Пуаро с видом полнейшей невинности, вызвавшей у меня самые серьезные подозрения, переспросил:
— Comment?[179] Чего именно ваша невестка не говорила и не касалась?
Франклин Сислей покраснел.
— Возможно, вы сочтете неуместным касаться сейчас личной темы…
— Du tout![180]
— Но я бы не хотел ничего утаивать.
— Великолепно!
На этот раз, мне кажется, Сислей тоже заподозрил, что за безразличием Пуаро скрывается улыбка. Франклин перешел к делу.
— Моя невестка — милейшая женщина… я всегда был к ней очень привязан… но, сами понимаете, она давно болеет… а при такой болезни… да еще на таких лекарствах… человек может… может навыдумывать о других всякую всячину!
— Да ну?
Теперь я безошибочно увидел огонек в глазах Пуаро.
Но Франклин Сислей, стремясь выполнить свою дипломатическую миссию, не обратил на это внимания.
— Я говорю о Торе… о мисс Грей, — промолвил он.
— А, так вы говорите о мисс Грей? — словно ни о чем не подозревая, отозвался Пуаро.
— Ну да. У леди Сислей какие-то свои соображения. Понимаете, Тора… мисс Грей… она ведь очень хорошенькая…
— В общем, да, — согласился Пуаро.
— А женщины, даже самые добрые, этого не любят. Конечно, Тора была первой помощницей моему брату… он всегда говорил, что она — прекрасная секретарша… и очень ее любил. Но никаких тайн и интриг у них не было. Тора ведь не такая, чтобы…
— Конечно, не такая, — закивал Пуаро.
— Но вот леди Сислей взбрело в голову, что… словом, она вроде бы стала ревновать. Конечно, она никогда этого не обнаруживала. Но после смерти Сислея, когда встал вопрос о том, останется ли мисс Грей в доме… Шарлотта встала на дыбы. Конечно, тут и болезнь виновата, и морфий, и все такое прочее… в этом сиделка Кепстик права… на Шарлотту за это сердиться не приходится…
Франклин замолчал.
— Да?
— Но я хочу, чтобы вы поняли, мосье Пуаро, что ничего такого и в помине не было. Это все — плод воображения больной женщины. Вот посмотрите, — Сислей сунул руку в карман, — вот письмо, которое я получил от брата, когда был в Малайе. Прошу вас, прочитайте — отсюда видно, в каких он был отношениях с Торой.
Пуаро взял письмо. Франклин встал рядом и, найдя нужное место, прочел вслух:
— «У нас все более или менее по-старому. Шарлотте немного легче. К сожалению, коренного улучшения нет. Помнишь ли ты Тору Грей? Она чудесная девушка. Не могу передать тебе, как она мне помогает. Не знаю, как я перенес бы все наши бедствия, если бы не она. Тора неизменно проявляет ко мне интерес и сочувствие. У нее изысканный вкус и пристрастие к прекрасному, кроме того, она разделяет мою любовь к китайскому искусству. Счастье, что я ее нашел! Даже дочь не могла бы проявить больше сострадания и понимания.
У Торы была трудная жизнь, и она не всегда была счастлива. Я рад, что у меня она обрела дом и подлинную любовь».
— Вы видите, — сказал Франклин, — как мой брат относился к ней. Он считал ее дочерью. И мне кажется несправедливым, что сразу после его смерти его жена выгнала Тору из дому! Воистину, женщины не ангелы, мосье Пуаро.
— Леди Сислей тяжело больна, не забывайте.
— Да, конечно. Я и сам об этом помню. Ее нельзя строго судить. И все же я хотел показать вам это письмо. Мне не хотелось бы, чтобы у вас создалось превратное впечатление о Торе на основании слов леди Сислей.
Пуаро отдал ему письмо.
— Заверяю вас, — произнес мой друг с улыбкой, — что я всегда оберегаю себя от превратных впечатлений, возникающих на основании чужих слов. Я вырабатываю точку зрения самостоятельно.
— Ну что ж, — сказал Сислей и спрятал письмо. — Я не жалею, что вы прочитали письмо. А вот и девушки. Нам пора.
Мы двинулись к выходу, но Пуаро остановил меня:
— Вы твердо намерены участвовать в патрулировании, Гастингс?
— Разумеется. Не сидеть же мне без дела.
— Трудиться может не только тело, но и мозг, Гастингс.
— Но у вас это лучше выходит, чем у меня, — ответил я.
— Вы, безусловно, правы, Гастингс. Верно ли мое предположение, что вы намерены сопровождать одну из дам?
— Так было задумано.
— А какую даму вы намерены облагодетельствовать своим обществом?
— Э… я об этом еще не думал.
— Как насчет мисс Барнард?
— Ну, она девушка самостоятельная, — возразил я.
— Мисс Грей?
— Пожалуй, это лучше.
— Вы, Гастингс, на редкость неискренни, хоть хитрость ваша и шита белыми нитками! Ведь вы давно уже нацелились провести день с вашим белокурым ангелом!
— Оставьте, Пуаро!
— Мне жаль, что ваш план придется расстроить. Вам придется сопровождать другую.
— Ладно. Вы, видимо, неравнодушны к этой голландской куколке.
— Вы должны будете сопровождать Мэри Дроуер, и прошу вас не оставлять ее.
— Но почему, Пуаро?
— Потому, друг мой, что ее фамилия начинается на «д». Мы не имеем права рисковать.
