На этой огромной лжи, что реальная жизнь искалечит детей, построено здесь всё. Однако Вэл уже достаточно взрослая, чтобы понимать: непосильная ноша взвалена на бедных ребят не ради их блага, а для удобства и извращенных целей тех, кто остался в безопасности снаружи.
Тех, кто и сейчас находится там, вооруженных и выжидающих. Вэл уже почти забыла про них. Это место – ловушка, подслащенная ложью. Разве можно винить детей в том, что они поверили в обман? Им приходилось выживать здесь, в конце концов.
Но Вэл отказывается снова терять себя среди миражей. Она уже видела, как дети попали сюда. А как они выбрались наружу после ее исчезновения, после потери Китти?
Чтобы оставаться настороже, приходится цепляться за свое отчаяние, за мысли о вооруженных мужчинах и о детях, которые уже на пути сюда. Собрав волю в кулак, Вэл опять выдергивает себя и друзей из липких воспоминаний и тащит через все их приключения и игры, мимо тех моментов, когда ее юная версия перехватывает контроль и прекращает вызывать Господина Волшебника, чтобы защитить товарищей. Вперед и вперед, пока они не упираются в стену, где всё закончилось.
Та же застывшая сцена: Айзек стоит на коленях, Маркус пятится, Хави и Дженни разбегаются, Китти проглочена тьмой, Валентины уже нет среди них. Они выглядят выцветшими. Не сожранными магией, а отвергнутыми ею.
Это не решает проблему. Они, может, и покинули это место, но это место не покинуло их. Не совсем. Оно осталось в них – слишком тихим, почти неразличимым гудением, фантазией об идеальном детстве. Шрамами на сознании, которые не исцелятся со временем, потому что никто даже не считает их ранами – лишь идиллическими воспоминаниями.
Вряд ли в этот раз можно надеяться, что тьма снова отвергнет их. Вэл истратила все свои силы, сражаясь даже за крохи контроля.
– Мы должны… – начинает она, но осекается, когда что-то скользит по ее ногам.
Оживший мрак обвивается вокруг нее и…
И всё опять отматывается к середине, включаясь в процесс игры между детьми.
– Блестящий! – восклицает Китти, вскидывая руки над головой.
– Это даже не цвет, – возмущается Дженни.
Однако сверху тем не менее льется сверкающий дождь, взрываясь на высунутых языках друзей. На вкус капли напоминают чудесное ожидание перед тем, как открыть подарок, и лишь заглядываешь внутрь одним глазком, уже точно зная: там именно то, что хотелось сильнее всего.
– Фисташковый! – выкрикивает Хави, затем, попробовав дождь, разочарованно ворчит: – Я думал, он окажется противнее, – после чего смеется и бежит резвиться под струями, которые напоминают на вкус живность из подлеска, ищущую убежища в норах и свернувшуюся во мху.
Это служит вдохновением для Маркуса. Он рисует вокруг них деревья – такие высокие, что кроны теряются в тенях. А друзей облачает в продуманные до мельчайших деталей костюмы: Китти теперь изображает олененка, Дженни – плюшевого кролика, Хави – лису с роскошным хвостом, Айзек – сову, наблюдающую за всеми с ветки, а Валентина – барсука, патрулирующего территорию. Сам же творец выбрал костюм сойки с ярко-синим плюмажем из перьев.
Лишь на самом краю поляны притаился голодный, гудящий, бесконечный холод. Но он так далеко, что можно не обращать внимания. Друзья вместе, в безопасности и играют в лесу до тех пор, пока не переключаются на новую забаву. А затем – на другую. И следующую, и следующую.
Шестерка беззаботных и счастливых ребят. Валентина поднимает взгляд на Айзека. Тот наблюдает за ней своими увеличенными линзами очков глазами. Такой юный. Идеальный.
«Нет!»
Вэл с трудом вырывается из потока мыслей, которые проскользнули в сознание и притворяются истинными, хотя это не так.
Молодая версия Айзека далеко не идеальна. Никто из них не идеален. Новое не всегда прекрасно, а взросление не обязательно влечет за собой потери – просто изменения. Может, они больше и не в состоянии попробовать на вкус блестящий цвет, но в жизни множество моментов, которые вызывают похожие эмоции: увидеть первые бутоны весной после долгой зимы. Зависнуть в воздухе перед прыжком в озеро, когда вот-вот отпустишь веревку. Отличный секс. Наблюдать, как воспитаннице наконец удается освоить новое дело. Лопнувшая на языке идеально созревшая, еще теплая от солнца черничина.
Взяться за руки с тем, кто воплощает для тебя целый мир.
Вэл не желает довольствоваться этим незавершенным вариантом Айзека. Он ей нравится таким, как сейчас. Целиком. Грустнее, взрослее, прошедшим через жизненные трудности и до сих пор страдающим от их последствий. Но это не делает его хуже неопытного и неосведомленного мальчика, которого она видит сейчас перед собой.
Она хочет настоящего Айзека, поэтому должна отыскать его, как он всегда находил ее. Невозможно определить, последовали ли спутники сюда или потерялись во тьме. Либо растворились в своих детских воспоминаниях и превратились в прежние свои версии.
Сцена из прошлого продолжает разворачиваться, отчаянно стараясь затянуть Вэл обратно. Но она больше не позволит этому месту поглотить ее, заманить мечтами об идеальном мире. Оно обманывало раньше, лжет и сейчас.
