— Я полагаю мне.
— В чём в чём, Польская, а в логике тебе не откажешь.
— А вот знаете мне совсем невесело, — присаживаясь на стул, сказала Глаша, — вчера мать Марины Ефремовой не вернулась домой. Мы с Астаховым ездили к нему поздно вечером. Вчера утром я была у них, мы с ней побеседовали на улице, потом разошлись, и домой она не вернулась. Хотя мне она сказала, что сейчас пойдёт домой.
— Что по мужу?
— Запросы ещё по дороге настрочила и послала в Росреестр, нужно по квартире посмотреть, на кого оформлена. В бюро кредитных историй послала просьбу, поискать, может долги большие есть. На работе у него договорилась, что приеду сегодня после обеда. — Глаша повернулась к Латунину. — Рома, ты нашёл мне адрес родителей девушки, что я просила? И ещё, ты можешь на работу к Марине Ефремовой скататься?
— Они уехали куда-то. Я сейчас пробиваю, ищу. А к Ефремовой съезжу, а то я совсем засиделся.
В коридоре послышались шаги, и на пороге появился Краснов.
— Станислав Михайлович, к вам посетительница. А, — он глянул на Глашу, — вы зачем людей в перерыв беспокоите? Я же попросил подождать.
— Павел Васильевич, это Глафира Константиновна, — начал медленно объяснять Визгликов, — наш следователь.
— Вы почему, Глафира Константиновна, ввели меня в заблуждение и не представились по форме. Видите же, что человек новый в коллективе. — отчитал Глашу Краснов и посмотрел на Стаса. — А когда по расписанию у вас собрание?
— В четыре. — машинально ответил Стас, еле сдерживаясь от целой кучи едких предложений, моментально родившихся в его голове.
— Поздно. Ну ладно, пока пойду свои предложения готовить. — сказал Краснов и развернувшись ушёл по коридору.
— Что это было? — тихо проговорила Польская.
— Это, Польская, карма. Теперь иди и работай над ней, а я к криминалистам. — громко засмеялся Визгликов и пошёл к внутреннему переходу между лабораторией и архивом.
В экспертном центре витала тишина, лёгкая прохлада дремала на полках с приборами, по коридору лилась тихая мелодия, рождаемая в недрах фортепиано, и создавалось впечатление, что в этом уголке царит лишь умиротворение. Но когда Визгликов повернул за угол, то уткнулся в разрубленную столешницу деревянного стола и торчащий оттуда же топор, залитый кровью.
— Гадость какая. — фыркнул Стас.
— Проходите сюда, — крикнула Юлия из другого конца коридора, — там улики по другому делу.
— Да уж, надеюсь. — проворчал Стас. — Есть новости для меня? — произнёс он, подходя к Юле.
— Да, по обоим делам есть кое-что. — криминалист вышла из-за рабочего стола и подозвала Визгликова к лежащему на столе куску плёнки. — У каждого полиэтиленового изделия есть своя маркировка. Я делала смывы крови и заметила, что здесь стоит маркировка СК. Это значит, что эта плёнка использовалась при консервации кормов для животных в сельском хозяйстве. И здесь стоит номер, я посмотрела, но номер свободен.
— Юлия Дмитриевна, сжальтесь, переведите на доступный для моего понимания язык.
— Это очень слабый аргумент, но можно проверить. Очень редко такие номера занимают большие компании. Например, есть сеть блинных, там своя маркировка и номер для всего пластика, который для них производят.
— Вы говорите, этот номер свободен.
— Да. Но почему-то он стоит на плёнке. Может быть, это пригодится.
— Очень даже может быть, — пересылая информацию Погорелову, сказал Визгликов. — Чем ещё порадуете?
— Вот.
Юлия Дмитриевна включила висящую на стене прямоугольную лампу с матовым стеклом и, вставив туда большую распечатанную фотографию отпечатка пальца, проговорила:
— Мне не понравился на той фотографии рисунок папиллярных линий, мне не понравилось слишком частое переплетение в дельте, я решила увеличить.
— Дельта это…?
— В этом случае — место, где происходит разделение папиллярных линий. И вот смотрите, что я нашла. — Юля передала Визгликову лупу и ткнула карандашом в пространство между линиями.
— «Виновна». — проговорил Визгликов, всматриваясь в рисунок. — Как вы это заметили-то? — воскликнул мужчина.
— Нет. Отпечаток был туда приклеен, я писала об этом в отчёте. Я полагаю, его увеличили, написали, потом уменьшили. Наверное, как-то так.
— Я уж думал, лучше Казакова быть никого не может, но теперь я могу его спокойно отпустить на пенсию. Так это было на пальце написано?
— По машине ничего необычного, — пропустив мимо ушей вопрос Визгликова, сказала Юлия. — Не нашла отпечатков. Там точно делали химчистку и протёрли все поверхности, причём очень тщательно. Сейчас жду по готовности пробы, может смогу определить марку дезсредства, потом сравним с тем, которым начищали Газель. Тогда это будет дополнительным связующим.
— Спасибо. — сдержанно сказал Стас, понимая, что здесь свой словарный запас растрачивать не стоит.
Глаша, вернувшись в кабинет, глянула на сосредоточенно буравящего взглядом столешницу Краснова и спросила:
— Что пишут?
— Где? — подняв на неё глаза, спросил молодой человек.
