выпить вина.
В ожидании вина и сандвичей Пуаро взял беседу в свои руки и пустился рассказывать о нашей поездке и о доброте больной леди Сислей.
Только когда мы поели и выпили вина, он повернул беседу в новое русло.
— Вы приехали из Бексхилла, мистер Фрейзер?
— Да.
— Как подвигаются дела с Милли Хигли?
— С Милли Хигли? — недоуменно повторил Фрейзер. — А, вы про эту девушку! Нет, я пока ничего не предпринимал. Я…
Он замолчал, нервно сжимая ладони.
— Я не знаю, зачем приехал к вам, — выпалил он.
— Зато я знаю, — сказал Пуаро.
— Откуда? Почему?
— Вы приехали потому, что есть у вас что-то, что необходимо кому-нибудь поведать. Вы поступили правильно. Я подходящий слушатель. Говорите же!
Уверенный вид Пуаро сделал свое дело. Фрейзер посмотрел на него со странным выражением признательности и покорности.
— Вы так считаете?
— Parbleu![166] Я в этом уверен.
— Мосье Пуаро, вы знаете что-нибудь о сновидениях?
Такого вопроса я никак не ожидал.
Пуаро, однако, ничуть не удивился.
— Знаю, — ответил он. — Вам приснилось…
— Ну да. Наверно, по-вашему, совсем неудивительно, что мне приснилось… это. Но это был необычный сон.
— Необычный?
— Сэр, этот сон снится мне три дня подряд… Мне кажется, что я схожу с ума.
— Расскажите же.
Лицо Фрейзера было мертвенно-бледным. Глаза его выходили из орбит. В сущности, он и производил впечатление сумасшедшего.
— Сон каждый раз один и тот же. Мне снится, что я на берегу. Я ищу Бетти. Она потерялась… просто потерялась, понимаете? Я должен ее найти. Я должен отдать ей ее пояс. Пояс у меня в руках. И вот…
— Дальше!
— Сон меняется… Я больше ее не ищу. Она передо мной — сидит на берегу. Она не видит, как я подхожу к ней… И я… нет, не могу!
— Продолжайте.
Голос Пуаро звучал твердо и властно.
— Я подхожу к ней сзади… она не слышит моих шагов… Я набрасываю пояс на ее шею и затягиваю… затягиваю…
В его голосе звучала невыносимая боль… Я схватился за подлокотники кресла… Казалось, все это происходит у меня на глазах.
— Она задыхается… умирает… Я задушил ее, и вот голова ее откидывается назад, и я вижу лицо… лицо Меган, а не Бетти!
Фрейзер, бледный и дрожащий, откинулся в кресле. Пуаро налил вина в бокал и протянул ему.
— Что же это означает, мосье Пуаро? Почему мне снится этот сон? Снится каждую ночь!
— Выпейте вина, — сказал Пуаро.
Молодой человек повиновался, а затем спросил уже спокойнее:
— Что это означает? Может быть, это я убил ее?
Не знаю, что ответил Пуаро, ибо в эту минуту я услышал стук почтальона и механически покинул комнату.
Письмо, вынутое мною из почтового ящика, заставило меня полностью утратить интерес к невероятному рассказу Дональда Фрейзера.
Бегом я вернулся в гостиную.
— Пуаро! — воскликнул я. — Пришло четвертое письмо.
Мой друг вскочил с места, выхватил у меня конверт и вскрыл его своим ножом для разрезания бумаг. Он развернул письмо и положил его на стол.
Втроем мы склонились над письмом.
«Все еще нет результатов? Фи! Чем же заняты вы вместе с полицией? Вот так потеха! Какое мы теперь выберем местечко?
Бедняжка Пуаро, мне вас жаль.
Если и теперь не получится, не унывайте, старайтесь.
Наш путь далек.
„Путь далек до Типперери?“ Ну да, до этой буквы еще далеко.
Следующий малюсенький инцидент произойдет в Донкастере 11 сентября.
Глава 21Описание убийцы
Думаю, что именно в этот момент то, что Пуаро назвал человеческим фактором, снова стало отходить на задний план. Казалось, разум, будучи не в силах выносить непрекращающийся ужас, временно отключился от обычных человеческих интересов.
