В юности Павел увлекался ролевыми играми и умел стрелять из арбалета. Утащить оружие проблемы не составило — он попросту влез в незапертое окно гостиной и снял его со стены. Никто ничего не заметил — охранники в этот момент двором не интересовались, один ужинал, а второй пошел кормить собак. Спрятав арбалет в мастерской, Павел крикнул парням, что уходит домой. Те открыли калитку, он стукнул створкой, сделав вид, что вышел, а сам прокрался обратно — под окном и вдоль стены. Он верно рассчитал «мертвую зону» видимости. Таким образом он вернулся в мастерскую — нужно было сделать боевой наконечник, ведь легкая стрела не годилась для задуманного мероприятия.
Подготовив оружие, Павел выждал, когда все улягутся, погаснет свет и дом затихнет. Ждать пришлось довольно долго. Потом он прокрался на террасу, отлично зная, где находится окно спальни Бориса. Но одно дело замышлять страшную, но справедливую месть, а другое дело — выстрелить в беспомощного спящего человека. К Паше Борька относился вполне нормально, не гнобил и не унижал. И вот он должен его ранить или даже убить… Тут Борьке приспичило в туалет, а Павлу неожиданно пришла в голову спасительная мысль, что страх — тоже месть. Пусть боится! Пусть трепещет, ведь смерть была совсем рядом!
Выстрелив в ещё теплую Борькину постель, Павел ретировался и спокойно проспал до рассвета в мастерской, потом тщательно протер ветошью ложе арбалета и все металлические детали. Прокравшись в спящий дом, сунул его в первый попавшийся шкаф — топить в море такую красивую игрушку ему было жаль.
Потом поболтался для вида на глазах охраны, словно только что появился, и уверился в том, что никто его не заподозрит.
Не учел Павел одного — камера наблюдения не зафиксировала ни его ухода, ни прихода. Внимания на это поначалу никто не обратил — разве кто-то всерьёз следит, когда приходят и уходят водители? Главное, чтобы вовремя на месте были. Именно поэтому вычислили Павла не сразу. А вычислив, и мотив нашли — Лена и не скрывала своей ненависти к Ротманам, так что соседи по квартире и все её приятельницы были в курсе.
— Вот так, добросердечие нашего Бори, переходящее в обычную глупость, чуть не стоило ему продырявленной задницы, — злорадно констатировала Надя.
— Почему вы все считаете, что целью этого идиота была именно моя задница?! — раздраженно завопил Ротман. — Если бы он попал в голову, то мне однозначно пришел бы каюк!
— Но ведь не попал же, — отрезала Надежда.
— Ну, он ведь благородно поступил, помогал бедному ребенку и одинокой матери, — немедленно принялась оправдывать Бориса Дина. — Кто же знал, что так выйдет? Интересно, что будет теперь с этим недоделанным Робин Гудом?
— А это пусть суд решает, — равнодушно обронил Караваев. — Преступный умысел у него был, орудие преступления подготовил…
— А я бы судила не его, а эту подлую Леночку, — не очень вежливо встряла Ольга, — за шантаж и подстрекательство.
— И тогда она загремит в тюрьму, ребенок лишится матери, и Борька с чистой совестью его усыновит. Или удочерит? — подлила масла в огонь Надежда и принялась выбирать в вазе яблоко порумяней.
— Да ну вас, циников! — вскинулся Борис, но под ехидным взглядом жены сник. — Не нужно бы вообще никого судить. С этой парочкой я сам разберусь, мозги вправлю так, что имя моё забудут. А то и впрямь буду выглядеть каким-то извергом. Но если я ещё хоть раз услышу…
— … про мою неподстреленную задницу, — услужливо подсказал Вася под общий хохот.
— Вот гады! — Борис вымученно улыбнулся и махнул рукой. — Вместо сочувствия — одни хиханьки да хаханьки. Всё, проехали и забыли!
— Люди, а кстати, где у нас Гоблин? Кто-нибудь его сегодня видел? — Алина обвела присутствующих взглядом, словно квочка, проверяющая, весь ли выводок собрался вокруг неё.
— Неужели ещё спит? — Борис был явно рад сменить тему.
Женя поняла, что тянуть дольше уже не удастся. Под удивленными взглядами друзей она встала и протянула майору сложенный листок. Ей показалось, что Караваев совсем не удивился. Пару минут он молча читал написанное, потом аккуратно расправил бумагу и вложил её в папку. И так же молча встал и вышел.
— И что это значит? — недоумевающее спросил Вася?
— По-моему, это значит, что наш Пинкертон рысью помчался по новому горячему следу, — с насмешкой прокомментировала Надежда.
— Женька, не молчи! — Дина вскочила с горящими глазами и с громким стуком поставила стакан в тарелку. — Что за записку ты ему дала?
— Ребята, давайте потерпим. Я так думаю, что наш доблестный Игорь Иванович вскоре вернется и всё нам подробно разъяснит, — меланхолически произнес Палий, сворачивая из салфетки заячьи уши.
— Тут, с какой стороны ни глянь, получается, что среди нас завелась пятая колонна… — начала Надежда, и Женя вдруг подскочила, словно её ужалили:
— Что ты сказала?
— А что я сказала? — Надя тоже повысила голос. — То, что разговоров о нашем нерушимом братстве — море, а на деле…
— Нет, повтори первую фразу!