Она протягивает руку во тьму, вкладывая в жест всю надежду, всё стремление, всю решимость, с которыми запирала двери внутри сознания в течение последних тридцати лет. В том-то и заключается разница между юной Валентиной и взрослой Вэл. Гудение больше не может обмануть ее, отвлечь или сбить с пути. Ей известно, кто она такая, и никто не способен это оспорить.
– Верни мне друзей, чтоб тебя! – рычит она, пробивая дыру во тьме.
Девятнадцать
Картинка разлетается вдребезги, фоновый гул усиливается до разъяренного рева статических помех. Земля шатается. Вэл спотыкается, а когда поднимается, то видит вокруг друзей, попадавших на четвереньки. Китти снова оказывается рядом. Не исключено, что она никуда и не исчезала. Ее глаза закрыты, остался лишь овал лица.
Вэл делает шаг к сестре, а когда существо, управляющее этим местом, отодвигает ее, с угрозой произносит:
– Я тоже могу поучаствовать в игре.
Затем представляет, что темнота – это скользкий коврик, подобный тому, что Глория вечно клала перед дверью, а Вэл приходилось поправлять каждый божий день. А потом дергает на себя, притягивая Китти, и обнимает ее, несмотря на ледяной кокон вокруг сестры. По крайней мере, теперь видно ее лицо – любимое лицо, являвшееся в мечтах, даже когда остальное забылось. Она составляла неотъемлемый кусочек души Вэл, который пришлось вырвать, нанеся незаживающий шрам. А еще являлась источником страха и стыда, который внушал чувство обреченности и ужаса.
Вот только случившееся здесь не было виной Вэл или кого-то из детей. Но это не означало, что она не должна всё исправить сейчас. Никому другому доверять подобную задачу нельзя.
– Китти, солнышко, скажи мне, что нужно делать?
– Я не знаю, – сонно бормочет сестренка, чуть-чуть приоткрывая глаза. – Никто ничего мне не рассказывает, а если и рассказывают, то я забываю из-за гудения и темноты. Они хотят, чтобы их снова контролировали, и не могут существовать без тебя, – она пронзает Вэл суровым взглядом со всем пылом, доступным такой малышке.
Чем бы ни было это место – карманной вселенной, овеществленным кошмаром или бог знает чем еще, – оно не прекратило существование только потому, что они все покинули его. Дженни говорила, гудение всегда находилось здесь. Люди просто додумались, как придать ему форму.
Валентина выгнала Господина Волшебника и никогда не вызывала его вновь. А когда отец освободил ее, забрала с собой плащ. Тот самый, который сотворила из частички этого места, чтобы обеспечить контроль над магией. И с тех пор управлять тьмой стало невозможно.
– Думаю, мы должны воссоздать круг.
– Да! – быстро соглашается Дженни.
– Нет! – одновременно с ней восклицают Хави с Маркусом.
Вэл поворачивается к тому, чей голос становится решающим. Айзек нервно оглядывается через плечо с обреченным видом. Она смотрит туда же.
Вдалеке, словно они пытаются увидеть то, что показывают по телевизору в чьей-то квартире через улицу, мерцает небольшой светлый квадрат, который очерчивает несколько фигур внутри. Одна из них высокая, сухопарая, с длинными руками.
– Они наблюдают, – просто констатирует Айзек. – И хотят, чтобы мы это знали.
– Проклятье! – цедит Вэл, стараясь не паниковать.
– Не ругайся! – просит Хави.
– Извините. Мне нужно время, чтобы во всём разобраться.
На периферии зрения мелькает тень, едва заметное движение черного на черном фоне. Они еще не готовы. Вэл пока не контролирует мрак, а значит, не сумеет защитить друзей. Он может расплести их и собрать заново, как произошло с отцом Дженни. Или заглотить целиком, как случилось с Китти.
Что, если Вэл снова подведет остальных? Что, если особые умения, которыми она обладала в детстве, исчезли после многих лет жизни без волшебства?
– Я верю в тебя, – голос Маркуса полон непоколебимой убежденности. – Ты оберегала нас тогда, когда мы даже не подозревали об этом. Теперь позволь нам помочь.
– Мы должны выиграть для нее время, – комментирует Дженни, заламывая руки. – Иначе наших детей могут отправить сюда просто посмотреть, что случится. И чтобы наказать нас.
– Нужно сделать то, что у нас получается лучше всего. – Хави расплывается в злорадной ухмылке и шепчет что-то на ухо Маркусу.
Тот тоже начинает улыбаться и тихо пересказывает идею Дженни, которая с сомнением хмурится, но всё же неохотно пожимает плечами, когда Хави подталкивает ее.
– Думаешь, ты и сейчас сумеешь провернуть нечто подобное?
– Таланты остались при мне, – отзывается Маркус, разминая пальцы.
Дженни коротко кивает и уже другим, деловитым тоном обращается к Айзеку.
– А ты помоги Вэл.
– Давайте вызовем демона! – объявляет Хави, подмигивая.
Они втроем отступают на несколько шагов и до того, как Вэл успевает спросить, что происходит, принимаются воплощать отвлекающий маневр. Маркус вскидывает руки вверх и делает практически незаметный для посторонних, незнакомых с его способностями жест. Воздух перед оставшимися в стороне Айзеком и Вэл начинает мерцать. Они видят размытые, словно при наблюдении из-за завесы водопада версии самих себя, которые присоединяются к трем друзьям и образуют вместе круг.