— Пошли.
Мы поднялись по лесенке, и я набрал номер, полученный от Мааса.
Трубку сняли после первого гудка.
— Герра Мааса, пожалуйста.
— А! Герр Маккоркл, — послышался в ответ знакомый голос. — Должен сознаться, я ждал вашего звонка, особенно после происшествия сегодня вечером. Ваша работа, не так ли?
— Да.
— Никого не ранили?
— Нет.
— Очень хорошо. Герр Падильо с вами?
— Да.
— И теперь, как я понимаю, вы готовы заключить соглашение, которое мы обсуждали вчера?
— Мы хотели бы поговорить об этом.
— Да, да, нам есть с чем поговорить, учитьюая, что с гер-ром Бейкером вас теперь пятеро. Поэтому возникает необходимость пересмотреть мое первоначальное предложение. Вы понимаете, что цена устанавливалась из расчета…
— Торговаться по телефону нет смысла. Не лучше ли обсудить наши дела при личной встрече?
— Разумеется, разумеется. Где вы сейчас находитесь?
Мои пальцы непроизвольно вжались в трубку:
— Я не ожидал услышать от вас столь глупого вопроса.
Маас хохотнул.
— Я понимаю, мой друг. Я буду исходить из того, что вы находитесь в радиусе мили от того места, где… пытались перелезть через Стену.
— Хорошо.
— Могу предложить кафе, где меня знают. Там есть отдельный кабинет. Вы в пять минут доберетесь туда пешком.
— Подождите, — я зажал рукой микрофон и пересказал Падильо предложение Мааса.
Тот кивнул:
— Узнавай адрес.
— Какой адрес?
Слова Мааса я повторял вслух, а Падильо записывал на клочке бумаги, склонившись над столом Лангеманна.
— Время?
— Полночь вас устроит?
— Вполне.
— Вы придете втроем?
— Нет, только я и герр Падильо.
— Конечно, конечно. Герр Бейкер должен остаться с вашими двумя американскими гостями.
— Увидимся в полночь, — и я положил трубку.
— Он знает, что Куки был с нами, и полагает, что нас по-прежнему трое.
— Не будем разубеждать его. Подожди здесь, а я спрошу у Макса, как найти это кафе, — Падильо нырнул в подвал, а несколько минут спустя вернулся с Максом.
— Макс говорит, что кафе в девяти кварталах. Он подежурит у двери до нашего возвращения. Наши друзья спят.
До кафе мы добрались за четверть часа, встречая по пути лишь редких прохожих. Перешли на другую сторону улицы, укрылись в нише подъезда какого-то административного здания.
Маас появился без четверти двенадцать. За то время, что мы стояли в нише, из кафе по одному вышли трое мужчин. Вошел только Маас. За оставшуюся четверть часа состав посетителей кафе не изменился.
— Пошли, — скомандовал Падильо.
Мы пересекли улицу и вошли в зал. Бар напротив двери. Три кабинки слева. Справа — столики. За одним сидела парочка. За тремя — одинокие любители пива. Еще один мужчина читал газету, утоляя жажду кофе. Бармен приветливо кивнул, поздоровался.
— Нас должен ждать приятель, — объяснил Падильо цель нашего прихода. — Герр Маас.
— Он уже в кабинете… пожалуйста, проходите сюда, — бармен указал на занавешенный дверной проем. — Не хотите ли заказать прямо сейчас?
— Две водки, — ответил Падильо.
В кабинете Маас сидел за круглым столом, лицом к двери. Все в том же коричневом костюме. Перед ним стоял бокал белого вина. Рядом лежала новая коричневая шляпа. Увидев нас, он поднялся.
— А! Герр Маккоркл.
— Герр Маас, герр Падильо, — представил я их.
Маас пожал Падильо руку, засуетился, отодвигая стулья.
— Герр Падильо, как я рад встретиться с вами. Такой известный человек.
Падильо молча сел.
— Вы заказали что-нибудь выпить? — спросил Маас. — Я сказал бармену, чтобы он обслужил вас по высшему разряду. Для меня это такой праздник.
— Мы заказали, — кивнул я.
— Сегодня у вас выдался очень трудный день, — Маас попытался изобразить сочувствие.
Теперь промолчали мы оба. Вошел бармен, поставил перед нами по рюмке водки.
— Проследите, чтобы нас не беспокоили, — приказал Маас.
Бармен пожал плечами.
— Через час мы закрываемся.
После его ухода Маас поднял бокал.
— Давайте выпьем за успех нашего предприятия, друзья.
Мы выпили.
Падильо закурил, выпустил к потолку струю дыма.
— Я думаю, пора переходить к делу, герр Маас. Мы готовы выслушать ваше предложение.
— Вы видели карту, которую я передал герру Маккорклу?
— Видел. Такое место может быть где угодно. Или его нет вовсе.
Маас улыбнулся.
— Оно есть, герр Падильо. Можете не сомневаться. Позвольте рассказать историю этого тоннеля, — он отпил из бокала. — В ней переплелись романтика, предательство, смерть. Захватывающая мелодрама, — вновь он поднес к!о рту бокал, затем вытащил три сигары, не стал настаивать, когда мы отказались, сунул две обратно в карман, раскурил третью. Мы терпеливо ждали.