Все мы сознавали, что не в силах что-либо сделать до прихода четвертого письма, в котором будет указано место убийства на следующую букву. В этой атмосфере ожидания напряжение несколько ослабело.
Но теперь, когда отпечатанные на плотной белой бумаге слова вновь издевались над нами, охота снова началась.
Из Скотленд-Ярда приехал инспектор Кроум, а вслед за ним — Франклин Сислей и Меган Барнард. Как объяснила девушка, она прибыла сюда вместе с Сислеем из Бексхилла.
— Я кое о чем хотела расспросить мистера Сислея.
Меган, казалось, особенно настойчиво стремилась объяснить, как получилось, что они приехали вместе. Я обратил на это внимание, но не стал придавать большого значения этому обстоятельству.
Естественно, письмо отвлекло мое внимание от всего остального.
Как мне показалось, Кроум был не слишком рад встретиться с другими участниками драмы. Его поведение сразу стало официальным и сдержанным.
— Я возьму письмо с собой, мосье Пуаро. Если вам нужна копия…
— Нет, в этом нет необходимости.
— Каковы ваши планы, инспектор? — спросил Сислей.
— У меня обширные планы, мистер Сислей.
— На этот раз мы его схватим, — сказал Сислей. — Хочу сообщить вам, инспектор, что мы создали из заинтересованных лиц добровольную бригаду для участия в деле.
Инспектор Кроум отреагировал в своем обычном стиле:
— Вот как?
— Вы, кажется, невысокого мнения о сыщиках-любителях, инспектор?
— Ваши ресурсы куда более ограниченны, чем наши, мистер Сислей.
— Мы подходим к делу с другой стороны — личной, а это уже кое-что.
— Вот как?
— Думаю, что вам придется нелегко, инспектор.
Боюсь, старина Эй-би-си опять вас обведет вокруг пальца.
Как я заметил, Кроума нетрудно было спровоцировать на откровенность.
— Не думаю, что на этот раз наши приготовления вызовут критику общественности, — сказал инспектор. — Этот болван предупредил нас загодя: одиннадцатое ведь будущая среда. Это оставляет нам достаточно времени для кампании в прессе. Донкастерцы будут серьезно предупреждены. Все, чьи фамилии начинаются на «д», будут настороже, а это очень важно. Кроме того, мы значительно увеличим число полицейских. На это уже дано согласие всех главных констеблей Англии. Весь Донкастер — полиция и жители — бросится на поиски, и, по всей вероятности, мы изловим убийцу.
Сислей спокойно заметил:
— Чувствую, что вы далеки от спорта, инспектор.
Кроум удивленно воззрился на него:
— О чем это вы, мистер Сислей?
— Боже, да разве вы не понимаете, что в следующую среду в Донкастере состоятся скачки на приз Сент-Леджер?[167]
У инспектора отвисла челюсть. При всем желании он не был способен произнести свое излюбленное «вот как?». Вместо этого он пробормотал:
— Вы правы. Да, все оказывается не так просто…
— Даже если Эй-би-си и сумасшедший, то не дурак.
Минуту-другую все молчали, обдумывая положение.
Толпа на ипподроме… Темпераментные английские болельщики… бесконечные осложнения…
Пуаро проговорил:
— C'est ingenieux! Tout de meme c'est bien imagine,ca![168]
— Уверен, — сказал Сислей, — что убийство произойдет на ипподроме. Может быть, в тот самый момент, когда будет разыгрываться приз Сент-Леджер.
На мгновенье, увлеченный спортивными страстями, Сислей повеселел.
Инспектор Кроум встал и взял письмо.
— Это серьезное осложнение, — признал он. — Весьма неудачно.
Инспектор вышел. Из прихожей послышались голоса. Через минуту в гостиную вошла Тора Грей.
Она озабоченно сказала:
— По словам инспектора, пришло еще одно письмо. Где теперь ждать беды?
За окном лил дождь. На Торе Грей был черный костюм с меховой опушкой. На ее золотистой головке сидела черная шляпка.
Тора обращалась к Франклину Сислею. Она подошла к нему и, положив руку на его рукав, ждала ответа.
— Преступник избрал Донкастер. В день скачек.
Мы начали обсуждать положение. Само собой разумеется, все мы собирались в Донкастер, но скачки, бесспорно, могли помешать планам, намеченным раньше.