— Не хотите ли подняться на крышу посмотреть закат? — предложила она, вставая. — В эту пору он необыкновенно красив.
Я охотно согласилась.
Когда мы выходили из комнаты, она вдруг спросила:
— Скажите, когда вы ехали из Багдада, в поезде было много народу? Мужчин, я имею в виду.
Я отвечала, что не приглядывалась особенно, но помню, видела вечером в вагоне-ресторане двух французов и еще компанию из трех человек, которые рассуждали о каком-то трубопроводе.
Она кивнула, и слабый звук сорвался с ее губ. Мне показалось, это был вздох облегчения.
Мы вместе поднялись на крышу.
Миссис Меркадо сидела на парапете, а доктор Лайднер, наклонившись, разглядывал разложенные рядами камни и глиняные черепки. Среди них были большие тяжелые камни, которые доктор Лайднер называл жерновами, и пестики, и каменные долота, и каменные топоры, и множество керамических горшков с таким диковинным узором, какого я в жизни не видывала.
— Идите сюда, — позвала нас миссис Меркадо. — Ах, как красиво, как необыкновенно красиво, правда?
Закат и впрямь был необыкновенно живописен, Хассани, весь пронизанный лучами заходящего солнца, напоминал какой-то сказочный город, а Тигр[213], сверкающий меж пологих, широко раскинувшихся берегов, завораживал своей волшебной красотой.
— Восхитительно, да, Эрик? — сказала миссис Лайднер.
Доктор окинул окрестности рассеянным взглядом.
— Да-да, — пробормотал он задумчиво и снова принялся перебирать черепки.
— Археологов интересует только то, что у них под ногами, — заметила миссис Лайднер с улыбкой. — Небеса для них не существуют.
Миссис Меркадо хихикнула:
— О да! Они все такие чудаки. Да вы и сами скоро убедитесь в этом, мисс Ледерен. — Она помолчала. — Здесь все так рады вашему приезду, — добавила она. — Мы ужасно тревожились за вас, Луиза, дорогая.
— Неужели? — язвительно поинтересовалась миссис Лайднер.
— О да! Вы ведь в самом деле не совсем здоровы, правда? Взять хотя бы эти ваши страхи, да и все прочее тоже… Знаете, когда говорят: «Это просто нервы», — я всегда думаю, а что может быть хуже этого? Ведь нервы — это же стержень, на котором держится весь наш организм, правда ведь?
Ах ты кошечка, изумилась я про себя.
— Вам более нет нужды тревожиться обо мне, Мари, — сухо заметила миссис Лайднер. — Теперь эти заботы возьмет на себя мисс Ледерен.
— Конечно, конечно, — бодро откликнулась я.
— О, я уверена, теперь все будет прекрасно, — щебетала миссис Меркадо. — Мы все время думали, что миссис Лайднер надо бы показаться доктору, во всяком случае, принять хоть какие-то меры. Нервы у нее просто никуда. Правда, Луиза, дорогая?
— Настолько никуда, что, сдается мне, я действую на нервы вам! — насмешливо бросила миссис Лайднер. — Нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом? Будто ничего нет более интересного, чем мое несчастное здоровье!
Вот тут я поняла, что миссис Лайднер из тех, кто легко наживает врагов. В ее тоне было столько холодного презрения (не подумайте, что я виню ее за это!), что болезненно-бледное лицо миссис Меркадо вспыхнуло румянцем. Бедняжка пыталась еще что-то сказать, но миссис Лайднер уже отвернулась и направилась к мужу, на другой конец крыши. Думаю, он не слышал, как она подошла, и только когда она положила руку ему на плечо, он сразу поднял глаза. Взгляд у него был нежный и какой-то жадно-ищущий.
Миссис Лайднер ласково кивнула ему. Он взял ее под руку, они постояли у парапета, а потом пошли к лестнице и стали спускаться вниз.
— Как он ей предан, вы заметили? — вздохнула миссис Меркадо.
— Да, — сказала я. — Любо посмотреть!
Миссис Меркадо искоса бросила на меня испытующий взгляд.
— Что же все-таки такое с миссис Лайднер, как по-вашему? — спросила она, понизив голос.
— О, я думаю, ничего серьезного, — сообщила я ей бодро. — Видимо, небольшое нервное истощение, только и всего.
Она сверлила меня взглядом, как тогда, за чаем.
— Вы специализируетесь в психиатрии, да? — огорошила она меня вдруг.
— О нет! — отвечала я. — Почему вы так подумали?
— Миссис Лайднер с большими странностями. Разве доктор Лайднер не говорил вам? — сказала она после минутного колебания.
Терпеть не могу, когда сплетничают о моих пациентах. Но, с другой стороны, опыт подсказывает, что вытянуть правду из родственников больного зачастую бывает очень трудно. А блуждая в потемках, не зная истинного положения вещей, просто невозможно помочь пациенту. Другое дело, когда за больным наблюдает доктор, который дает медицинской сестре точные указания. Но в данном-то случае доктора и в помине нет. К доктору Райли Лайднеры никогда не обращались. И я совсем не уверена, что доктор Лайднер откровенен со мной. Довольно часто мужчины бывают, к их чести надо сказать, весьма сдержанны насчет своих семейных дел. Что до меня, то чем больше я буду знать, тем легче мне будет помочь миссис Лайднер. Миссис Меркадо (мне она представляется не иначе как в образе этакой хищной кошечки) до смерти хотелось поболтать, я это сразу поняла. А меня, честно признаться, разбирало профессиональное, да и, что греха таить, просто женское любопытство. Да, если угодно, я любопытна.
