— Нет.
— А чего варежкой хлопаешь? Где Польская?
— К матери пошла. К девушкиной, пропавшей.
— Что ж вы все такие косноязычные, — плюнул Стас. — Пошли, на помойку полюбуемся, а вы, соколы, давайте на поквартирный.
— Так ведь поздно. Спят люди, — буркнул один из полицейских.
— Ты придурок, что ли? — Стас вперил в него взгляд. — А если девушку и правда похитили? Быстро на поквартирник. Никакой дисциплины. Архаров, что встал, пошли. Где там машина стояла, которая отъехала?
— Сказали, что вон на том месте, а девушка звук какой-то услышала возле помойки.
— Ну, предположим, она сюда пошла, — Визгликов сделал шаг вперёд, — здесь глухая бетонка со всех сторон, скорее всего, включила фонарик, ведь она не кошка — в темноте не видит. И если бы здесь кто-то стоял, то наверняка она бы успела ретироваться.
— А если отсюда звук шёл? — Архаров заглянул за мусорный бак и увидел там огромную прореху. — Смотри, один бачок стоит ровно, а второй почти к самой стене придвинут и расположен косо.
— Ну-ка иди в квартиру и глянь из окна. Видно будет меня или нет? — сказал Стас, а сам обошёл ограждение с внешней стороны и детально стал осматривать землю, пляшущую в центре фонарного отсвета. — Зараза, — тихо прошипел он и поднял трубку телефона.
— Ну, если ты фонарик выключишь, то я тебя точно не увижу, — сказал Архаров.
— Спускайся. Есть следы волочения, и сумочка здесь лежит, — сидя на корточках и светя на валяющийся тёмный женский рюкзачок, сказал Стас. Он нехотя достал телефон и, набрав номер, проговорил: — Юлия Дмитриевна, боюсь, вам придётся приехать.
Погорелов, никак не ожидавший попасть за богато накрытый стол в собственной квартире, прямо с порога уловил пряные нотки специй, благоухающие в коридоре.
— Привет, — повесив куртку на вешалку, сказал он, проходя на кухню.
Яна в коротеньком платьице порхала от кухонного стола к обеденному и ставила на него разные мисочки с яркими овощами, салатиками, на середину водрузила латку с кипящим внутри чугунной посудины рагу и, обернувшись к неподвижно стоящему Погорелову, испуганно вздрогнула.
— Ох, я тебя не заметила, — вытаскивая наушники, сказала она. — Ну вот, не успела, хотела сюрприз сделать.
— Тебе удалось, — восхищённо сказал Сергей. — А в честь чего?
— А почему для вкусной еды должен быть повод? — улыбнулась девушка. — А ещё в холодильнике вино, и тоже без повода.
— Ну, я тогда руки помою и за стол, — пытаясь стереть по-идиотски расплывающуюся улыбку, сказал Погорелов и ретировался в ванную комнату.
Для мужчины, которому было невероятно сложно найти подход к женщинам, такое поведение юной и прекрасной девушки было сродни инопланетному вторжению в его неустроенную жизнь, которая медленно утекала, и в ней главенствовала только бесконечная работа. Сергей провёл мокрыми ладонями по лицу, взъерошил волосы, потом снова пригладил их, суетливо осмотрел забрызганную водой рубашку и быстро побежал переодеваться.
— Ты где? — остановила его Яна. — Всё остынет.
— Я… Пять минут и иду.
Погорелов быстро забежал к себе в комнату и, прижавшись спиной к двери, постарался утихомирить усиленно качающее кровь сердце.
— Соберись, тряпка, — шипел он на себя.
Потом, собравшись с мыслями, вытянул из шкафа одну из футболок, натянул её и, выйдя на кухню, увидел, что на экране вибрирует номер Визгликова.
— Подожди, — быстро сказала Яна, ретировалась к холодильнику, молниеносно вытянула пробку из бутылки и, плеснув вина в бокал, буквально насильно заставила Сергея выпить.
— Ты чего? — округлив глаза, спросил Погорелов.
— Ну ты же не можешь на работу идти, если вина выпил?
Утром Погорелов проснулся самым счастливым человеком, которому изрядно подпортили настроение десяток сообщений от Визгликова, смысл коих сводился к одному: «Найду, прибью». Погорелов посмотрел на часы, и его прошиб холодный пот. Сергей понял, что скоро Визгликов начнёт применять пытки и другие методы запугивания, если Сергей не включится в оперативную работу, из которой он почему-то выпал, как только в поле его зрения появилась Яна.
— Погорелов, тебе что, любовная горячка мозг начала плавить?! — орал не своим голосом Визгликов.
— Стас, что случилось?
— Да то, что Архаров ранен, Польская с фингалом, у машины пэпсов лобовое выбито. Быстро собирайся и езжай в эту долбанную деревню, к этим братьям.
— А с Латуниным что?
— Да откуда я знаю. У меня в один момент оба опера решили скрутить руки Амуру и завести себе семейные гнёзда. Дебилы! — гаркнул Стас и бросил трубку.
Погорелов в некотором недоумении покосился на замолчавший телефон, прошлёпал на кухню, где застал Яну за работой.
— Привет, — ласково улыбнулась девушка. — Завтрак на плите, прости, не смогу тебе разогреть, работы много.
— Спасибо, — Сергей наклонился, поцеловал девушку в макушку и, вдохнув тёплый аромат её волос, на секунду прикрыл глаза.
