— Ясно, — мрачно сказал Визгликов. — Серёга это понял, за что и поплатился. То есть, получается, два брата-акробата. Всё равно что-то не сходится. Зачем было в грузовике оставлять тот труп, почему воровали из моргов, если уже убивали? Не сходится. А главное, где сейчас похищенная девушка? — Стас посмотрел на входящий звонок телефона и проговорил: — Да, Нинель Павловна.
— Стасик, привет. Слушай, тут такое дело, — женщина выдохнула, — у Серёжи всё время телефон звонил, забирать-то некому, вот он и лежал в коробке. Короче, санитары уже извелись и мне всё это дело припёрли, там запись на автоответчике оставлена. Я, правда, не совсем понимаю, как тебе её переслать.
— А что и кто оставил?
— Голос женский. Она не представилась. Сказала только, что они ребёнка нашли и уехали, просила простить.
— Какого ребёнка? — тихо спросил Стас.
— Да я откуда знаю? Хочешь, я тебе включу на громкой, послушай.
— Ну, давай.
В трубке послышался шорох, скрип и приглушённый женский голос: «Серёжа, я не знаю, кому позвонить, у меня только ваш телефон. Я надеюсь, помощь успела. Я вчера только в полицию сообщила, потом нам нужно было бежать. Простите, что оставили вас там. Но я так долго была в этом заточении, что просто больше нету сил. Он прятал моего ребёнка, и Федя только сейчас нашёл его, и теперь мы можем уехать. Я очень боюсь, что он опять нас найдёт. Прощайте. Надеюсь, что полиция Степана арестовала».
— Я ни хрена не понимаю, — выдавил из себя Стас и, нажав отбой на телефоне, набрал новый номер. — Кирилл, давай я тебе сейчас данные пришлю, а ты мне этого человека хоть из-под земли достанешь, раз уж твоя служба тоже всё прохлопала.
В коридоре морга раздражающе мигала лампочка, и мрачная картинка неухоженного пространства неприятно подрагивала перед глазами. Лисицына шла первой по коридору, за ней, стараясь не прикасаться к стенам даже полами одежды, плелась Глафира. Дойдя до прозекторской, возле которой их ждал скрюченный старичок в грязноватом халате, они остановились, и Анна Михайловна сказала:
— Мы на опознание по ориентировке приехали.
— Не, ну там с опознанием-то сложно будет. Но по документам ваш клиент.
— Это не клиент, это коллега, — жёстко сказала Лисицына.
— Ну, пардоньте, — мужчина развёл руками, хрустнул дверной ручкой и открыл дверь в довольно светлое, в отличие от остального пространства, помещение.
Глаша еле сдержалась, чтобы не побежать к мусорке с рвотными позывами. Лисицына тоже не сразу подошла к телу, остановившись в нескольких метрах от него.
— Причину смерти установили?
— Ой, да только начали, — махнул рукой мужчина.
— Тогда не стоит утруждаться. Тело мы забираем, его перевезут в другой морг.
— Милая, чем меньше клиентов, тем больше свободного времени для созерцания текущей жизни, — старичок улыбнулся во всю ширь щербатого рта.
— Глаша, иди на улицу, позвони Нинель и организуй перевозку, — видя бледное лицо Польской, сказала Лисицына и, когда Глафира поспешно вышла, спросила: — Ему сожгли лицо?
— Так не тока фейс, ещё и пальцы. С зубами такая же закавыка. Тут по личности если только ДНК-тест.
— Я поняла.
Выйдя следом за Глашей, Лисицына трясущейся рукой достала давно забытую и плотно смятую пачку сигарет, подошла к мусорке, чиркнула зажигалкой и, глубоко затянувшись, подняла трубку.
— Мам, привет, — сказал Кирилл. — Там Визгликов просил барышню одну найти. Я определил, где она сейчас, но теперь до него не дозвониться. Чего делать?
— Давай адрес и держи локацию под контролем, я сейчас вызову группу. Есть её фото, чтобы понимать, кого мы ищем?
— Сейчас пришлю.
Буквально через час пытающееся скрыться небольшое семейство уже сидело в стенах управления, и бледная женщина, растирая слёзы по щекам, тихим голосом умоляла:
— Отпустите Федю с дочкой. Мы через такое прошли, вы себе даже представить не можете, я всё-всё расскажу, могу чью угодно вину на себя взять, но ребёнка пожалейте, вы не представляете, что мы пережили.
— Не волнуйтесь, пожалуйста, и не плачьте, — тихо сказала Глаша. — Насколько я помню, вы жена Степана, которая пропала несколько дней назад.
— Ребёнка отпустите, ей, возможно, даже в больницу надо, я не знаю. Мы бежали куда глаза глядят, только бы он нас не нашёл.
— Кто?
— Степан, — прижимая руки к груди, тихо сказала женщина и покосилась на девочку, всё время смотрящую в пол. — Если он снова её отнимет, то вряд ли она это переживёт. Я прошу вас, пожалуйста, отпустите их.
— Вы не волнуйтесь, мы уже вызвали медиков и опеку.
— Зачем опеку, зачем? Мы хорошие родители, — тихо тараторила женщина, всё время судорожно вздыхая. — Как же объяснить вам.
— Не волнуйтесь за ребёнка и расскажите мне, что произошло, — Глаша подняла трубку, согласно покивала и проговорила: — Пусть поднимаются.
