— Пошли в дом! Нужно переодеться.
— Ужас какой… я в этой тряпке, как спутанная коза, — пожаловалась Надежда, пытаясь отлепить от колен мокрый шифон. — Шагу не ступить.
— Так подоткни её повыше! И пошли скорей, пока нас не застукали в таком виде. Хотя все равно застукают, когда войдем.
— Не застукают, я знаю, как пройти незаметно, — заявила Надежда, подбирая подол и держа его на отлете, словно сказочная принцесса. — А куда мои туфли делись?
— Утром найдешь, сейчас по всему пляжу шарить в темноте бесполезно. Идем, а по дороге расскажешь, что за катер ты видела тогда. Тогда — это когда Сашку убили? В ту ночь? — Женя зашипела от боли, ударившись пальцами босой ноги о камень, и остановилась. Надежда в темноте ткнулась в её спину.
— Да, я только недавно вспомнила, что когда мы с ним разговаривали, то вроде бы какая-то большая лодка была с другой стороны забора, у причала. И там фонарь горел, и кто-то шлялся. Но вот кто — я не рассмотрела, да и не до того мне было. — Надежда побрела вперед, спотыкаясь и ругаясь. Кто бы мог подумать, что передвижения по обычному пляжу могут вызывать столько проблем.
— Ты об этом майору говорила? — догнала её Женя.
— Как бы я сказала, если вспомнила об этом только в бильярдной? Дремала там, и вдруг всё это мне сразу вспомнилось, в картинках.
— А тебе не приснилось?
— Может, и приснилось. Только приснилось именно то, что было тогда. Я все это время тряслась… Зачем я тебе все это говорю? А, да черт с ним! Все равно темно. В общем, психовала я, психовала, а потом мне все стало пофигу, когда напилась. — Надежда бормотала на ходу, словно разговаривая сама с собой, совершенно не оглядываясь, идет ли за ней Женя. — И тогда я решила, что теперь мне всё до задницы. И сразу вспомнила про эту лодку. Или катер. А там — губернатор. Мог губернатор приплыть и Сашку хряснуть по голове? — Надежда остановилась под первым фонарем нижней террасы и картинно взмахнула рукой. При этом мокрая юбка шлепнула её по ногам.
— Успокойся, не мог! — ответила ей Женя. — Губернатор тут, говорят, и не бывает.
— А кто бывает? — двумя пальцами опять подобрала липучий подол Надежда.
— Ну откуда мне знать? Только ты про этот катер непременно скажи майору. Пусть он и разбирается.
— Ладно, скажу, — согласилась Надежда. — Куда ты идешь?
— Как куда? В дом, — удивилась Женя.
— Погоди, не туда, давай зайдем через подвал, тогда нас в таком виде ни одна собака не увидит, — потащила её Надежда влево по дорожке.
Они обогнули дом понизу и потом поднялись к нему. Только тут Женя сообразила, что виденный ею несколько раз приямок у дальнего угла дачи есть ни что иное, как вход в подвал. Почти на ощупь они стали спускаться по крутой лестнице. Женя чертыхалась в темноте, вспоминая, что у неё в кармане джинсов остались безвозвратно погубленные зажигалка и сигареты. Хотя зажигалку можно попробовать потом просушить. Что ещё было в карманах? Бух! Это Надежда, не удержав равновесия, споткнулась на последней ступеньке и врезалась в дверь.
— Пришли!
Через эту дверь они попали на нижнюю площадку боковой лестницы и уже без всяких приключений, потому что она была нормально освещена, поднялись на второй этаж. Шлепая босыми пятками, Надежда быстренько скрылась в своей комнате, а Жене ещё предстояло пересечь холл. Только бы никого не встретить!
Она кралась по коридору босиком, в мокрой рубашке, едва доходящей до середины бедер. Одной рукой Женя прижимала к груди кроссовки, в другой держала кое-как свернутые мокрые джинсы. Ну и видик! Наверняка Инга с балкона подсматривает, вытаращив глаза. Проклятье, этого только не хватало! Из «зеленой» комнаты, которая располагалась сразу за Жениной «желтой», вышел задумчивый Гоблин. При виде Жени задумчивость слетела с него моментально. Нельзя сказать, что он был поражен, но движением правой брови всё же выразил некоторую озадаченность.
— Только посмей что-нибудь сказать! — прошипела Женя, скрываясь за дверью. И добавила, высунувшись из-за неё: — Мы просто купались.
— С кем? — спросил Гоблин у закрывшейся двери и пожал плечами. — И почему одетыми?
ГЛАВА 15
Палий злился. На окружающих и на себя — за то, что позволяет себе злиться. А потом ему стало смешно. Захотелось плюнуть на всё, завалиться в кресло с какой-нибудь печатной белибердой и бутылкой пива и погрузиться в мир размахивающих бластерами космических авантюристов. Или потолковать за жизнь с глазу на глаз с кем-нибудь из старых приятелей — с Борькой или Никитой, к примеру. Только непременно с глазу на глаз, чтобы вырваться из этой тягучей атмосферы, когда каждому хочется обвинить кого-то другого в прошлых бедах, найти им причину и припомнить чужие ошибки. Это было похоже на ковыряние уже подсохших ран, беспокоило и действовало на нервы.
А ведь собрались ещё далеко не все — не было Надежды, Гоблина и Жени, отправившейся на прогулку в обществе смазливого майора… Да, именно смазливого, черт бы его побрал! И при этом, несомненно, коварного. Такие привыкли считать себя неотразимыми и используют свою внешность, чтобы обвести вокруг пальца и загнать в ловушку. Конечно, Женя отнюдь не романтичная барышня, и Палий мог не опасаться, что она попадется на уловки майора. Но все равно было тревожно. Какие ещё неприятности, кроме расписки Марка готовит ей этот милиционер. Мент, он и в Африке мент. Какая банальность… Даже если он не мент а советник прокуратуры. Что он там может советовать?
