– Ублюдок, – процедила она сквозь зубы.
Внутри опять поднималась ярость, заглушавшая страх. Нет, разумеется, он до сих пор остался, но уже не был таким всепоглощающим, не сковывал, не давил, как раньше.
Они вошли в пещеру. Ее тоже облагородили, провели освещение.
Та оказалась не такой уж и маленькой. Не просто глубокая ниша в скале, как Настя представляла, а уходящий вдаль проход, то сужающийся, то расширяющийся, ведущий в подземный зал. Пусть и не настолько просторный, как площадка перед скалами, но и в нем запросто уместилась бы небольшая толпа. Даже хватило бы места для костра.
Из зала начинался еще один проход, который, возможно, заканчивался тупиком, а возможно, выводил наружу. Настя не знала точно – в пещере она еще не была. Но они не пошли дальше, остановились.
Дима снял второй наручник со своей руки, защелкнул на свободном Настином запястье, разрешил благосклонно:
– Посиди пока, отдохни.
Настя мазнула по нему неприязненным взглядом. Она ведь всегда с настороженным недоверием относилась к незнакомым людям. Почему его проглядела? Он настолько умело притворялся, раз смог убедить ее в своем простодушии, открытости и доброжелательности? Да ладно бы пострадала только сама, но она втянула в это еще и доверенных ей ребят.
Что с ними будет? Наверняка их тоже опоят какой-то гадостью, заставят танцевать и читать заклинания. А потом? Что с ними сделают потом?
Настя не села, но привалилась спиной к стене. Та показалась почти ледяной. Да и вообще здесь было слишком прохладно, а на ней только брюки, майка и легкая куртка с коротким рукавом. Волоски на коже опять вздыбились, но теперь уже больше от холода.
Она не смотрела, чем занимались другие. Какая разница? Теперь ей тем более не сбежать – они находились в замкнутом пространстве, и Дима почти не сводил с нее глаз, сторожил.
В какой-то момент она даже сомкнула веки, чтобы хоть ненадолго отвлечься от происходящего, попыталась сосредоточиться на мысли: если Миша благополучно добрался до Покровского, Сэм уже в курсе. И ему больше не шестнадцать, теперь он взрослый мужчина. Еще и Николай Васильевич заверял, что он способен помочь. Значит, надо держаться и тянуть время.
Хотя, конечно, Миша мог и не добраться – не нашел дорогу или его перехватили.
Нет, об этом она точно не собиралась думать. Лучше все-таки надеяться. Пусть и на чудо. В этом она не отличалась от остальных людей, вот и повторяла про себя, тоже как заклинание – Сэм ее спасет. Как в прошлом.
Холод быстро проникал под кожу. Настя почувствовала, как внутри рождается дрожь. Не хватало еще затрястись перед этими уродами. Они ведь наверняка решат, что это от страха.
Она стиснула зубы, напряглась, открыла глаза и едва не вскрикнула, обнаружив рядом человека. Тот тоже пришел вместе с ними и ни разу за все время не снял с головы капюшона.
– Пей, – произнес он требовательно, поднес к Настиному лицу флягу с неизвестным напитком, остро пахнущим травами.
С чего бы такая забота? Аромат показался знакомым. Возможно, в других обстоятельствах Настя бы и глотнула – в горле действительно давно пересохло, – но не сейчас.
Она плотно сжала рот, отвернулась, отстранилась, насколько получалось.
– Не хочет – не надо, – прошипел Елизаров, растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал. – Пусть проникается.
Чем именно она должна проникнуться, Настя даже предполагать не решалась.
– Ты будешь чувствовать все, – с нескрываемым удовольствием продолжил он, приблизившись и наклонившись к Настиному уху. – И еще пожалеешь, что отказалась испить, когда тебе предлагали. Но так даже лучше.
– А не боитесь, что я проникнусь чем-то другим? – Настя постаралась встретиться с Елизаровым взглядом. Она уже дошла до той стадии, когда страх не угнетал, не душил, а порождал какую-то отчаянную дерзость. – Что моя кровь вас отравит? Я ведь правильно поняла? Вы приготовили мне роль жертвы?
Она вполне осознавала, что слишком мелко цепляет этого садиста. Все ее уколы как укусы комара для слоновьей шкуры.
– Но у вас все равно ничего не получится. Если вы даже с собственным сыном не смогли справиться.
– У меня нет сына, – вывел Елизаров бесстрастно.
– Потому что вы сами его убили? И все это время считали, что он давно сгнил, как его мать? – Настя хотела рассмеяться, но застывшие от холода мышцы не очень-то слушались. Вряд ли у нее даже улыбка получилась, скорее, тоже кривой оскал. – Только вот… у вас и тут ничего не получилось. Потому что он жив. Слышали? Жив! – повторила она со злорадным торжеством. – И сейчас сюда едет полиция, МЧС, скорая.
– Что ты несешь? – прорычал Елизаров, вперился в ее лицо горящим взглядом.
Все-таки Настя его зацепила. Правда, чем это обернется для нее, она уже не представляла.
Елизаров вскинул руку, обхватил ее подбородок, до боли впиваясь пальцами. Но она и сейчас попробовала улыбнуться, проговорила, пусть и с трудом:
– А вы что, правда не знали?