— Насколько я поняла, миссис Лайднер немного не в себе последнее время…
Миссис Меркадо издала какой-то неприятный смешок.
— Немного не в себе? Как бы не так! Да она всех нас напугала до полусмерти. То ей мерещатся пальцы — они стучат к ней в окно, то чья-то рука, то мертвое лицо, прижатое к стеклу. Она будто бы бросается к окну, а там уже никого нет. Тут хоть у кого мороз по коже пойдет!
— Может быть, кто-то разыгрывает ее? — предположила я.
— О нет, ей все это просто мерещится. А дня три назад — мы как раз обедали — в деревне, это, наверное, в миле отсюда, вздумали вдруг палить из ружья, так она как вскочит, как закричит… Мы чуть с ума не сошли. А доктор Лайднер бросился к ней… смех один: только и твердил: «Ничего не случилось, дорогая, все хорошо, дорогая». Вы-то небось знаете, мужчины очень часто потворствуют вот таким истерическим припадкам. И напрасно. Только хуже делают.
— Ну, разумеется, если это действительно истерика, — сдержанно заметила я.
— Ну а что же еще, как не истерика?
Я молчала, ибо сказать мне было нечего. Что-то здесь не так. Когда нервическая особа в ответ на выстрелы поднимает крик, тут нет ничего удивительного. А вот лицо за окном, рука — это нечто совсем иное. Как мне представлялось, возможно, одно из двух: или миссис Лайднер просто сочиняет все это (как дети, стараясь привлечь к себе всеобщее внимание, придумывают то, чего не было и быть не может), или же это чьи-то дурацкие шутки. Какому-нибудь юному джентльмену, вроде мистера Коулмена, здоровому и начисто лишенному воображения, шуточки такого рода могут казаться весьма забавными. Пожалуй, надо последить за ним, подумала я. Человека с расстроенными нервами эти глупые проделки могут напугать до потери сознания.
— Миссис Лайднер — особа романтического склада, вам не кажется? — сказала миссис Меркадо, искоса взглянув на меня. — У таких всегда случаются всякие трагедии.
— А что еще у нее случилось?
— Ну, например, ей едва минуло двадцать, когда ее первого мужа убили на войне. По-моему, весьма трогательно и романтично, правда?
— Это только так говорится. Для красного словца, — отрезала я.
— Вы действительно так думаете? Странно!
— А что тут странного? Сплошь и рядом слышишь: «Ах, если бы Дональд… или Артур… или как его там… был жив!» А будь он жив, так превратился бы в тучного желчного пожилого мужа. Вот вам и вся романтика.
Начало темнеть, и я предложила миссис Меркадо спуститься вниз. Она согласилась и спросила меня, не хочу ли я посмотреть лабораторию.
— Муж, наверное, еще там… работает.
— С большим удовольствием, — ответила я, и мы направились туда.
В комнате горел свет, но никого не было. Миссис Меркадо показала мне разные приборы, несколько бронзовых украшений и какие-то покрытые воском кости.
— Где же Джозеф? — удивилась миссис Меркадо.
Она заглянула в чертежную, где трудился мистер Кэри. Он едва взглянул на нас. Меня поразило его лицо — в нем отражалась крайняя напряженность. Он дошел до последней черты, подумала я, вот-вот сорвется. Помнится, кто-то уже говорил мне об этом.
Когда мы выходили, я обернулась и еще раз взглянула на него. Он сидел, склонившись над чертежом, — губы плотно сжаты, и особенно бросалась в глаза худоба его необычайного лица, напоминающего обтянутый кожей череп. Возможно, вы сочтете это странным, но в тот момент он показался мне благородным рыцарем, который готовится к сражению, зная наверное, что будет убит.
И я вновь почувствовала загадочное и неотразимое обаяние этого человека.
Мистера Меркадо мы нашли в гостиной. Он излагал миссис Лайднер какую-то новую научную концепцию. Она сидела на простом деревянном стуле с высокой спинкой и вышивала шелком цветы. Я снова подивилась ее редкой хрупкой, неземной красоте, точно это не женщина из плоти и крови, а какое-то сказочное существо.
— О, ты здесь, Джозеф. А мы заходили в лабораторию, думали, ты еще там, — заверещала миссис Меркадо своим высоким, визгливым голосом.
Он вскочил с испуганным и смущенным видом, точно ее приход разрушил чары, которыми он был околдован.
— Я… мне нужно идти. Я как раз собирался… собирался… — залепетал он заикаясь и, не закончив фразы, пошел к двери.
— Обязательно расскажете мне в другой раз, — произнесла миссис Лайднер своим мелодичным голосом, по обыкновению растягивая слова. — Это необычайно интересно.
Она посмотрела на нас с улыбкой, ласковой и отрешенной, и вновь склонилась над рукоделием.
— Здесь в шкафу книги, мисс Ледерен. Можно найти кое-что интересное. Возьмите книгу и посидите тут со мной, — сказала она минуту спустя.
Я подошла к книжному шкафу. Миссис Меркадо, помедлив немного, круто повернулась и вышла из комнаты. Когда она проходила мимо, я взглянула ей в лицо. Выражение бешеной злобы, исказившее его, поразило меня.