Алина и Борис сидели рядышком, уместившись вдвоем в широком кресле, и напоминали сиамских близнецов, особенно, когда разом поворачивали головы и смотрели с одинаковыми выражениями лиц. Они старались держаться, старались не забывать, что они тут хозяева, и должны хотя бы изображать спокойствие. Что было крайне сложно, учитывая нахождение их в данный момент на линии огня. Перепалка шла между Васей и Ольгой, и перепалка эта была странной и даже жутковатой. Обычно если кто-то из них ругался, то кричал громко, словно был готов запустить в оппонента чем-нибудь тяжелым. А тут — медленные ленивые фразы, в которых только посвященный угадывал нехороший смысл.
— Ты уверен, что имеешь право рассказать об этом даже сейчас? — сверкала глазами Ольга. — Она ведь просила тебя никому не говорить, пришла к тебе как к другу.
— Я думаю, что остальным тоже надо знать, — подумав, ответил Вася. — Пришло время. Я не хочу, чтобы между нами оставалась эта беда. Все чувствуют, но молчат. Вчерашний всплеск только показал, как каждый из нас представляет события.
— Ну конечно, ты один знаешь, что было на самом деле! — фыркнула Ольга и глотнула из бокала.
Сегодня на столах появились тяжелые бокалы венецианского стекла, на стенках которых вино оставляло благородные маслянистые разводы. А вместо фруктов, взбитых сливок и прочей дамской ерунды, были поданы чищеные орехи и сыры нескольких сортов. Изысканно.
— Я знаю. И я обещал Кристи, что сохраню тайну. Но ведь прошло время, и возможно из этой тайны выросло ещё одно преступление… Думаешь, меня сомнения не мучают? — страдальческим тоном вопросил Пинчук. — Мы уже давно знаем друг друга, ни один из нас не ангел, всякое бывало. Думаю, что правда не бросит тень на память о Крис, вернее, я в этом уверен. Это ей тогда произошедшее казалось чудовищным, но мы-то уже повидали и не такое. Мы стали в чем-то мудрее, в чем-то циничнее, в чем-то — просто хуже.
— Господи, как напыщенно, — вздохнула Дина. — Я и не знала, что ты умеешь так изъясняться. Ну что такого тайного могла сообщить тебе тогда восемнадцатилетняя девочка, что сейчас ты, тридцатипятилетний мужик говоришь об этом с таким надрывом?
— Да уж… — опять вспыхнула Ольга. — Или мы покончим с этим, или станем вынашивать каждый свою версию и шарахаться друг от друга! Лучше бы ты не начинал об этом вообще.
— Соберутся все, я скажу, — решил Вася. — Где Никиту черти носят? И нужно бы посмотреть, как там Надя. Ей или пора просыпаться, или нужно оттащить её в постель.
Палий встал, лениво потягиваясь. Посмотрел на камин, на трогательно мигающие из-за нагара на фитилях свечи. Было во всем происходящем, что-то ирреально-театральное, словно они собрались тут, чтобы сыграть в неком спектакле — все то перемещаются, то собираются вместе и много говорят, каждый хочет быть режиссером и одновременно уйти от ответственности. А может, все проще? Просто настал день, когда совпали декорации и события, и они все мечутся между прошлым и настоящим в попытках понять друг друга и стать кем-то иным. Лично он, Палий, так и делает. Он же давно знает, что жил не так, как хотел, не так, как нужно было. Во имя чего? Только из-за глупого упрямства и желания следовать однажды сделанному выбору?
Ему совершенно не хотелось идти будить Надежду, тем более, что он и не знал, где она в данный момент находится. Пусть этим занимаются заботливый Вася и хозяин дома Борис. А ему как-то не до этого, у него отчего-то вдруг возникло множество собственных проблем, а подумать над ними эти черти не дают.
— И вообще, я не понимаю, почему она именно к тебе с этим пошла, — продолжала Ольга. — Почему не к Женьке или к Дине? Почему не ко мне, в конце концов?
— Женя сидела дома с больным ребенком. Дина… не знаю, что-то тоже было такое экстренное. А у тебя, дорогуша, в разгаре был роман с Ронькой, вспомни! Вы поселились в какой-то лачуге и вели богемный образ жизни, вечный сейшн и дым коромыслом. А я вот он — всегда под рукой, — раздраженно объяснил Вася. — Кристинка в тот день по общаге металась, совершенно никакая.
— Да, Рони, — хмыкнула Ольга. — Ты прав, меня тогда выковырять из этого угара было сложно…
Все замолчали, вспоминая одно и то же — кудрявый Рональд Гилберт, шоколадный красавчик Ронька, навечно зависший на третьем курсе политеха. Про него говорили, что у себя в Африке он будет большим боссом, что папашка — не то министр, не то ещё какая африканская шишка, каждые каникулы дерет ремнем тощую Ронькину задницу, лишь бы сыночек получил хоть какой-то диплом. Тогда ему будет все, что пожелает. Но мистер Гилберт-младший был непревзойденным обалдуем, и хвостов у него в зачетке было столько, что хоть шубу из них шей. Кое-кто даже подозревал, что делает он это специально, нравится парню вольная студенческая жизнь и в Африку ему возвращаться совершенно неохота. Тут девочки, выпивка, гулянки, а там — настырный папаня с ремнем. К тому же Ронька был действительно красив: никаких толстых губ и приплюснутого носа — тонкие черты лица, огромные наивные глаза и гибкая грация пантеры.