Он скрипнул зубами, но тут же опять вернул лицу безразличное каменное выражение, произнес:
– Плевать. Все равно Семен для меня пустое место.
– Правда? – ничуть не поверила Настя. – Именно потому вы в него и стреляли? В пустое место.
– Хватит! – рявкнул Елизаров. – Разговор окончен. Уже пора. – Отпустил подбородок, но сразу вцепился ей в волосы, потянул, заставляя нагнуться.
И тут же кто-то сзади умело ударил Настю по ногам – те легко подогнулись, и она рухнула на колени, зажмурилась, стиснула зубы, чтобы не зашипеть от боли. А Елизаров бросил в сторону:
– Снимите с нее наручники. И подайте атам [1].
Тяжелая рука, по-прежнему не выпуская волос, давила на затылок, не позволяла поднять голову и разглядеть происходящее. Но Настя и без того поняла, что к ней опять подошел Дима, наклонился, вставил в замок наручников ключ, повернул. Браслеты, щелкнув, раскрылись и легко соскользнули с запястий. Кровь застучала в висках, в ушах зазвенело, но она все равно расслышала приближавшийся шум – кажется, шорох и шаги. Подумала: наверное, ребят привели.
Неужели с ней разделаются прямо у них на глазах? Хотя, скорее всего, они тоже будут не в себе, ничего не запомнят и не поймут. Но лишь бы их оставили в живых, бросили на месте, как тогда лагерных. Ведь сама она сейчас, как бы ни желала, ничего уже не могла для них сделать.
Все ее недавние угрозы на самом деле оказались бессмысленным блефом. А надежды – пустыми. Рассыпались, разлетелись в прах.
Глава 37
Настя ощутила, как сильнее сжались пальцы давившей на затылок руки, натянув волосы так, что терпеть уже стало невыносимо, и все-таки тихонько замычала от боли. И вдруг раздалось:
– Отпусти ее! Быстро! – голос почти незнакомый, взрослый, мужской, низковатый и чуть осиплый.
А следом неверящее, переполненное сдерживаемой яростью:
– Семен!
– Я же говорила, – не удержавшись, сдавленно пробормотала Настя.
– Так ты и правда жив? – Елизаров по-прежнему колебался, не желал принимать даже очевидное.
Все еще надеялся, что ему только померещилось?
Но Сэм не стал ни подтверждать, ни насмехаться, повторил настолько же холодно и бесстрастно, как обычно говорил его отец:
– Отпусти. Быстро.
И тот послушался, действительно перестал цепляться за Настины волосы и давить на затылок, даже отодвинулся.
Она наконец-то смогла поднять голову и тогда поняла, почему Елизаров оказался вдруг настолько сговорчивым.
Трус!
Ему было абсолютно наплевать на чужие жизни, но свою он ценил, слишком ценил. Отступал медленно, но неуклонно, потому что прямо на него был направлен ружейный ствол.
Дима тоже не строил из себя героя, как и тот, в капюшоне. Тем более и Сэм был не один, с ним пришли двое – мужчина в полицейской форме и…
Может, и Насте мерещилось? Или это на самом деле был тот самый блогер, канал которого она смотрела частенько, – Тимофей Мясников.
А Сэм… Настя больше не сомневалась – это точно он. Повзрослевший, ставший еще выше и шире в плечах. Уверенно держащий в руках ружье – охотничью переломную двустволку. У дедушки когда-то была примерно такая же.
Ствол чуть заметно перемещался, смотрел то на одного, то на другого. Всего два выстрела на троих, но никто из противников не хотел рисковать. Их смелости хватало только на тех, кто слабее – больных, безоружных, детей и женщин.
Ну правда же, мерзкие трусливые твари. У которых опять ничего не вышло. Ведь ребят тоже наверняка спасли. Потому Сэм и здесь. Только они могли сказать, что ее куда-то увели, а дальше он уже сам догадался. И пришел.
Настя с презрением глянула на отступавших, усмехнулась, попыталась подняться. Но, видимо, она слишком замерзла, еще и ноги затекли от сидения на коленях. Полицейский догадался, подошел, протянул руку:
– Держись, помогу.
Она ухватилась за его ладонь, а он покрепче сжал пальцы, не торопясь, потянул вверх. И Настя почти распрямилась, хотя непослушные ноги так и норовили опять согнуться. Полицейский ободряюще кивнул, улыбнулся и вдруг…
Наверное, не только она, но и остальные не поняли, как это случилось.
Резкий рывок, разворот, и Настя оказалась прижатой к нему спиной. В висок уперлось холодное пистолетное дуло, а в ухо ударил требовательный окрик:
– Семен, опусти ружье! Если не хочешь, чтобы она сдохла.
– Так ты… – сведя брови, пораженно выдохнул Мясников, но полицейский, не дослушав его, опять выкрикнул, еще нетерпеливей и громче:
– Семен, живей! Или я выстрелю.
Но теперь Настя его почти не расслышала, потому что в ушах опять зашумело. Она не отрываясь смотрела на Сэма.
Он изменился, действительно изменился, не только внешне. Это был уже далеко не тот порывистый, легко вскипающий парень. Конечно, он не ожидал такого предательства, но даже ни один мускул не дрогнул на его лице, только взгляд стал еще более сумрачным и пронзительным.
Сэм наклонил ружье.