– Нет, – говорит фальшивая Вэл. – Сначала мы должны убедиться, что делаем всё правильно. У нас будет только один шанс.
– Психоделичненько! – фыркает Хави, привлекая внимание к себе, чтобы никто не заметил, что копии двигаются не совсем правдоподобно. – Вообще, всё это глупости. Наверное, плесень в подвале разъела нам мозги.
– Что? – недоуменно переспрашивает Дженни.
Они с Хави затевают перепалку насчет реалистичности идеи о групповой галлюцинации, спровоцированной черной плесенью.
Они стараются выиграть немного времени для Вэл. Она впечатлена. И чувствует облегчение. Друзья не забыли свои прежние роли и исполняют их даже виртуознее, чем раньше. Хави издевается над теми, кто выступает против него. Маркус создает ту версию действительности, которую нужно увидеть власть имущим, чтобы обеспечить безопасность товарищам и себе хоть ненадолго. А Дженни поддерживает обоих – несмотря на свое отчаянное желание вернуть Господина Волшебника. Она и правда очень хорошая подруга, если докопаться до сути. Лучшая подруга.
– У меня до сих пор есть плащ. Где-то внутри, – Вэл смотрит на свои ладони. – Именно так я контролировала магию. Если получится достать его, тогда можно призвать отца Дженни и снова их связать. Это должно всё исправить, верно? Стабилизировать процесс. А потом можно вернуть Китти и…
– У тебя ничего не получится, глупая, – хмурится младшая сестренка.
– Китти, – упрекает ее Вэл.
– Я просто имела в виду, что Господин Волшебник растворился. Ты отобрала его силы, а потом и совсем разрушила всё. Тьма сожрала его.
– Но ты же по-прежнему здесь.
– Мы можем протянуть дольше, чем взрослые, – склонив голову набок, отвечает Китти.
На периферии зрения Вэл возникают тени других детей или, по крайней мере, их воплощения. Некоторые из них отслоились от образа ведущей при попадании сюда. Смотреть на них прямо нельзя – иначе они исчезают.
– Это те, кого отправили на замену нам, – шепчет Вэл.
Ее сердце истекает кровью при мысли, что несчастным малышам даже не довелось играть и наслаждаться магией – лишь терпеть бесконечные ужасы и холод.
– Не только они. Тут и другие, постарше. Поздоровайся, Лемуэль, – голос сестры меняется, и слышится тихий шепот будто издалека: – Привет. – Китти морщит нос и чихает, после чего продолжает уже своим прежним тоном: – Иногда детей не удается исправить и сделать послушными. Таких оставляют с Господином Волшебником навсегда.
Вэл хочется придушить лицемерных основателей. Врезать им кулаком. Врезать всему миру. Но она делает глубокий вдох и пытается оставаться спокойной ради младшей сестренки.
– Ничего, мы всех выведем отсюда вместе с тобой.
– Мы не можем уйти, – глаза Китти наполняются слезами. – Это место питается нашим будущим. Поэтому нам удалось протянуть дольше отца Дженни. Он сам выбрал такую судьбу, не оставив почти ничего для съедения. Но тьма постепенно откусывает и от нас. Это больно. И ужасно, – она яростно хмурится и добавляет, словно худшего проклятья не существует: – А еще тут очень скучно!
Вэл с отчаянием смотрит на Айзека.
– Мы выведем их всех, – Он сцепляет их мизинцы, скрепляя обещание. – Клянусь, в этот раз никто не бросит здесь Китти.
Она кивает, едва сдерживая слезы. Эти монстры снаружи решили, что жизнь некоторых детей – приемлемая цена за их патриархальный фетиш перед невинностью, за их однобокое понятие «хороших детей».
К чертям «хороших»! Эти дети были настоящими. И нуждались в любви, заботе и защите. А все взрослые их просто подвели.
Фальшивый спектакль позади набирает обороты. Маркус держит сотворенные версии Вэл и Айзека на месте, пока Дженни и Хави спорят про мелодию. Один постоянно поет ее в минорном ключе, а другая упрекает вечного озорника за розыгрыш и уговаривает отнестись к происходящему серьезно, причем изображает свое желание придушить его так убедительно, что даже заставляет усомниться в наигранности реальную Вэл. Она гордится друзьями за виртуозное исполнение ролей. И ужасно боится, что не сумеет как следует распорядиться выигранным ими временем.
– Просто достань плащ, – предлагает Айзек с абсолютной уверенностью, что ей всё удастся. – А затем мы покинем это проклятое место.
– Но чем он нам поможет? Ведь Господина Волшебника нельзя вызвать, раз он уже растворился.
– Вы совсем забыли, как нужно играть, – фыркает Китти. – Это же совсем как пятнашки. Просто назначьте нового водящего.
– Нового водящего? – переспрашивает Вэл, но от накатившего осознания уже стало трудно дышать, трудно думать. Жителям Благодати каждый раз требовался Господин Волшебник на замену предыдущему. Благородная жертва, чтобы стать сосудом, ограничивающим силу этого места. Придающим ей форму, чтобы гудение опять сосредоточилось на трансляции уроков. На пропаганде верований здешних фанатиков. – И кого же?
– Ты и сама понимаешь, – раздраженно стонет Китти. – Это так очевидно.
Айзек отпускает руку Вэл и снимает очки. Возможно, чтобы размытое зрение не позволило наблюдать за последующими событиями. Но он всё равно наклоняется к ней, словно спрашивая разрешения.
