– А вторая версия?
Соловьев замолчал. Затем он раздавил в пепельнице очередной окурок и распечатал новую пачку сигарет. Кирилл машинально принял из его рук сигарету, прикурил и приготовился слушать.
– Личная месть, – вяло произнес Эдуард. – Может быть, дело было так: в дом ворвались грабители, убили Богдана, а потом там оказался еще некто, кто захотел подставить меня. Отсюда этот спектакль с потрошителем. Но я не знаю таких людей. Богдана все любили. Некто выпотрошил сейф, обналичил деньги…
– Скажите, вы у себя в квартире убираетесь самостоятельно?
– Я что, похож на идиота? – усмехнулся Соловьев. – У меня домработница есть. Приходит по вторникам и пятницам.
– Кто еще к вам приходит?
– Да вроде никто. Ключи были у Богдана, у домработницы есть ключи. У меня естественно.
Кирилл глубоко задумался. Домработница очень интересовала его. Взяв у Соловьева ее телефон, Кирилл уставился на задумчиво черкавшего на бумаге Эдуарда.
– У вас есть какие-то подозрения? – быстро спросил Кирилл. Соловьев пожал плечами, но глаза смотрели хитро, словно у плакатного Ленина.
– Может быть, стоит спросить у той, кто оказался на месте преступления первой?
Первой на месте преступления оказалась Милена…
Слова, слова, слова… Общаясь с людьми, более или менее хорошо знакомыми с Богданом Тихомировым, Кирилл с ужасом понимал, что его голова вот-вот распухнет и лопнет от количества столь противоречивой информации, от множества разных людей, которые считали своим долгом поговорить с милицией, и еще большего количества людей, не желавших с упомянутой милицией разговаривать.
Женя Пономарев, белобрысый тощенький мальчик лет восемнадцати, в нелепых блестящих брюках и неоновой рубашке, беспрестанно всхлипывал и шумно вытирал нос. То, что какое-то время они с Богданом были любовниками, он даже не пытался скрыть.
– Он был таким милым, – пробулькал Женя. – Я тогда только-только пришел в модельный бизнес и сразу обратил на него внимание. Он был… таким царственным, таким неземным. Я тогда подумал, что подобные люди не снисходят до нас, простых смертных…
Кирилл слушал молча, время от времени передергиваясь. Как и всякому нормальному мужчине, выслушивать подобные признания ему было противно. Кроме того, Женя выражался столь вычурно, что у Кирилла создавалось впечатление, что юный педераст все-таки наигрывает трагизм. Правда, из глаз Пономарева лились самые настоящие слезы…
– Вы были его последним любовником? – осведомился Кирилл. Женя дернулся, как будто от удара.
– Любовником… Как это грубо звучит… Я предпочитаю выражение «бой-френд»… Да, до того момента, как он опустился до этого борова Соловьева, мы были вместе. А потом он меня бросил… Но вы не подумайте, все было интеллигентно…
– Что значит – интеллигентно?
– Без скандала. Мы не ругались, не выясняли отношения. Богдан, знаете ли, умел расставить все точки над «и». После таких разговоров выяснять отношения с ним было лишним.
Женя вдруг судорожно всхлипнул, с отвращением посмотрел на мокрый насквозь платок, а потом махнул рукой и вытер нос рукой.
– А где были вы на момент убийства, – дружелюбно осведомился Кирилл. Однако Женя либо был слишком умен и не попался в коварную ловушку, либо просто не имел к делу отношения.
– А когда оно произошло точно? – деловито поинтересовался он.
– В ночь с шестнадцатого на семнадцатое, примерно в два часа ночи.
Женя поморщился.
– Шестнадцатого мы с компанией поехали на дачу к одному из моих приятелей, но там я с ними разругался, и решил вернуться домой. Машины у меня нет, поэтому добирался я долго, ловил частников. Останавливаться никто не хотел. Довольно приличный кусок дороги я прошел пешком, потом остановил машину и доехал до дома. В квартиру я вошел где-то около четырех утра.
– Номер машины помните?
Женя криво усмехнулся.
– Я даже не помню, что это за машина было. Помню, что красная и отечественная. Внутри пахло рыбой.
Кирилл вздохнул. Фантомная машина красного цвета, пахнущая рыбой. Не слишком хорошая примета. Отыскать ее будет невозможно. Можно попросить коллег из ГАИ, чтобы те покопались в своих записях: не был ли остановлен ими автомобиль красного цвета в указанное время, можно дать объявление в газету, но шансов было немного.
– Скажите, Евгений, а враги у Богдана были? – мягко поинтересовался Кирилл. Женя с готовностью кивнул.
– К несчастью, очень много. В нашем агентстве ему многие завидовали. А вот двое – Данька Холодов и Вовка Смурых просто ненавидели. Они частенько говорили, что охотно придушили бы его. Я Богдану говорил, а он все смеялся, говорил, что кишка у них тонка. Он ведь таким добрым был, всем все прощал…
– Почему же они его ненавидели?
– Ну, знаете, как это в нашей среде бывает. Богдан лучше проявил себя на кастинге, и потом он же довольно раскрученный был. Его всюду приглашали. И вот он как-то отбил у обоих этих козлов контракты на кругленькую сумму.
– Специально?
– Да что вы! Не он же решает такие вещи, а сами заказчики. А те просто взбесились. Я слышал, как они разговаривали между собой, что, мол, таких, как Богдан, убивать надо.