— Вы не понимаете, что делаете, она при нас только спокойная. Она сейчас кричать будет, — зашептала женщина, испуганно глядя на девочку. — Пожалуйста, поверьте мне.
В коридоре послышался шум, в кабинет вошла энергичная женщина в сером костюме и два врача скорой помощи.
— Здравствуйте. Где ребёнок? — строго спросила дама и, проследив за взглядом Глаши, кивнула. — Привет, — дама расцвела улыбкой, подсела к девочке и проговорила: — Как тебя зовут?
В следующую секунду Глаше показалось, что она оглохла, потому что из раскрытого рта ребёнка вылетали самые высокие звуки, какие она когда-либо слышала. Мать подскочила, содрала со своей шеи шарф и, накинув на голову девочки, обняла её и стала раскачиваться, что-то тихо напевая. Видимо, это было привычное успокоительное движение для ребёнка, потому что звуки сирены становились тише, и вскоре девочка замолчала.
— Что это было? — ощущая звон в ушах, спросила Глафира.
— Она с детства такая. Стёпа её один раз по голове ударил, и вот что-то случилось, — еле слышно сказала женщина. — Она без меня совсем плохая стала, вот ещё Феде немного доверяет, и всё.
— Вы можете толком рассказать, что случилось? — сказала Глафира.
— Да, только вот теперь мне около часа нужно рядом с ней сидеть, иначе приступ будет куда хуже, — женщина благодарно кивнула медику, поставившему возле неё стул.
— Слушайте, я против забирать от матери ребёнка в таком состоянии, здесь только седативы помогут, но это как-то неверно без обследования, — сказал врач.
— Не помогут седативные. У неё есть лечение, и если его придерживаться, то нормально всё становится, она даже разговаривать пытается и улыбаться, — сказала женщина. — Сейчас мы можем свободно говорить, она нас совсем не слышит.
— А что у нас здесь происходит? — в кабинет вошёл удивлённый Визгликов и, рассмотрев в плачущей женщине лучезарную жену Степана, цокнул языком. — Оперативно сработали.
— Станислав Михайлович, здесь всё непросто. Возьмите стул и садитесь рядом. А вы, — она глянула на всё ещё ошарашенную женщину из опеки и на медиков, — пожалуйста, подождите в коридоре.
Дождавшись, когда народу в помещении поубавится, Глафира налила воды и протянула стакан заплаканной женщине.
— Давайте по порядку, а то у нас совсем головоломка не складывается. Но первый вопрос, который я хотела бы задать: вы что-то знаете о девушке, которую, возможно, удерживает Степан? Потому что Фёдор, на которого всё указывало, здесь и, по всей видимости, непричастен.
— Когда я Элю забирала, то видела там в домике девушку. К сожалению, она уже была мертва, я бы не оставила. Я-то знаю, что ей пришлось пережить. Федь, — она глянула на мужчину, смотревшего чётко в пол, — выйди, а. Не надо тебе это слушать.
Фёдор послушно встал, посмотрел на Визгликова и вышел за дверь, Стас поднялся и потянулся следом, словно поняв молчаливую просьбу мужчины.
— Я за Степана выскочила, когда совсем девчонкой была.
— Я так поняла, вы недавно встретились, по крайней мере, такую версию мои коллеги слышали.
— Вы хотите фактов или красивую сказку, которую придумал Степан?
— Конечно, факты, — негромко сказала Глаша.
— Поначалу наша семья казалась прекрасной, но потом началось что-то страшное. Я не буду перечислять всех ужасов, но так я прожила три года. У меня остались шрамы, ожоги и изуродованный ребёнок, потом мне удалось бежать и раствориться. Это было такое счастье… Спустя какое-то время я зажила нормальной жизнью, ну насколько это было возможно, встретила Федю, начала доверять, даже Эля к нему как-то прикипела. А потом Стёпа нас нашёл, — лицо женщины прострелила короткая судорога. — Он просто забрал Элю, а я уже приползла сама и обещала быть покорной женой, только бы он не трогал ребёнка.
— Почему вы не обратились в правоохранительные органы? — пожав плечами, спросила Глаша.
— Но он же отец Эли, что бы кто сделал?
— Ну вы так-то производите впечатление неглупой женщины, вы же прекрасно понимаете, что вы молчаливая соучастница всего, что приключилось с вашим ребёнком. Вы можете сколько угодно быть добровольной жертвой абьюзера, но вы не обратились за помощью для своего ребёнка.
— А как? Он же угрожал мне. Мне было за неё страшно.
— Но ведь как-то вы сбежали первый раз. Потом, как я понимаю, Фёдор жил неподалёку, почему он не пришёл в полицию? — у Глаши зазвонил телефон, она быстро сбросила звонок и стала набирать сообщение.
Визгликов, отправивший медиков и даму из опеки пить кофе на кухню, сам встал неподалёку от недвижимой фигуры Фёдора и, прочитав короткий месседж от Глаши «Что-то не вяжется», тяжело вздохнул:
— Вас Фёдор зовут?
— Ну да.
— Стас, — Визгликов сделал к нему шаг и пожал руку. — Может, тоже кофейка?
— Нет. Нам бы ехать, — не глядя на Визгликова, сказал Фёдор.
— А вас не смущает, что сейчас вы в коридоре специального отдела следственного комитета? Что вы вчера присутствовали на месте убийства, — Стас сделал несколько аккуратных шагов и перекрыл выход к лестнице.
— Отпустите нас, Христом Богом молю, — пряча глаза, сказал мужчина.