Она невольно делает шаг назад.
– Нет. Ни за что. Должен быть другой выход.
– Меня с самого начала готовили на эту роль, – в голосе Айзека не слышно страха или гнева. Лишь принятие своей судьбы. – Он учил меня еще в детстве, как следить за остальными. Как видеть, что им нужно.
Вэл закрывает глаза, но тьма этого места никуда не девается. Она повсюду. Они опираются на нее, дышат ею. Она даже ощущается солью на языке. Хочется рыдать от знакомого и такого родного вкуса черного цвета.
– Пожалуйста, – просит Айзек. – Оно показало, на что это будет похоже. Разреши мне показать и тебе. – Он надевает свои очки на глаза Вэл.
В линзах она видит увеличенное будущее, сотворенное для них. Дар.
Всё так же просто, как и загадать желание, точно зная, что оно исполнится.
Вэл тянется в глубь себя и вытаскивает плащ. Он сделан не из материала, а из волшебства этого места. Этого чудесного, магического места.
Она еще раз целует Айзека и собирает остальных. Они понимают, что необходимо сделать, и помогают: образуют круг, поют песню. И хотя слова принадлежат уже не детям, а взрослым – померкшим, сломленным и поникшим, – этого хватает. Когда плащ опускается на плечи Айзеку, тем самым друзья передают ему магию, а магии – его. Он улыбается с облегчением и благодарностью, после чего исчезает.
И возвращается уже Господином Волшебником в полном облачении.
По-прежнему самим собой, но с легким отличием. Теперь его увеличенные глаза отражают свет, сияя во тьме. Вэл цепляется за это зрелище, цепляется за мысль, что именно Айзек, их Айзек – ее Айзек – будет присматривать за детьми. Направлять их. Учить.
Он театральным жестом откидывает полы плаща, прикасается к цилиндру и исчезает. Круг постаревших усталых друзей обнаруживает ожидающую их дверь. Для них здесь больше нет места. Они выходят наружу и оказываются снова в подвале, возвращаются в дом. После чего остаются здесь, чтобы быть недалеко от Айзека. Между друзьями проводится спокойное, полное надежды и воспоминаний о счастливом совместном детстве совещание. Шарлотте надлежит оказаться подле отца, однако нельзя отправлять ее за завесу одну. Их дети помогут и пробудут там лишь то время, которое пойдет им на пользу. А когда вернутся, всё станет еще лучше.
В конце концов, пространство теперь контролирует Айзек. Всё снова в порядке. Поэтому ничего больше не угрожает их детям.
Дженни первая показывает пример и решает послать за завесу двух младших дочек. Они входят туда, держась за руки с сыном Маркуса. За ними следуют близнецы Хави, сопровождая малышку Шарлотту Айзека. Вэл отправляет ее туда, скрепив на мизинцах обещание, зная, что любовь отца защитит девочку. Новый Господин Волшебник будет пестовать детей, учить и оберегать их, позволяя расти в идеальной среде, одновременно устраняя последствия яда, переданного им по наследству дочке, а также травм, нанесенных семьей Хави, притворством Маркуса и беспокойством Дженни. Это место с его магией защитит детей.
И научит других, конечно. Потому что правила распространяются на всех ребят, в круге они или нет. Каждый заслуживает провести время с Господином Волшебником, получить его наставления, увидеть пример послушания.
Члены прежнего круга остаются в доме, уютно устроенные на этажах друг над другом. Но наблюдают за передачей в одиночестве, сидя на полу перед телевизором, жаждая увидеть успехи своих дочерей и сыновей: всегда счастливых, никогда – напуганных, грустных и требовательных. Идеальные дети, которые вырастут идеальными взрослыми на радость родителям.
Вэл дома, окутанная счастьем и покоем. Она кладет ладонь на экран и улыбается, ожидая увидеть искры в глазах Господина Волшебника, позволяющие определить, что Айзек по-прежнему там и позаботится обо всех детях.
Вот только… не обо всех. Кого-то не хватает. Вэл снова о ком-то забыла. Стыд и ужас поднимаются изнутри. Она обещала. Обещала, но не сдержала слово.
Китти.
Вэл наклоняется ближе к экрану.
– Где моя сестра?
В темноте вспыхивает проблеск света, точно фары на ночной магистрали от машины, несущейся навстречу.
– Нет, – шепчет Вэл, отдергивая руку. – Нет, всё это ложь.
Двадцать
Вэл снимает очки и вытирает их о штаны, осторожно пытаясь избавиться от покрывающего линзы налета мрака, через который это место показывало прекрасный и ядовитый обман.
Убедившись, что отчистила всё, она надевает очки на Айзека. Тот быстро моргает, будто только что проснулся, и шепчет:
– Шарлотта.
– Здесь ей ничуть не безопаснее. Знаю, создается ощущение, что всё могло бы быть иначе, но это не так. Тут всегда царила угроза, и мы лишь изображали счастливое детство, а не проживали его на самом деле. И потом передача учила тому же других детей – делать вид, притворяться. В том будущем, которое показывает это место, мы по-прежнему оставались бы пленниками, а ты бы загонял Шарлотту в рамки вместо того, чтобы по-отечески заботиться, помогая ей расти собой. Мы же из своего капкана наблюдали бы за детьми и лгали бы себе, что поступили правильно, поскольку так легче.