Томпсон подмигнул Ричарду, и у того оборвалось сердце.
– Видишь? – улыбнулся Мартин. – Униформа!
Машина медленно выкатилась из-под каменной арки, оставляя Ричарда и Валери смотреть ей вслед.
– Униформа? – усмехнулась девушка. – Глупый человечек.
Томпсоны помогали им в «расследованиях», иногда предоставляя пошлые наручники или устраивая в своем «подземелье для взрослых» временную тюрьму. И пусть Валери питала некоторую слабость к Дженни, Мартин производил на нее куда меньшее впечатление. По правде говоря, она все еще не оправилась от того, как Мартин встретил ее в своем саду голым. Дженни тоже была обнажена, но это, по мнению Валери, не настолько оскорбляло взор.
– Ему нравится униформа, – загадочно произнес Ричард.
– Ну, по крайней мере, он одет! – фыркнула Валери.
А потом повернулась к Ричарду.
– Ричард, – тихо обратилась она. – Нам нужно поговорить.
Он этого, очевидно, ожидал. Когда заводишь с кем-то совместный охранный бизнес, если какой ошибки и следует избегать на ранних этапах, так это смерти подопечного в течение первых минут твоей смены. По спине Ричарда пробежали мурашки – не только по причине смерти старика Корбо, но и из-за вполне реальной возможности вот-вот оказаться уволенным из собственного бизнеса.
– Знаю, – вздохнул Ричард. – И все-таки давай посмотрим с хорошей стороны: когда я покидал съемочную площадку, там еще, думаю, оставались живые.
Валери, надо отдать ей должное, в течение последних нескольких месяцев пыталась примириться с мрачным чувством юмора Ричарда. Она пришла к выводу, что это его фаталистический ответ миру, который постоянно бросал ему вызов. Валери даже старалась соответствовать этому и решила постараться прямо сейчас.
– Да, оставались. Но не все.
Надо сказать, что первые результаты ее редких экскурсов в сатиру и едкость были в лучшем случае неоднозначными, и Ричард на мгновение оказался раздавлен ее словами. Валери достала салфетку, подалась ближе и вытерла ему лоб. Если бы Ричард успел оправиться от чувства вопиющей несправедливости, то от подобного жеста его смятение и вовсе ушло бы в штопор. Валери улыбнулась, взяла Ричарда под руку и осторожно повела в сад, прочь от замка и съемочной площадки.
Глава пятая
Они с Валери стояли у дальней стены сада, где Ричард впервые встретил Доминика Бердетта в роли Талейрана всего несколько часов назад, хотя ему казалось, что прошло гораздо больше. За стеной, метров через тридцать, долина резко обрывалась и переходила в узкую улочку, по которой было разбросано несколько домов. Вдали, прямо напротив замка, возвышался величественный охотничий домик с куполом, первоначально принадлежавший землям замка, но теперь отсеченный от них менее величественной дорогой D956, что вела в город Шатору.
Охотничий домик использовался как роскошная тюрьма для членов испанской королевской семьи, которые, по крайней мере в теории, были главной темой фильма, а их освобождение стало частью Валансейского договора 1813 года и положило конец Пиренейской войне. На самом деле Ричард не видел актеров на роли испанцев, эта интерпретация была больше сосредоточена на гипотетической ménage a trois[9] между Талейраном, Наполеоном и Марией-Луизой Австрийской. Несколько старомодный стиль голливудского повествования, когда два пожилых киногероя соперничают за юную героиню, что противоречило новому образу мышления, который появился после движения #Me Too[10]. Даже Ричарда, в основном убежденного сторонника старого Голливуда, это несколько покоробило.
Во всяком случае, именно это Ричард ощутил, когда накануне вечером заглянул в сценарий, но сейчас он думал не об этом.
– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросила Валери.
Они стояли на расстоянии менее метра друг от друга, она изящно прислонилась к стене спиной, отвернувшись от охотничьего домика. Ричард же смотрел в противоположном направлении, тяжело упираясь руками в стену и уронив голову, да еще с таким видом, словно размышлял, а не прыгнуть ли.
– Как я себя чувствую? – повторил Ричард немного раздраженно, затем свесил голову еще ниже и вздохнул: – Я чувствую себя…
Он умолк.
– Я чувствую себя некомпетентным.
Валери немедленно развернулась.
– О нет, Ричард! – На ее лице отражалось искреннее замешательство. – То, что ты сделал утром, было блестяще!
Ричард искоса глянул на Валери. Он понимал, что в последнее время она пыталась идти ему навстречу, если можно так выразиться, но также понимал, что она неспособна скрывать истинные чувства. Хотя если именно это она сейчас и делала, то выходило чертовски хорошо. Лионель, должно быть, давала ей уроки актерского мастерства.
– Блестяще? – фыркнул Ричард, как покупатель, утомленный сомнительным предложением со стороны продавца. В его глазах такое бы не сработало, он был готов проглотить горькую пилюлю. Когда кто-то облажался, ты должен ему сказать, что он облажался.
– Да, блестяще.
Ричард хотел было перебить Валери, но та не отреагировала на его попытки возразить.
– Наша главная задача здесь – охрана Лионель Марго, точнее, это моя обязанность. А твоей сегодня утром было охранять остальных на площадке.
Валери посмотрела на Ричарда так, будто этого объяснения вполне достаточно.
– Ты хочешь сказать, что раз уж никто из основной команды фильма не скончался, моя утренняя работа увенчалась успехом? Как-то это за уши притянуто, тебе не кажется?
– Ричард, я разбираюсь в вопросах безопасности. – Валери была очень серьезна. – Мы окружаем кольцом людей, которых защищаем. Ты защитил наших работодателей от… не знаю, как это назвать, травмы?
Он думал об этом и одновременно искал признаки того, что Валери не посещала вечерних курсов по лицемерию, а просто пыталась заставить его почувствовать себя лучше. Валери казалась, как всегда, предельно серьезной. Правда и то, что актерский состав и основная команда занимались своими делами как по нотам и так далее, – за исключением токсичного Рида Тернбулла, который жаловался на задержку в работе, и Саши, которая хотя бы вышла на улицу, – они были слишком поглощены собой, чтобы смерть старика их как-то задела. Возможно, именно поэтому Ричард и чувствовал себя отчасти виноватым. Именно об этом и рассуждала Валери, говоря о его так называемой «блестящей» работе.
– И правда, – задумчиво произнес Ричард, – никто будто и не побеспокоился. Даже грустно.
Валери немного помолчала.
– Полагаю, никто ничего не мог поделать.
– Да.
– Он был старым человеком.
– Сто два года.
– Стресс от съемок, а потом и то, что он зацепился за скатерть и опрокинул бокалы. Должно быть, потому и не выдержал. Наверняка все это его очень расстроило.
Ричард задумался. К такому же выводу пришла и девушка-медик, что, по сути, сводилось к следующему: «Старику было сто два года, и он перенервничал, чего вы ожидали-то?» Ричард покачал головой.
– Нет, – тихо произнес он.
– Нет? Что нет?
– Корбо не нервничал и не расстраивался. Я беседовал с ним накануне, и происходящее он считал чепухой: мол, разоделись люди и столько о себе думают.
– Но это же было до того, как он опрокинул все на столе, верно? – Валери его слова не убедили.
– И после, – продолжил Ричард, вспоминая сцену в подробностях. – Он выпутался из скатерти, подошел ко мне и улыбнулся…
– Нервозно, видимо. От стыда.
– Нет. Нет, вовсе не так, скорее, с озорством…
– Ричард, я не понимаю.
Он повернулся и серьезно посмотрел Валери в глаза, неуверенный, кого он пытается убедить, ее или себя.
– Думаю, он считал все это глупостью.
– Он испортил стол намеренно? – Валери считала, что разговор зашел слишком далеко.
– Этого я не говорю. Лишь то, что происходившее было для старика неважно. Мол, зачем горевать о пролитом молоке и все такое. Ну, в нашем случае – о поддельном вине, парочке пластмассовых профитролей и чаш. Да он мне даже подмигнул! Не думаю, что он хоть сколько-то нервничал.
Валери на мгновение задумалась, затем взяла Ричарда за запястья обеими руками и сжала так, словно пыталась не дать ему навредить себе.
– Ричард, – ее тон стал по-матерински заботливым, – звучит как очередная твоя сумасбродная погоня за тенью.
Независимо от того, насколько ты компанейский человек, или насколько ты уверен в себе, или, как Ричард, не располагаешь ни тем, ни другим качеством, в жизни бывают моменты, когда что-то обрушивается на тебя целым цунами унижения. Огромная волна несправедливости лупит прямо в лоб, сшибая тебя с оси и напрочь лишая дара речи. Ричард не мог вымолвить ни слова, он едва не задохнулся от подобного обвинения. В конце концов он просто взял и заскулил, как маленькая собачонка, которую по ошибке отругали за проступок другого пса. Сумасбродная погоня за тенью?! Какова наглость!
– Итак, – Валери либо проигнорировала, либо не заметила, какой эффект произвели на Ричарда ее слова, – ты уверен, что в этой трагедии больше никто не был заинтересован?
Они начали подниматься по ступенькам к кейтеринговому фургону, что раскладывался во дворе. Ричард, который брел в нескольких шагах позади, был полон решимости оставаться обиженным и угрюмым, но что-то в вопросе Валери прозвучало как вызов его наблюдательности, и он снова мысленно вернулся к событиям этого утра. Каждый буквально играл роль. Тернбулл – задира, Бердетт потерялся в своем образе, Саша – мрачный артхаусный режиссер, Брайан Грейс и Стелла Гонсалес заняты камерой, светом и звуком, Дженнифер Дэвис хладнокровно защищала себя, французский актер, самодовольный Жильбертин пыжился в роли Карема, а историк Аморетт металась за кадром. Все они были похожи на мыльные пузыри, которые болтались сами по себе, но временами отскакивали друг до друга, и Фридман с Сэмюэлом старались следить, чтобы никто не столкнулся слишком сильно и не лопнул.