— А вот это, дорогая, не твое дело! — отрезала Надежда.
— У меня предложение на этом пока закончить наш увлекательный разговор и продолжить его немного позже, — неожиданно предложил Караваев. — Вы все устали и наверняка проголодались, ведь обеденное время уже давно миновало.
Алина немедленно сорвалась с места и быстро вышла из комнаты, чтобы распорядиться подавать обед. Хотя какой это обед, почти ужин. Скоро пять часов. Мужчины начали вставать, нашаривая в карманах сигареты и зажигалки. Странно, что раньше никто даже не заикнулся о перекуре. Палий подмигнул Жене и поманил её за собой. Они вышли на террасу. Но не успела она прикурить, как выскочил Борис и с круглыми глазами шепнул ей в ухо:
— Где болт?
— У меня лежит, — так же конфиденциально буркнула она. И тут до неё дошло. Очевидно, Борька собрался рассказать майору о ночном покушении. И то, что болт у неё, может изобличить их заговор.
— Сейчас я его подкину в твою комнату! — сообразила она. Тащить и отдавать болт при всех несомненно было глупо.
— Как подкинешь?
— В окно! Ты его не закрыл?
— Нет, я его вообще не закрываю летом. Ладно, ты подкидывай и потом сразу подашь мне знак. Я тогда этого мента озадачу. Быстрее давай, пока он не уехал!
Женя, сунув сигарету невозмутимо пускавшему в безоблачное небо дым Палию, шмыгнула в дом. В своей комнате она задумалась о том, как пронести незаметно болт, он был довольно велик — в кулаке не спрячешь, а с сумкой или пакетом она будет выглядеть довольно странно. Свернуть газету трубочкой?
В конце концов, она просто надела на сарафан легкий белый пиджак с короткими рукавами и большими карманами. Болт как раз поместился по диагонали в один из них. Потом, беззаботно напевая, спустилась вниз. Никто не обращал на неё внимания. Она прошлась по террасе, держа руки в карманах, и, оглянувшись, не смотрит ли кто, свернула за угол. Окно Борькиной комнаты она нашла моментально. Старательно обтерла подолом сарафана болт, чтобы уничтожить свои отпечатки пальцев, и швырнула его на кровать. Правда, слегка промазала, и болт шлепнулся рядом, на ковер. Но и так сойдет.
Расправив сарафан и ещё поозиравшись для конспирации, Женя обошла вокруг дома. Её маневры заметил только Палий. Он все так же курил в обществе мрачного некурящего Васи. Вася чесал затылок и чем-то возмущался. Как поняла Женя, он возмущался как скрытностью друзей, в особенности подруг, так и коварством майора, то бишь советника прокуратуры, Караваева, расколовшего их хитрости.
— Нет, ну ты представляешь, я думал, они с нами пообщаться приехали, а они, оказывается, хотели только с Сашкой о своих делах столковаться! — сопел обиженный Вася.
— Вася, женщины — существа рациональные. Почему бы им не совместить желание лицезреть твою незабвенную физиономию с необходимостью о чем-то столковаться с Вершининым? — размеренно отвечал Палий, а сам косился на Женю, и в глазах его был вопрос. — И вообще, все уже наверняка за столом сидят, щи кушают. Пошли и мы?
За столом и вправду сидели уже все. Вместо щей была чудесная окрошка, и закуски, и свежая зелень, взглянув на которую Женя тут же вспомнила Вершинина, жадно поедающего петрушку и листья кресс-салата. Как ни странно, есть не хотелось совершенно, и она вяло шевелила ложкой в тарелке, гоняя островки сметаны и выбирая кусочки мяса. Все были молчаливы, и редкие фразы, которыми приходилось обмениваться, оставляли после себя пустоту и напряженность. Возможно, этому способствовало присутствие за столом Игоря Ивановича Караваева и молодого человека, припрятавшего куда-то свой антикварный портфель. Но даже если бы их не было, вряд ли обстановка была бы более теплой.
Конечно, их компания всегда была не сахар, ссоры, конфликты и разборки случались и раньше. И характеры у всех были — не дай бог. Но почему-то их тянуло друг к другу. И терпели друг друга, и старались не обращать внимания на взбрыки то одного, то другого. Конечно, прошло уже тринадцать лет с того дня, как они расстались. Тринадцать, несчастливое число… За тринадцать лет они изменились, стали жестче и одновременно ранимей. Друг друга из вида не теряли, хотели сохранить былую привязанность и дружбу. Но не слишком ли они стали разными?
Подали второе, и Женя с облегчением отодвинула оставшуюся почти полной тарелку, с окрошкой и принялась ковырять отбивную.
— А ну ешь немедленно! — прошипел сидящий рядом Палий. Женя вздрогнула и невольно улыбнулась.
Борис жевал мясо с непроницаемым выражением лица. Только усы шевелились, словно существуя отдельно от его лица и живя своей загадочной жизнью. На всякий случай Женя тихонько кивнула ему, и получила в ответ такой же незаметный кивок. Интересно, он уже выложил майору историю про выстрел из арбалета, или нет? Если выложил, то наверняка Караваев после обеда-ужина организует розыски этого экзотического и опасного оружия. Во всяком случае, Женя бы именно так и поступила.
А куда бы она сама спрятала такую громоздкую штуку, как арбалет? Ну уж точно, не в ящик туалетного столика! Его вообще нельзя прятать в своей комнате, могут найти, и тогда не отвертишься. Если хочешь кого-то подставить, то лучше всего спрятать оружие в его комнате. Например, сунуть на верхнюю полку шкафа, снизу не видно, что там лежит. А если стрелявший намеревается-таки реализовать свои подлые планы, то лучше всего спрятать арбалет где-то, где его трудно найти и одновременно невозможно понять, кто именно его там оставил. И тогда в любой момент можно достать оружие и повторить попытку.
«У меня начинается паранойя, — подумала Женя. — Я подозреваю всех, ставлю себя на место убийцы и совсем не думаю о том, что меня саму могут заподозрить. Например, в том, что вместо того, чтобы лечь спать, я прокралась на пирс и убила Сашку. Наверняка майор не просто так оборвал сегодняшнюю моральную экзекуцию. Он профессионал, а мы дилетанты, и мы все время забываем о том, что у него могут быть в рукаве самые неожиданные для нас карты. Он играет с нами, словно кошка с мышью, заставляет всех нервничать, а потом, доведя до полудохлого состояния, отпускает на время. И чем это может закончиться?»
Она примерно представляла, чем. Вчера они ещё старались относиться друг к другу бережно. Сегодня кое-что изменилось. Сама ситуация теперь напоминает цепную реакцию, почти неуправляемый процесс.
Женя поморщилась и машинально выпила налитый кем в её стакан яблочный сок.
— Молодец! — так же тихо шепнул Палий, и она обнаружила, что незаметно для себя съела и кусок свинины, и тушеные овощи. Причем, съела, так и не почувствовав их вкуса. Огорчительно, ведь наверняка было вкусно.
Внезапно ей захотелось вырваться из этого мира сверкающей посуды и крахмальных салфеток, звяканья приборов и витающего в воздухе напряжения. Просто уйти куда-нибудь и посидеть среди пятнистых стволов платанов, обвитых цепкими мелколистными лианами, просто думать, а ещё лучше — бездумно таращиться на листья и цветы. Хоть немного забыть о том, что рядом сидит кто-то, кто тогда незаметно проскользнул на пирс. Кстати, это вопрос: как ему или ей это удалось. Женя поняла, что бездумности ей сегодня не видать, как собственных ушей.
— Спасибо! — вставая из-за стола, вежливо поблагодарила она Алину, и та ответила ей машинальной вежливой улыбкой. — Было очень вкусно.
— Да, было просто восхитительно, — поддержал Палий и тоже встал. Ольга проводила задумчивым взглядом его синие шлепанцы.
ГЛАВА 11
На крыльце Женя остановилась с таким видом, словно не знала, куда ей идти. Ах да, она хотела уединения. Но вначале нужно кое-что проверить. Она спустилась на нижнюю террасу. Всего их было три — верхняя, самая просторная, обрамленная балюстрадой, именно там они большей частью и проводили время. Эта терраса опоясывала дом с двух сторон, а с третьей переходила в заросли кустарника. Вторая терраса была гораздо меньше, просто полукруглая площадка, украшенная двумя вазонами с какими-то ампельными цветочками. Третья терраса была, собственно, уже частью пляжа, только вымощена плиткой. Тут стояли две скамейки. И дальше шла уже галька. Теперь Жене стало понятно, почему почти никого из ходивших той ночью на правый пирс не заметили остальные — справа деревья выступали довольной мощной купой вперед, гораздо дальше, чем слева. Именно они перекрывали обзор, и если не смотреть специально, то человека, за пару мгновений промелькнувшего за деревьями, и не заметишь.
— Да, прошмыгнуть незаметно тут раз плюнуть, — задумчиво произнес за её спиной Палий. — Слева обзор куда лучше.
— Митька, ты зачем таскаешься за мной хвостом? — рассердилась Женя.
— Так я это… тапочки прогуливаю. Ольга, кстати, их уже засекла. Может мне уже можно нормальную обувь носить, а не эти сандалетки? А то по пяткам сильно шлепают.
— Если Ольга засекла, то можно. Хотя не такая уж большая жертва — потерпеть хлопанье по пяткам. Мить, ты не видел, Борька с майором никуда не удалялись для беседы тет-а-тет?
— Не замечал, хотя я и не следил ни за одним, ни за другим. Меня вот, к примеру, сейчас куда больше интересует, кто и что ещё слышал, видел и делал в ту ночь. Слишком многого, оказывается, мы не заметили. — Палий уставился на Женю с таким видом, словно именно она и должна сейчас же выложить ему все сакральные знания.
— Митя, мне бы очень не хотелось и дальше узнавать что-то новое. Я понимаю, что никуда не деться. Но как бы хорошо было остановиться и не делать шаг дальше… Мы не выберемся из этой истории без потерь. Все.
— Я знаю. Хочешь, сходим погуляем. Нужно же хотя бы попробовать рассмотреть тут что-то при свете дня. Я бы хотел разыскать чертенка с арбузом, — предложил Палий, незаметно оглядываясь. На них с интересом пялилось сразу несколько человек, с террасы и из окон дома. — Заодно укрепим публику в мысли, что у нас с тобой весьма романтические отношения. Пусть хоть немного отвлекутся.
— Пошли, филантроп! — рассмеялась Женя, — только вначале посмотрим, что тут.
С этими словами, она свернула направо и пошла вдоль деревьев, спотыкаясь на особо крупных камнях, которых тут почему-то было множество. Кое-где растительность от пляжа отделялась импровизированными стеночками, сложенными опять-таки из камней, но в основном граница была чисто условной, и её то тут то там уже нарушили кустарник и ползучие травы, старающиеся отвоевать как можно больше пространства. В кроне прошелестела и истерично вскрикнула птица. Наконец Жене удалось рассмотреть просвет в зеленой массе, и она свернула на узкую тропку, уходящую вверх.