Кирилл записал на бумажке названные фамилии и попросил Женю вспомнить номера телефонов Смурых и Холодова. Тот смутился и покачал головой. Телефонов он не знал.
Впрочем, долго искать упомянутых молодчиков не пришлось. Он работали в том же модельном агентстве, что и Пономарев с Тихомировым. Кирилл решил не посылать им повестку, а явиться лично, поскольку на следующий день ожидался приезд комиссии из главка. Сидеть в кабинете и нарываться на неприятности не хотелось.
Поймать домработницу Соловьева оказалось проще простого. Клавдия Филипповна Суслова охотно приняла милиционера у себя дома и даже расщедрилась на чай с вафельным тортиком. Кирилл, у которого во рту с утра не было маковой росинки, охотно принял ее предложение испить чайку.
– Клавдия Филипповна, скажите, когда вы в последний раз проводили генеральную уборку в квартире хозяина?
Суслова встревожилась, но быстро взяла себя в руки. Только пальцы нервно хрустели.
– А что, пропало что-нибудь? – всполошено спросила она.
– Пропало. Но дело не в этом. Скажите, когда вы в последний раз убирались?
– Дак в пятницу, как обычно, – слегка возмущенно ответила Суслова. – А что пропало то?
– Когда вы убирались, вы отовсюду пыль вытирали? – осведомился Кирилл, проигнорировав ее вопрос.
– Разумеется, – возмущенно ответила Клавдия Филипповна. – Я на совесть убираюсь, не то, что нынешние вертихвостки, раз-два тряпкой, и готово… а я сперва пыль вытру…
– Я в этом уверен, – прервал Кирилл. – Скажите, когда вы в последний раз убирали, вы применяли бытовую химию? Полироль, моющие средства?
– Конечно! – фыркнула Клавдия Филипповна.
– Вы их с собой приносите или же храните в квартире?
– В квартире, в шкафчике. Там, в ванной стоят. Чего тяжести таскать зазря!
Кирилл не поленился и сходил к экспертам. Результаты были предсказуемы. В квартире использовали для уборки химические соединения, не обнаруженные в квартире. Тщательность уборки говорила о том, что занимались этим люди, привыкшие это делать… Либо люди, которые просто поддержали существующий порядок. Кирилл бросился обратно к домработнице Соловьева.
– Там почитай всегда уборки было много, – охотно наябедничала она. – Эдуард Николаевич вечно вещи разбрасывал, да и друг его не отставал. Я бы чаще приходила, да они запретили. Мешала я им.
Кирилл отправился в дом Соловьева и встретился с давешней свидетельницей. Старушка-вахтерша оказалась менее приветлива, чем накануне.
– Скажите, вы не впускали в дом посторонних людей? – сразу взял быка за рога Кирилл. Бабка немедленно оскорбилась.
– Никого не было, – пробурчала она. – Только свои, да девка эта, про которую я рассказывала. Вон у меня талмуд лежит, все записаны, кто к кому и когда. Я свое дело знаю.
Обругав себя за то, что не проверил амбарную книгу раньше, Кирилл еще раз пролистал ее. Глаза почти сразу наткнулись на интересующую его запись.
– Скажите, а вот это что такое?
Бабка нацепила на нос очки, сделавшие ее похожей на Дзержинского и уставилась в книгу.
– А, дак это уборщики приезжали в пятнадцатую квартиру. Разве ж это посторонние?
Кирилл подавил в себе желание стукнуть бабку по голове телефоном и понесся в пятнадцатую квартиру. Однако его попытки успехом не увенчались. Дверь ему никто не открыл. На звонки жильцы не реагировали, за дверью стояла тишина.
Кирилл злобно пнул злосчастную дверь. Тут, словно по мановению волшебной палочки приоткрылась дверь напротив, и из нее высунулась голова девочки лет двенадцати на вид. Ее светлые косички торчали кверху, словно антенны.
– А их нету, они на море уехали. А квартира на сигнализации, – вежливо сказала девочка, с любопытством поглядывая на Кирилла глазами-бусинками.
– Детка, а когда они уехали? – присев на корточки осведомился Кирилл. «Детка» хихикнула.
– Да давно уже. Недели две как будет. А я вас видела. Вы к нам приходили, когда в той квартире Богдана убили. Вы с мамкой моей говорили.
– А ты Богдана знала? – осведомился Кирилл вежливо. Девочка закрыла дверь, а потом снова распахнула ее.
– Да вы проходите, чего на лестнице торчать.
Кирилл прошел. В коридорчике показалась дородная мамаша, вытиравшая руки, вымазанные тестом.
– Что случилось? – встревожено спросила она.
– Скажите, а когда уехали ваши соседи? – вместо ответа спросил Кирилл. Женщина недоуменно подняла брови, а потом перевела взгляд с Кирилла на висевший на стене календарь.
– Первого числа и уехали. А что? Они мне ключи оставили. Что-то случилось?
– А они уборщиков не вызывали?
Женщина нахмурилась.
– А ведь знаете, – вдруг сказала она, – были уборщики. Как раз шестнадцатого и были. Стояли, звонили, еще возмущались, что адрес указан неправильно. Я как раз с работы на обед пришла, а они у дверей стояли. Две женщины были, с ведрами, швабрами…