— В сентябре 1949 года шестидесятилетняя вдова, назову ее фрау Шмидт, умерла от рака. Свое единственное достояние, трехэтажный дом, практически не поврежденный бомбежками, она оставила любимому сыну, Францу, инженеру, в то время работавшему в Западном Берлине на одной из американских военных баз. С жильем тогда было туго и в Восточном, и в Западном Берлине, поэтому Франц вместе с женой и четырехлетним сыном перебрался в дом матери, старое, но выстроенное на совесть здание.
В те дни между Восточным и Западным секторами не существовало Стены, поэтому Франц продолжал работать на американцев. По выходным он подновлял дом. На это он получал субсидии от магистрата Восточного Берлина. К 1955 году герр Шмидт перешел в частную инженерную фирму, тоже в Западном Берлине. К тому времени закончился и ремонт дома. Он сменил все трубы, всю сантехнику, установил электрическое отопление. Дом стал его хобби. Разумеется, герр Шмидт подумывал над переездом в Западный Берлин, но его удерживал дом. И потом, ничто не мешало ему жить в Восточном Берлине, а работать в Западном.
У Шмидтов появились друзья. Среди них — семья Лео Бёмлера, служившего фельдфебелем на Восточном фронте, попавшего в плен к русским и вернувшегося в Восточный Берлин в 1947 году в чине лейтенанта народной полиции. К тому времени, когда Бёмлеры подружились со Шмидтами, Лео уже получил звание капитана. Но и жалованье капитана не шло ни в какое сравнение с тем, сколько получал инженер в процветающей западноберлинской фирме. Поэтому у меня есть веские основания подозревать, что капитан Бёмлер завидовал отличному дому Шмидтов, их маленькой легковушке и той роскоши, которая встречала их в доме, куда капитан, его жена и очаровательная дочурка часто приходили на кофе с пирожными.
Шмидт гордился своим домом и показывал капитану все новшества. У Лео, мягко говоря, текли слюнки, поскольку его семейство проживало в маленькой квартирке в одном из торопливо построенных в 1948 году жилых домов. Конечно, многим жителям Восточного Берлина и не снились такие жилищные условия, но по сравнению с апартаментами Шмидтов квартирка Бёмлеров тянула разве что на конуру.
К 1960 году, может чуть раньше или позже, сын Франца Шмидта, Хорст, подросток лет пятнадцати начал интересоваться девушками, вернее, одной девушкой, дочерью капитана Бёмлера. Ее звали Лиза и родилась она на шесть месяцев позже Хорста. Родители благосклонно смотрели на их роман, и к 1961 году все свободное время юноша и девушка проводили вместе. Капитан Бёмлер не возражал против такой выгодной партии, как сын богатого инженера, пусть этот инженер и не интересовался политикой. Но при всей своей аполитичности Франц Шмидту оставался реалистом и не мог не осознать, что совсем не плохо породниться с офицером народной полиции. В общем, молодые краснели при шутках родителей, но никто не сомневался, что при достижении положенного возраста они пойдут под венец.
Однако в один прекрасный августовский день 1961 года Западный Берлин отделила Стена, и герр Шмидт остался без работы. Он обговорил сложившуюся ситуацию со своим лучшим другом, капитаном Бёмлером, который посоветовал найти подходящее место в Восточном секторе. И действительно, инженер Шмидт быстро нашел работу, выяснив при этом, что жалованье его составляет четверть того, что ему платили в Западном Берлине. И теперь ему придется обходиться без мелочей, к которым он привык, как-то: американских сигарет, настоящего кофе, шоколада.
Вот тут самое время упомянуть о том, что дом Шмидтов располагался напротив одной из вершинок треугольного парка в западноберлинском районе Кройцберг. Стена прошла буквально по вершине парка, от которого подъезд Шмидта отделяли лишь пятьдесят метров. Шмидтов всегда радовал этот зеленый пятачок среди камня городских домов и улиц.
Маас прервался, чтобы промочить горло глотком вина. Похоже, ему очень нравилась роль рассказчика.
— Проработав несколько месяцев на низкооплачиваемой должности, герр Шмидт стал проводить много времени в спальне третьего этажа, глядя на зеленый островок по ту сторону Стены. Потом начал подолгу задерживаться в подвале, постукивая тут и там молотком. Иногда он работал до позднего вечера, вычерчивая за столом какие-то диаграммы. В июне 1962 года он собрал семейный совет. Известил жену и сына, что намерен взять их с собой на Запад, где он сможет получить прежнюю должность. А дом… дом придется оставить. Ни жена, ни сын спорить не стали. Лишь потом юный Хорст улучил момент, оставшись с отцом наедине, и признался, что Лиза беременна, они должны пожениться, и без Лизы на Запад он не перейдет.
Старший Шмидт воспринял эту новость без особых эмоций. Возобладал инженерный практицизм. Он спросил сына, давно ли та забеременела? Оказалось, два месяца назад.
Шмидт посоветовал Хорсту не жениться немедленно, но взять Лизу с собой. Он посвятил Хорста в свои планы — прокопать тоннель из подвала в треугольный парк. По его расчетам, они могли управиться за два месяца, работая по четыре часа в будни и по восемь — в субботу и воскресенье. Он сказал также сыну, что Бёмлеры будут постоянно крутиться в доме, если он прямо сейчас женится на Лизе. Хорст спросил, можно ли ему рассказать Лизе об их планах, чтобы она не волновалась о будущем. Старший Шмидт неохотно согласился.