— Завтракать пойдете? — прокричала она. Но Женя только покачала головой.
— Мрачные вы какие-то, — констатировала Ольга и скрылась.
— Может, все же объяснишь? — Палий стоял, сутулясь и глядя себе под ноги.
— Митя, сейчас всё поймешь. Я и сама пока не во всем разобралась. Так что толком объяснить пока не могу. Пошли в дом.
Её голос звучал жалобно, и в нем была печальная усталость. Слишком много всего навалилось, слишком многих это коснулось.
Из столовой доносился чей-то смех и звон посуды. Борис курил у входа и кивнул им. Женя заглянула в распахнутую дверь: опять полный разброд, кто-то завтракал, кто-то уже поел и собирался уйти, кого-то ещё не было. Хотя в этом есть своё преимущество — Никиты пока не хватились. Майор с верным Мишей молча пили кофе. Алина за что-то выговаривала горничной, указывая на блюдо с традиционным омлетом. Ольга ещё не пришла. Инги тоже в столовой не было.
Они обнаружили её на балконе. Уткнувшись в книгу, девочка жевала ванильную булочку, запивая её соком из большого стакана. Услышав шаги, она подняла голову и улыбнулась. Но серые глаза смотрели настороженно и грустно.
— Привет, вы с утра купались, я видела.
Женя опустилась во второе кресло, а Палий остался стоять рядом. Потом, подумав, отошел к перилам и оперся на них спиной.
— Привет. Я почти не купалась, я только немного поныряла. А ты не хочешь? — Женя чувствовала, что её голос звучит до предела фальшиво, и ничего не могла с собой поделать. Ей было больно и отчего-то стыдно.
Инга резким движением поправила ворот, словно он мешал ей, потом спохватилась и медленно опустила руку.
— Нет, я не умею нырять. И плаваю совсем плохо. Когда я была маленькой, то чуть не утонула в школьном бассейне, и с тех пор боюсь воды, — Инга тоже пыталась говорить беззаботно, но взгляд метался от сидящей рядом Жени к стоящему сбоку Палию, и не мог остановиться на ком-то одном.
— В то утро ты не смогла донырнуть и достать вот это, хотя и старалась? — Женя высыпала на стол раковинки. — Там не очень глубоко — метра два.
— В какое утро? — тихо и безнадежно переспросила Инга, стараясь не глядеть на перламутровые кругляшки.
— Гулька, ты знаешь, о чем я. Но прежде, чем отвечать, прочитай вот это.
Женя достала из кармана слегка помятый листок. Девочка читала быстро. И перечитала дважды. Подняла глаза, кусая губы, смотрела куда-то вверх. Ей очень не хотелось расплакаться, она сильная, она сможет. За эти дни ей почти удалось взять себя в руки — не только на людях, но и наедине с собой. Она решила, что нужно забыть, и изо всех сил старалась.
— Его арестовали? — Голос Инги звучал спокойно. Почти спокойно.
— Нет. Надеюсь, что он уже далеко и ему ничто не грозит. — Женя взяла из тонких пальцев девочки листок и снова свернула его. Протянула Палию, чтобы больше не мять. Уже и так видно, что она таскала его достаточно долго. — Ты знала, что это он?
— Нет, — чуть более торопливо, чем хотела, ответила Инга. — Я вообще тогда ничего не поняла. — Она замолчала и подавила то ли вздох, то ли всхлип. — И была уверена, что это я его… И ведь так и есть.
— Подожди, детка, — Жене хотелось обнять девочку за плечи, вытереть ей глаза, в которых медленно копились слёзы. И пусть молчит. Всё уже решено — она отдаст майору признание Никиты, они будут его искать и вряд ли найдут. Всё будет кончено, всё как-то утрясется. А Инга будет дальше жить с этим на душе. Сможет ли?
— Я теперь не смогу, — словно отвечая на Женины мысли, пробормотала Инга. — Может быть, это и к лучшему. Женя, мне так страшно…
— Девчонки, может, мне уйти? А вы уж тут сами, — не выдержал Палий.
— Митя…
— Не уходите, пожалуйста. Иначе я разревусь и ничего не смогу объяснить.
Палий промолчал и остался, хотя ему очень хотелось немедленно сбежать, чтобы не видеть, как мучаются обе.
— Я тогда сидела на пирсе и вначале дремала, наверное, устала в поезде. И вообще, у моря сидеть ночью очень здорово… Кажется, что паришь в звездном небе. — Инга помолчала, шмыгнула носом и заговорила чуть увереннее. — И я как-то незаметно заснула. Но потом меня разбудил голос, вернее, голоса. Хотя я четко слышала только этого… Вершинина. Это я теперь знаю, кто он, а тогда просто по голосу узнала. Я его видела недолго, только за столом, и он мне не понравился, взгляд скользкий и голос такой — наглый. Он говорил громко, а второй человек совсем тихо. Я не стала разбираться, в чем там дело, все ведь выпили и могли шуметь. Мне они не очень мешали, тем более что слышно было то громче, то тише. Наверное, ветер менял направление. После на некоторое время наступила тишина. И снова голоса. Я не знаю, кто там был, уже не прислушивалась. Хотелось спать, но не удавалось.
Девочка взяла стакан и выпила залпом почти весь оставшийся сок.