Сейчас для него весь мир отошёл на задний план: Стас с его криками, расследование и вообще всё. Осталась только одна Яна.
Но как бы ни хотелось остаться дома и не выпускать девушку из объятий, после завтрака Сергею пришлось уехать и следовать инструкциям, оставленным Визгликовым в текстовом сообщении, а это значило, что босс был в крайне дурном расположении духа, то есть чертовски зол.
— Алло, Глаша, — Погорелов решился позвонить Польской. — Как вы там?
— Да нормально вроде, — буднично ответила Глафира.
— Как Тёма?
— Ну, мрачный, но мне кажется, в его положении это нормально.
— Куда ранили?
— В самое сердце, блин.
— Мать моя, а как он выжил? Его оперировали? В какой он больнице?
— Серёжа, мне сказали, что ты с моей бывшей одноклассницей вино вчера пил. Вы точно вино пили? Не что-то другое? Что за бредовые идеи?
— Мне Стас сказал, что Архаров ранен, а ты с фингалом, — протянул Погорелов.
— Ты что, Визгликова не знаешь? — рассмеялась Глафира. — Он и правда вчера весь вечер стебал Артёма, называя его раненым бойцом. Насчёт меня не знаю, но шутка несмешная. Вообще, он какой-то в последнее время дёрганый.
— Он попросил меня смотаться обратно к братьям. У них с Лисицыной версия родилась, я поеду, покопаю что-нибудь.
Только сейчас Погорелов заметил, что, выбегая из дома, схватил нестираную куртку, в которой в прошлый раз помогал в коровнике, и теперь от неё шёл крайне специфический запах.
— Блин, что за день. Ну почему нельзя, чтобы всё было хорошо? — пробормотал он.
Добравшись на электричке до нужного посёлка, Сергей вышел на станции, побродил по улицам и увидел старый баннер с надписью: «Кафе с кофе».
Погорелов уныло посмотрел на подсохшие коврижки, грустившие за подёрнутым пылью стеклом витрины, оценил «Кофе варёный» и подумал, что, оказывается, ещё есть такие места, хотя в современных реалиях на продаже несвежей выпечки и бочкового кофе выручку явно не сделаешь.
— Что будете? — из подсобки выплыла немолодая женщина с сильными отёками под глазами.
— Да пожалуй, ничего, — вздохнул он.
— А чё пришли? — поджав губы, спросила буфетчица. — Местов для работы нет.
— Встреча у меня здесь, — вздохнул оперативник.
— Если встреча, то хоть кофе возьмите, — снова буркнула женщина и начала безапелляционно лить пресловутый варёный кофе в чашку.
Сергей сел за столик в углу, вывернул подкладкой наружу воняющую куртку и, подняв выпавшие бумажки, положил рядом на столе. Погорелов чувствовал себя чертовски усталым, и хотя расследование было в самом разгаре, ему хотелось просто закрыть глаза и оказаться где-то далеко отсюда, чтобы перестать видеть смерть, слышать о жертвах и быть в постоянном поиске. Его как-то спросил молодой человек, горевший до работы опера и рьяно рвущийся на службу, о секретах оперских приёмов, и Погорелов тогда долго и мудрёно рассказывал обо всех премудростях, выпускал из края рта сигаретный дым и чуть прищуривал глаз. Ему тогда казалось, что он на вершине своего Олимпа, и чувствовал себя этаким умудрённым профи, а сейчас такое поведение ему виделось смешным. И тогда молодому дарованию он не сказал всей правды, потому что вряд ли сам хотел признавать, что в работе опера восемьдесят процентов успеха зависит от твоего собственного коэффициента удачи. И вот теперь его кран с везением, видимо, перекрыли, потому что собрать в этот раз мозаику он никак не мог. И вроде все детали были на виду, но чего-то явно не хватало. И сейчас он просто вынужденно просиживал время в этой странной забегаловке и даже не знал, с чего начать.
— Мусор уберу? — проскрипела рядом буфетчица.
— Это не моё, вроде, — нахмурился Погорелов, перебирая бумажки.
— Это что хотите сказать, что у меня в помещении грязно? — подбоченясь, гаркнула женщина.
— Нет. Чисто, — со вздохом сказал Сергей. — Я сам всё уберу, отойдите только от меня. Можно, я спокойно додавлюсь вашим кофе?
Услышав чёткое определение кто он такой, Погорелов остался один и с удивлением покопался в незнакомых для себя листочках с быстро начертанными цифрами и номерами телефонов и чеках. Он долго вчитывался в ничего не говорящие названия, пока вдруг кинолента последних дней не стала разматываться назад. Он ясно вспомнил, что когда оставлял машину у сестры жены Степана, то очень быстро удрал оттуда, избегая близкого знакомства с женщиной, и перед этим уронил кипу бумажек из бардачка. Часть он убрал обратно, а часть упала на асфальт, и он, подобрав их, быстро сунул в карман и теперь чётко понимал, откуда у него взялись эти записки.
— Юлия Дмитриевна, предположительно, микроорганизмы на прокладке могли быть от молочной продукции? — набрав номер телефона Юлии, спросил он.
— Вы знаете, очень похоже. Там и набор такой специфический, но я об этом не подумала, потому что откуда бы там взяться питательному раствору.
— Я всё понял, спасибо, — Погорелов повесил трубку и набрал номер телефона Визгликова. — У меня есть предполагаемый подозреваемый.