Я понял, что Пуаро прав. Сперва его идея показалась мне маловероятной, но потом я понял, что, если Эй-би-си питает неукротимую ненависть к Пуаро, он наверняка следит за действиями моего друга. А если это так, убийство Мэри Дроуер может показаться преступнику весьма удачным четвертым ходом.
Я дал обещание не обмануть доверия моего друга.
Когда я уходил, Пуаро сидел в кресле у окна.
Перед ним стояла маленькая рулетка. Когда я был уже в дверях, он раскрутил колесо и кинул мне вдогонку:
— Rouge. Это добрая примета, Гастингс. Нам повезет!
Глава 24(Не от лица капитана Гастингса)
Мистер Ледбеттер чертыхнулся себе под нос, когда его сосед поднялся со своего места, неуклюже протиснулся в проходе, уронил под переднее сиденье шляпу и наклонился, чтобы ее поднять.
И все это — в самый захватывающий момент фильма «На волосок от смерти», этого трагического, романтического и прекрасного фильма, собравшего всех звезд экрана, фильма, о котором мистер Ледбеттер мечтал всю неделю.
В эту минуту златовласая героиня (в исполнении Катрин Ройал[181] — по мнению мистера Ледбеттера, лучшей киноактрисы мира) негодующе воскликнула: «Никогда! Лучше я умру! Но я не умру! Помни эти слова: даже на волосок от смерти…»
Мистер Ледбеттер в раздражений наклонялся то вправо, то влево. Что за люди! Почему нельзя подождать, пока картина кончится… Как можно уйти в такой душераздирающий момент?!
Ну, теперь другое дело. Несносный сосед выбрался из ряда и вышел. Мистер Ледбеттер видел теперь весь экран, а на нем — Катрин Ройал, стоящую у окна в доме Ван Шрайнера в Нью-Йорке.
А вот она садится в поезд — с ребенком на руках. Забавные поезда в Америке, совсем не то, что в Англии.
Ага, вот и Стив в своей хижине, высоко в горах…
Фильм шел своим чередом, приближаясь к сентиментальной и полной религиозного чувства развязке.
Зажегся свет, и мистер Ледбеттер вздохнул с чувством удовлетворения.
Щурясь от яркого света, он не торопясь встал.
Он не любил быстро покидать кинозал. Ему требовалось немного времени, чтобы вернуться в прозаическую действительность, в повседневную жизнь.
Он огляделся. Неудивительно, что сегодня мало народу. Все на скачках. Мистер Ледбеттер неодобрительно относился к скачкам, картам, курению и распитию алкогольных напитков. С тем большей охотой ходил он в кино.
Зрители спешили к выходу. Мистер Ледбеттер тоже собирался выйти в боковой проход. В соседнем ряду, прямо перед ним, развалившись в кресле, спал человек. Мистера Ледбеттера возмутило, что кто-то мог заснуть во время столь патетической картины.
Стоя перед спящим, вытянувшим ноги в проходе, какой-то раздраженный зритель повторял:
— Позвольте же пройти, сэр!
Мистер Ледбеттер оказался у выхода. Он обернулся.
В зале царила суета. Билетер… кучка зрителей… Вероятно, тот человек вовсе не спал, а был мертвецки пьян…
Поколебавшись, мистер Ледбеттер вышел и тем самым прозевал сенсацию, пожалуй, даже большую, чем сообщение о том, что Ветерок пришел первым, при ставках восемьдесят пять к одному.
Билетер между тем говорил:
— Вы, видимо, правы, сэр… Он болен… Как!.. В чем дело, сэр!
Какой-то джентльмен, вскрикнув, поднял руку и теперь рассматривал алое пятно, расплывшееся у него на ладони.
— Кровь!
Билетер издал сдавленный возглас.
Краем глаза он заметил желтую книгу, торчащую из-под сиденья.
— Боже милостивый! — прошептал он. — Да это справочник «Эй-би-си»!
Глава 25(Не от лица капитана Гастингса)
Мистер Сист вышел из кинотеатра «Регаль» и залюбовался небом.
Прекрасный вечер… Вечер на славу…
Ему вспомнилась строчка из Браунинга:[182] «Бог в небесах и покой на земле».
Он всегда любил эту строчку.
Увы, слишком часто он сознавал, что это не так…
Улыбаясь, мистер Сист двинулся вдоль по улице и так дошел до «Черного Лебедя», где он остановился.
По лестнице он поднялся наверх, в свой номер — душную комнатку на третьем этаже, с видом на мощеный внутренний двор и гараж.
Он вошел в комнату, и в тот же миг улыбка сползла с его лица. На рукаве, у самой манжеты, он увидел пятно. Он нерешительно дотронулся до пятна… влажное, алое… кровь…
Он сунул руку в карман и извлек из него длинный нож с узким лезвием. На лезвии тоже засохла кровь. Мистер Сист сел и сидел не двигаясь.
Изредка он оглядывал комнату, словно затравленное животное.
Потом он облизнул сухие горячие губы…
— Я не виноват, — сказал мистер Сист так, словно кому-то возражал, словно школьник, оправдывающийся перед учителем.
Он снова облизнул губы…
Снова нерешительно потрогал рукав.
Взгляд его упал на рукомойник.
Минуту спустя он уже наливал воду из старомодного кувшина в таз. Сняв пальто, он отстирал рукав и хорошенько его выжал…