— Пятая колонна среди нас! — удивилась Кузьменко. — Это такое…. В переносном смысле…
— А до этого?! Что ты до этого сказала?
— Ничего, вроде, а что?! Чего ты ко мне прицепилась, как репей?!
— «С какой стороны ни глянь…» — вот что ты сказала! Умничка! — Женя подскочила к Надежде и чмокнула её в нос.
С этими слова ми она бросилась к дверям.
— Куда?! — заорал Борис. — А объяснить?!
— Я с тобой! — Палий разом утратил меланхолию.
— Все окончательно и бесповоротно рехнулись! — Надежда задумчиво почесала нос. — А Гоблин ещё и пропал куда-то.
ГЛАВА 27
— Куда ты несешься сломя голову? — пытался остановить Женю Палий. — Думаешь, Караваев действительно рванул в погоню за Никитой?
— Нет, мне нужно срочно его спросить… — Женя грохнув дверью, выбежала на террасу и огляделась. Никаких следов майора не было. Неужели он уже уехал? Но ведь он не дурак и должен понимать, что теперь никакая прыть не поможет. Или пока ещё не понимает?
Правильнее всего было бы подождать Караваева и спокойно обо всем спросить. Но там, на балконе сидит девчонка, считающая себя убийцей. И кто знает, что сейчас копится у нее в душе? Женя помнила себя в её возрасте, помнила, как любая неприятность могла разрастись в полудетском сознании до размеров вселенской катастрофы и показаться непоправимой. А они оставили её. И вернуться сейчас, не поговорив с этим испарившимся майором-советником, Женя не может. Или может?
Она затормозила и вгляделась в море. Так и есть, она все правильно вспомнила. И это значит… Что это значит, может сказать только Караваев. Где он, черт возьми?! Сияющий благодушный мир, в котором то умирают, то исчезают люди, показался Жене ирреальным и расплывающимся. Она вцепилась в руку Палия, словно он тоже мог в любой момент испариться и стать только воспоминанием.
— Смотри! Ого, какая туча идет! — он сжал её пальцы.
Она обернулась и подняла голову. Из-за угла дома были видны горы и нависшая над ними свинцовая тьма. Она надвигалась медленно и неуклонно, лохматая по краям и тягуче-плотная в середине. Покрытые лесом вершины уже скрылись, и почти физически ощущалось, как обреченно замерли деревья на склонах.
— Будет дождь, Женька! Будет настоящий дождь!
Словно в подтверждение его слов тучу разорвало двойным холодным зигзагом и спустя несколько секунд загромыхало.
— И гроза, — невольно улыбнулась Женя. — Наконец-то…
Безоблачное голубое небо, на которое наползала гроза, выглядело словно огромная сцена, на поворотном круге которой происходила смена декораций. Означало ли это, что наступал заключительный акт драмы, в которой им, при всем нежелании, пришлось принимать участие? Хотелось думать, что так.
— Евгения Аркадьевна, можно вас на минутку? — раздался позади голос Караваева. — Извините, Дмитрий Александрович…
— Я понимаю, — хмуро кивнул Палий, выпустил пальцы Жени и чуть ли не подтолкнул её к майору. — Я подожду.
Она вернулась в дом и шла за Караваевым по каменным плиткам пола. Из окон все ещё лился солнечный свет, но она знала, что скоро все вокруг потемнеет и заполнится шумом дождя. Потоки воды будут полоскать листья, цветы, стекать по ступеням террасы, унося с собой прогретую солнцем пыль, пыльцу и горечь последних дней. Жаль, что унесут не все.
— Простите, Евгения Аркадьевна, — обернулся к ней Караваев, — я вам помешал.
— Вообще-то, мы искали вас, — Женя пожала плечами. — Мне неожиданно пришла в голову мысль…
— Входите, — он распахнул перед нею двери библиотеки. — А мне показалось, что вы любуетесь надвигающейся грозой.
Среди книжных полок царил полумрак, и пахло мастикой для пола. Тут почти ничего не изменилось с тех пор, как Женя впервые вошла сюда и с напряженной спиной уселась в обитое коричневой кожей кресло. Только ворох газет на столе стал больше. И стопка книг с краю — тогда их не было. Да ещё телефон кто-то переставил на бюро. Жене захотелось набрать номер и услышать в трубке Сенькин голос.
— Курите? — Караваев пододвинул латунную пепельницу и достал сигареты. В тот раз он ей закурить не предлагал.
— Спасибо, — она достала пачку своих и вспомнила, как Митя ругал сигареты майора.
— Так какой вопрос вы хотели мне задать? Или вначале я задам свой? — Игорь Иванович галантно щелкнул зажигалкой.
Женя покачала головой. Ей нужно было узнать это срочно. Пусть потом спрашивает о чем хочет.
— Игорь Иванович, — за окном опять громыхнул гром, но дождь ещё не начинался. — Скажите, на видеозаписи, переданной вам Скляровым, видно, с какой стороны подплывал к пирсу катер, на котором он спешил на встречу с Сашкой?
— Видно, конечно. Он причаливал к пирсу с той стороны, где причальные тумбы — слева, если смотреть с берега. Иначе как бы он пришвартовался?
— А если в тот момент на его пути был плывущий Сашка? Раненый, но вполне способный плыть?
Караваев усмехнулся. Потом внимательно осмотрел сигарету, зачем-то стряхнул ещё не успевший толком образоваться пепел и пробормотал себе под нос: