– Мне… – Дженни грызет ноготь, не отрывая взгляда от экрана. – Я запомнила всё по-другому.
– Мне тоже казалось, что тогда мы были намного счастливее, – шепчет Айзек, снимая очки, отчего его мир сделался размытым и неузнаваемым. – Я правда так думал.
– Мы были счастливы, – Хави наклоняется к телевизору и нажимает на кнопку ускоренной перемотки вперед. Движения играющих детей воспроизводятся в три раза быстрее. – Я знаю это.
– Почему так происходит? – спрашивает Маркус.
– Мы сами выбираем, что помнить, – Айзек не надевает очки, потому что больше не хочет видеть всё, – а что забыть.
– Останови! Нажми на паузу! – кричит Дженни. Хави выполняет ее приказ. Она поднимает дрожащую руку и тыкает пальцем с обкусанным до мяса ногтем в экран. – Смотрите!
Дети образовали круг в пустом черном пространстве. Вэл не понимает, чем сцена отличается от других таких же, пока не замечает того, на что указывает Дженни.
Среди друзей больше нет Валентины.
– Это последняя серия, – шепчет Маркус.
– Нет, нет, нет, – стонет Дженни, хватаясь за живот. – Не надо, я не хочу это видеть. Пожалуйста, давайте просто забудем обо всём и уйдем. Или перемотаем на начало, когда было весело и хорошо. Не включай.
Вэл опускается на колени рядом с Хави и прикасается к экрану, ничуть не удивляясь, когда тот оказывается ледяным. Там крошечными точками света в последний раз отображена Китти. Нужно было остаться с ней, держать ее за руку на своем месте в круге – между сестрой и Айзеком.
На замершей картинке лица Маркуса и Хави не видны – они повернуты спиной к камере. Пальчики малышки сжимает не Валентина, а Дженни. Она выглядит радостной, даже гордой, Айзек – слегка больным, Китти – озабоченной. Она морщит свой маленький носик-кнопку, голову склоняет набок, высматривая что-то своими ярко-синими глазами в окружающей тьме. Или кого-то.
Вэл сосредоточивается на ощущении от крошечных пальчиков сестры в своей ладони и вытаскивает воспоминания из темных уголков сознания, куда заперла раньше, используя всю силу воли, с которой до сегодняшнего дня отгораживалась от этих мыслей, применяя всю непреклонную решимость, с которой закрывала внутри то, что не могла иметь, не могла хотеть – те самые эмоции, помогавшие во время съемок.
Вот только это были не просто съемки.
Валентина руководила кругом, поскольку единственная обладала достаточным упрямством, чтобы призывать из тьмы предметы. Единственная, кто могла протянуть руку и вытащить плащ, а после подчинить его своей воле.
Господин Волшебник существовал на самом деле, но только потому, что Вэл делала его реальным.
Она жалеет, что не способна протиснуться через экран, схватить сестру за руку и вытащить из круга. Вытащить наружу.
Но всё произошло тридцать лет назад. И уже завершилось. Просто они пока не видели концовку.
– Я должна знать, что случилось, – Вэл нажимает на воспроизведение.
Маленькая Дженни высоко держит подбородок и щурит глаза, расправив плечи и явно намереваясь хорошо исполнить новую роль. Затем отпускает руку Китти, чтобы потянуться в темноту позади.
Тряся головой, Вэл безмолвно шепчет: «Нет!» Она никогда не высвобождала ладонь, за которую держалась сестра. Всегда только ту, что соединяла их с Айзеком. Всё неправильно, совсем неправильно.
Маленькая Дженни сосредоточенно хмурится и шарит позади себя. Тянется, тянется и тянется, пока пальцы не нащупывают нечто мягкое. Тогда она достает плащ из темноты с тем же рвущимся звуком, какой тот издал в недавнем кошмаре Вэл. Затем снова берет Китти за руку, зажав волшебную вещь между их ладонями, а не держа вместе с Айзеком, как следовало бы. Все начинают петь, не открывая глаз.
– Нет, – шепчет Маркус, качая головой и хватая Хави за руку, точно хочет утянуть его за собой прочь от того, чему они оба вот-вот станут свидетелями.
Однако никто из их группы не способен отвести глаза от экрана. Песня звучит неправильно: не тот темп, не та мелодия. Дети никак не могут попасть в унисон. Маленький Маркус зеркальным отражением своей взрослой версии качает головой с встревоженным выражением лица. Юный Хави начинает петь громче, будто компенсируя неуверенность остальных. Из-под очков Айзека по щекам текут слезы. Китти сжимает его ладонь и задает вопрос, который не получается расслышать. Дженни старается изо всех сил, выводя мелодию, пытается всё исправить, пытается утвердиться в новой роли.
Песня заканчивается на неблагозвучной ноте, которая будто повисает в воздухе, медленно растворяясь в темноте. Дженни берет плащ, подкидывает его и…
Вэл помнит, как проходит эта часть. Знает в точности, что должно последовать далее, теперь, когда, наконец, видит, в чем именно заключалась неправильность.
Дети в кругу, закрыв глаза, пели одни и те же слова в одно и то же время, позволяя руководившей процессом Валентине опереться на общий мотив, эхом отражающий ее намерения, и достать плащ из темноты с той же легкостью, с какой вытаскивают платок из коробки. Стоило лишь захотеть – и заветная вещь появлялась.
Затем следовало как можно быстрее подбросить плащ в воздух и сразу же схватить Айзека за руку, снова связывая друзей в единую цепь надежды, чуда и общности, которая удерживала тьму снаружи, в то же время не выпуская волшебство изнутри. И подчиняя его. Всегда с закрытыми глазами, всегда. Тогда в круг вливался поток холода, ледяной волной затопляя ребят и служа вестником изменения, после чего возникало воплощение магии, темная фигура.
Но на экране разворачивается совсем иная картина. Валентины нет, песня спета неправильно, и Дженни не может удержать мрак.
Плащ не опускается медленно на пол, очерчивая силуэт Господина Волшебника, а вместо этого мечется из стороны в сторону, дико кренясь, пока не падает, полностью сливаясь с окружающей чернотой.
– Папа? – шепчет юная Дженни, вглядываясь в пустоту, где всё никак не появляется Господин Волшебник. – Папочка?
– Выключите это, – умоляет взрослая Дженни, но так и не отводит глаз от экрана.
Как и никто из них.
В кругу новая руководительница отпускает руку Китти и тянется в сторону центра. Чернота вздымается волной, накатывая на самую младшую из друзей – самую уязвимую, ту, кого легче всего поглотить. Сестра Вэл исчезает под жадной тьмой, видны лишь руки. Одна держится за Айзека, а другая, пустая, словно ищет опору. Умоляет о помощи. Дженни взвизгивает и отпрыгивает. Айзек отпускает Хави и вцепляется в Китти обеими ладонями, а когда ее начинает утаскивать прочь, падает на колени и кричит:
– Помогите мне!
Но Дженни просто стоит на месте и вопит. Хави дергает Маркуса за плечо, стараясь увлечь за собой, потом сдается и убегает в сторону один. Юный художник, крепко зажмурясь, понемногу пятится, подвывая от ужаса и сопереживания.
Айзек не может больше удерживать Китти. Ее пальцы выскальзывают из его ладоней, и она исчезает во тьме. Там не видно ни следа малышки, ни ее силуэта, ни даже движения. Ничего нет. Не поднимаясь с коленей, повесив голову и ссутулив плечи, старший из друзей содрогается в рыданиях. Дженни по-прежнему кричит, протягивая руки, словно умоляя кого-то взять их. Маркус и Хави продолжают разбегаться в противоположные стороны всё дальше и дальше. Нет ничего, что могло бы их остановить, – ни стен, ни других препятствий. Лишь тьма, в объятия которой они стремятся.
Лишь тьма, которая поглотила Китти, будто ее никогда и не существовало.
Лишь тьма, которая выглядит и колышется в точности, как в кошмаре Вэл, когда она вытащила плащ из ладони.
Вопли тоже не прекращаются. Крики и плач звучат так громко, словно каждый из детей прямо рядом с Вэл, словно всё происходит сейчас. Словно ничего не закончилось тридцать лет назад и продолжалось всё это время, все эти годы.
Она чувствует себя выпотрошенной от кошмара случившегося, и пустота внутри ширится и ширится, чтобы вместить все крики. Весь ужас, отчаяние и надломленность. Все потери.
Вэл останавливает воспроизведение, зная, что это не поможет. Зная, что увиденное и услышанное будет преследовать ее вечно.
Но вопли не прекращаются.
Нет, не вопли.
Пение.
Оно доносится из подвала.
Свет не включается, однако камера работает, записывая звучащий в темноте голос. Неясно, один он или несколько. Сложно определить, но песня слышна совершенно отчетливо:
В хоровод быстрей вставай, за руки возьмись,
А затем в темноте с друзьями покружись,
А потом глаза закрой и не открывай,
Про себя или вслух желанье загадай:
Господин Волшебник, Господин Волшебник,
Скорее появись!
Доносится хихиканье и затем кто-то шикает:
– Т-с-с! Пора занимать места! Время пришло! – раздается далекий скулеж, который заглушает голос: – Тише! Не волнуйся, мы всегда будем друзьями. И скоро воссоединимся с остальными. А потом появятся и новые товарищи, которые включат свои телевизоры, чтобы дать нам возможность их отыскать. Мы отыщем их всех.
Семнадцать
Они дружно игнорируют голос, доносящийся из подвала.
Вэл считает это разумным. По крайней мере, в данный момент, когда у них есть более насущные вопросы для обсуждения.
Маркус принимается мерить шагами комнату, встряхивая руками и избегая приближаться к ступеням.
– Я помнил, что случилось с Китти. Помнил, но полагал, что ошибаюсь. Не могло такого произойти в действительности. Это же всё не по-настоящему. Скажите, что увиденного не было на самом деле, – он переводит умоляющий взгляд с одного собеседника на другого.
– Я запомнил то же самое, – тихо откликается Хави, по-прежнему сидящий перед телевизором. – Ты же участвовал в других проектах. Запись с кассеты похожа на то, что могли бы снять в те времена?
Маркус не отвечает, и это само по себе служит вполне ясным ответом.
– Возможно, нам подсунули дипфейк[11]