— А потом я услышала мамин голос. Её я сразу узнала. И тут я навострила уши. Я знала, что у мамы неприятности с деньгами, она никак не могла с долгами рассчитаться — то арендную плату за магазин повышали, то приходилось взятку давать, то товар приходил некачественный. Но я не знала, кому она эти деньги должна, просто должна, и всё. И тут я услышала, как она стала просить этого Вершинина отсрочить уплату и снизить проценты, потому что взять у неё всё равно нечего. А он в ответ засмеялся гаденько и сказал, что у нее есть… — Инга замолчала и посмотрела на Женю в упор. Та молчала, чтобы не сбить девочку. Но пауза затянулась.
— Ты хочешь сказать?
— Да, — ожесточенно подтвердила Инга. — Он сказал, что если она мама уговорит меня поехать с ним куда-то в горы, то он простит ей половину долга. В горы, на один день. И добавил… в общем, я не хочу это повторять.
— А мама? — Женя не чувствовала, что её ногти впиваются в ладони, но Палий заметил, как побелели костяшки пальцев на её сжатых кулаках. Он бы и сам сейчас сжал кулак и шарахнул им по чему-нибудь от души.
— Мама послала его подальше. Она это умеет. И он тогда сказал, чтобы деньги отдавала в срок, иначе хуже будет. А меня… можно увезти, так что она никогда не узнает, где я и что со мной. Он хихикал и буквально прогнал маму. Обзывал по-всякому…
— Инга, если хочется, лучше поплачь, — Женя пыталась сама успокоиться. Её трясло, пожалуй, посильнее, чем девчонку. Та рассказывала как-то отстраненно, было видно, что она уже много раз пережила произошедшее и смогла с ним смириться. А что ей оставалось делать?
— Я осталась сидеть там, хотя мне было уже зябко. И страшно. Я боялась, что тот человек заметит меня с соседнего пирса, ведь ночь была лунная, и рассмотреть кое-что можно было. Я потихоньку постаралась повернуть своё кресло так, чтобы оно стояло к нему спинкой, тогда меня было бы совсем не видно. Хотя он ведь был пьяный, ничего бы, скорее всего, и не разглядел. Но я затаилась, залезла с ногами, как-то пригрелась и уже не слушала, что там происходит неподалеку. А потом мне стало сниться что-то ужасное — я бежала, и за мной гнался парень с бритвой. Такое блестящее острое лезвие. Я прячусь, стараюсь от него спрятаться, но куда ни бегу — везде он меня поджидает с ухмылкой и совершенно белыми глазами. Эти глаза были страшнее бритвы, и я опять бежала по каким-то дворам и переулкам. А потом вдруг почувствовала, что он меня схватил и душит… Вцепился в шею, очень больно. И я очнулась… — Инга схватилась за горло, словно его сдавил спазм, и смотрела куда-то сквозь Женю. — Луна светила ему прямо в лицо, и глаза были страшными, белыми. Но я его сразу узнала — это был тот самый человек, Вершинин. И я его оттолкнула, изо всех сил оттолкнула! Женя, я так испугалась. Это было как продолжение кошмара.
— Я понимаю, — тихо сказала Женя. — Я бы тоже до смерти перепугалась.
— По шее что-то полоснуло, словно бритвой. А он подался назад, зашатался и упал в море, только брызги полетели. И стало тихо. Я сидела там и даже убежать боялась, всё ждала, что он снова полезет на пирс. Потом все-таки встала и посмотрела, но в воде ничего не заметила. Подумала, что он уплыл. Прошла до конца причала — никого. А потом увидела, что плывет какая-то большая лодка, и испугалась ещё больше. В общем, я улизнула и пробралась в нашу с мамой комнату. Зашла в ванную и увидела на кофте небольшие пятна крови. Сначала подумала, что это оттого, что у меня на шее — она отогнула воротник и показала узкую красную полоску и пояснила. — Он порвал мои бусики из ракушек. Схватился за них, и когда я его толкнула, ремешок впился мне в кожу и порвался. Но из ранки не текла кровь. И тогда я испугалась ещё больше…
— Ты поняла, что случилось?
— Нет, я не могла и представить. Я даже подумала, что это не кровь. Но тогда что? Пока не пришла мама, я успела выстирать кофточку, легла в постель и притворилась, что сплю. А на рассвете пошла на пирс.
— Ты видела там… его? — Женя вспомнила своё состояние в то утро и представила ужас Инги.
— Видела. И ещё я смыла кровь с пирса, там немного было. Набирала воды в шапочку и оттирала, ведь она уже успела засохнуть. Собрала ракушки, которые там валялись, и нашла оборванный кожаный шнурок, все это выбросила потом в мусорный бак. А нырнуть за теми ракушками, которые отлетели в море, не смогла, боялась. Он ведь там недалеко плавал… мертвый.
— Но ты пробовала?
— Да, но сразу вылезла. Поняла, что не смогу.
— Значит, это твой след я видела в то утро на гальке?
— Наверное. Я уже возвращалась, когда вы появились в окне. Я еле успела спрятаться за кустами. А мама ещё спала.
Инга замолчала и принялась катать по столу блестящие раковинки. Только сейчас Палий сообразил, что их яркость — от розового лака. Возможно, обычного лака для ногтей. Остатки смешной дешевенькой поделки — «Привет с моря!». Если бы не приметность раковинок, Женя и не разглядела бы их на дне.
— Я потом, вечером, ещё раз ходила на пирс, — тихо сообщила девочка. — Нашла ещё одну ракушку, она в щель около железного столбика закатилась. Милиция ничего не заметила.
— Они, по-моему, там тщательно и не смотрели. Тем более — ракушки… — Палий пожал плечами. — Если специально не искать, то и внимания не обратишь. Я вот до сих пор удивляюсь, что ты, Женя их разглядела и поняла, что это такое.