— Забейте. Давайте заново знакомиться, — улыбнулась Глаша.
— Так ведь уже.
— Вы чего сидите?
— Жду четырёх часов. Собрание будет.
— Что так и собираетесь просидеть всё это время? А ведь много полезного успели бы сделать.
— Ну я не знаю, как у вас принято.
— Павел, у нас принято работать. Много, эффективно… — пламенную речь Польской перебил телефонный звонок, и девушка, подняв трубку, сказала. — Польская, слушаю.
— У вас в потеряшках Ефремова Полина Юрьевна?
— Да. Нашли?
— Тело есть женское, при нём документы на её имя. По паспорту вроде всё сходится.
Глаша даже похолодела внутри, она несколько секунд стояла не двигаясь, потом подхватила ручку и попросила:
— Адрес подскажите, я сейчас приеду и ничего не предпринимайте до нас. — положив трубку, девушка взглянула на Краснова и позвала за собой. — Собирайтесь на выезд. Мать пропавшей девушки нашли.
— Так я же ничего не прочёл по этому поводу.
— Павел, в работе следователя, важна скорость. По дороге ознакомлю вас с материалами.
Подбежав к машине, Польская быстро заскочила за руль, подождала, пока провинциальный коллега окинет тщательно скрываемым восхищённым взглядом салон автомобиля, и стала выезжать со двора.
— Простите, а что в Питере так платят хорошо, что такую машину можно купить? — спросил Краснов.
— Алё, Юлия Дмитриевна, с нами на выезд можете? Я подъеду к вашему выходу. У нас труп матери Марины Ефремовой. Ага, супер, — остановившись перед дверью, сказала Глаша. — Алло, Нинель Павловна, это Глаша, нам срочно медик нужен, если можно, вы или Надя… Спасибо, — отправив Лисицыной сообщение, Глаша посмотрела на Краснова и переспросила: — Прости, какой был вопрос?
— Так я про машину.
— А! Этот автомобиль мне подарил маньяк, который меня похитил и пытал, — пространно сказала Польская, отправляя месседж Визгликову.
— Шутите, что ли? Я ж серьёзно.
— А ты реально считаешь, что такими вещами можно шутить? — глянув ему в глаза, спросила Глаша. — Вот тебе папка, изучай по дороге, что мы накопали.
Выкатившись в центр города, Польская вбила в навигатор адрес и поехала, следуя указаниям приятного женского голоса.
— Да, Стас Михайлович, — включив громкую связь, сказала Глаша, — вы на громкой.
— Ты куда рванула?
— Мать Марины Ефремовой нашли.
— Это я понял, надо было меня подождать.
— Я уже стала совсем взрослой и самостоятельной процессуальной фигурой.
— Хамишь, Польская?!
— Нет, просто общаюсь с вами на понятном вам языке. Простите, я отключаюсь, движение плотное.
Добравшись до места, Глафира припарковала машину возле станции метро и, выйдя на улицу, подошла к встречавшему их полицейскому.
— Нас ждут. Я Польская.
— Тело в метро, — мужчина критически оглядел светлую одежду Глаши и пожал плечами. — Не в вестибюле, там внутри надо пройти. Пыльно там.
— Ну в принципе вы правы, — пожала плечами Глаша, — чёрт с ним с делом, поеду переоденусь, — покачала она головой. — Ведите!
Спустившись на эскалаторе, провожатый передал своих спутников невысокому полноватому мужчине, который поминутно охал и складывал маленькие пухлые ладошки на груди.
— Это же наш обходчик нашёл, он-то уж домой собирался, а тут такое. Вы представляете себе, как он испугался, до сих пор коньяком отпаивается, — заглядывая Глаше в глаза, тараторил мужчина по дороге.
— Нам долго идти?
— Тут совсем чуть-чуть, вот здесь спускаемся, там поднимаемся и почти на месте.
— Рома, останься Надю встретить, — сказала Глаша Латунину. — Она написала, что уже на подъезде.
Быстро преодолев несколько коридоров, Глафира и следственная группа вышли в большое, просторное помещение, где по стенам стояли большие электрические щитки, закованные в металлические шкафы.
— Вот мы и на месте, — предлагая Глафире пройти вперёд, сказал мужчина. — У нас эта распределительная станция на ремонте, здесь долго ещё не планировалось в работу пускать оборудование, оно устаревшее и под замену. И вообще, было как запасное.
— Польская, — быстро представилась Глафира местному следователю, — где тело?
— Ну, там, — поджав губы, мужчина потыкал пальцем в потолок, и стоящие внизу посмотрели вверх.
К потолочным креплениям, где раньше проходили высоковольтные провода, цепями была прикована Полина Ефремова. Женщина пустыми глазницами, обрамлёнными кровавыми подтёками смотрела вниз, а кожа на шее до синевы была изранена странгуляционной бороздой, оставленной верёвкой. В помещении на минуту воцарилось молчание, потом послышался грохот, и присутствующие посмотрели на бесчувственное тело Краснова.
— Привет, — с порога послышался голос Нади, и она посмотрела на валяющегося практиканта. — Я что-то не уверена, что он мёртв. Вы меня для этого вызвали?
— Нет, Надя. Этот жив, — с коротким выдохом сказала Глаша, — и, надеюсь, ты даже можешь помочь ему вернуться в наши реалии. Потому что там, — она показала на потолок, — осматривать тело ты точно не сможешь.