– Я не знал, что статьи можно покупать.
– Многие журналы тем и живут. Какой Пелевин? Если только с той точки зрения, что интервью не дает. Хотя если разговор про тексты, то сравнение приятное.
Таня улыбнулась. На душе у Смородины наступили спокойствие и тишина от того, что он не ошибся. Все эти сытые люди из дома в лесу, которые на все лады склоняли информацию о ее лишнем весе, близко не представляли, сколько ей приходилось везти на себе. Как тяжело ей давалось выживание. Даниил – вор и мошенник – презирал ее за отсутствие вкуса. Даня, разве на твои деньги покупала она свои бусики, свою маленькую радость? Им всем она нужна была чуть ли не так же, как они ей. Где еще достать столько чувства превосходства? А она терпела, по- пала в такой момент, когда на ее труд не было спроса. И, конечно, как-то себе это объясняла, чтобы просто не сойти с ума.
– Она еще говорила, что защищает меня от хейта. Мол, «сейчас время такое, время хейта, а мы с вами из другой эпохи». Как любой акуле, ей нравилось представлять себя тонкокожей. Я очень долго до всего этого доходила. Первые годы думала, что она действительно не понимает, но однажды поймет.
Смородина подумал о том, что женщинам предлагается все время конкурировать. Даже если рядом нет мужчины, даже тогда, непонятно за что, но обязательно конкурировать. Мужчин общество немного по-другому дрессирует. А ведь он неоднократно встречал женщин, у которых самые глубокие отношения в жизни складывались именно с другими женщинами. Именно от других женщин всю жизнь ждали они одобрения и тепла.
– Вы думали, что она вас любит?
Таня опустила глаза.
– Больно и противно вспоминать все это. Хочется буквально вытошнить эти воспоминания.
Сложноустроенная Таня родилась в эпоху, когда приветствуется все упрощенное. В принципе, среда, где поднимаются наверх люди в жанре мужа Ольги, таких, как Таня, не приветствует. Ничего удивительного в том, что она прибилась к этому вампиру. Думала, раз крошки перепадают, то, наверное, там и хлеб есть. Она и без того себя чувствовала «не такой как надо», хотя с ней все было в полном порядке. Более того, для таких же, как она, умных, сложноустроенных людей ее книги были глотком свежего воздуха.
– Не ругайте себя. Очарования случаются.
– Правильное слово вы подобрали. Люди ее круга хорошо едят, имеют доступ к лучшему образованию. Те, про кого пишут в учебниках, заходили к ее папе на чай. Ольга была прекрасна. При знакомстве я была очарована. Роскошь работать в музее, как Лена, я позволить себе не могу. Рынок такой. На нем очень мало денег. Сейчас я спокойно отношусь к тому, что некоторые мои клиенты – бездари, нарциссы. Люди поверхностные, плохо образованные, неначитанные. Меня они приобретают как накладные ресницы в салоне красоты. Вот, специалист признал, что я разбираюсь в искусстве. Это правда была, про хейт. Когда вышли книги, меня обсуждали в сети активно. Вес, внешность, ребенка без мужа. Писали: «Я знаю, где ты живешь». Мне казалось, рядом с Ольгой я защищена.
Да, защищена. Ото всех, кроме Ольги. На Кипре, где Смородина с женой несколько раз отдыхали, мужчину, который не платил алименты, сажали в тюрьму. Но тюрьма в его случае была половиной беды – ему просто переставали подавать руку все знакомые. Подвергали доброму древнегреческому остракизму без изгнания из города. В России назначенные судом три тысячи мужчина мог не платить годами, и никто не видел в этом проблемы. И, конечно, Таня винила во всем себя. Добавим к этому детскую веру в то, что «в глубине души все люди хорошие».
– Мне кажется, я понимаю, что вы чувствовали.
– Нет. Вы из сытых. Почему я так думаю? Потому что вы вдумчивый, неторопливый. И сумели сохранить свою сложность. Навык объемного взгляда на проблему. Я это чувствую. Я бы предположила, что вам не приходилось выбиваться из сил, отдавая все, что заработали, просто чтобы выжить. Люди разные, но из чувствительного человека такой опыт выбивает всю нежность. У вас было время, чтобы читать художественную литературу уже во взрослом возрасте – это бесценно. Слышу по вашей речи. Завидую, да, но не слишком. Некогда. Жизнь несправедлива, и никогда не будет такой.
Смородине нечего было на это сказать. Он вспомнил друзей юности. Все они по этим меркам действительно были «из сытых». А как сложилась судьба тех гуманитариев из провинции, которые приезжали на сессии, а потом снова уезжали домой укладывать асфальт? Он не знал.
– Я много раз заикалась о каком-то договоре, но она устраивала истерики. Как? Как я могу ей не доверять, когда она так заботится обо мне? Тут шарфик подарила, а тут сумочку не домработнице, а мне, Тане. Сейчас я понимаю, что ей просто было важно присвоить мой талант, а заодно и насладиться моими мучениями. Садистическая личность. Понимала ли я свое место в ее свите? Прекрасно.
– С самого начала?
– Нет, конечно. Это я перед вами пытаюсь казаться рациональнее, чем есть. Был момент, где-то за полгода до ее смерти. Мы говорили по телефону, она ворковала, как обычно. А потом попрощались, но она не нажала отбой. А я телефон просто не успела отключить, я все медленно делаю. И я услышала, как она говорит Данииле, что звонил колхоз.
Таня прикусила язык. Смородине стало любопытно, что еще сказала Ольга, но оно того не стоило. Таня готова была заплакать.
– Не повторяйте. Эти слова сказаны жестоким человеком. Она вас не видела, видела только то, что ей было удобно. Она и не могла почувствовать, как вы умны, какой высокий у вас уровень рефлексии и какие широкие взгляды. Ей нечем. Она наверняка говорила, что она одна может вас оце- нить.
– Да. Что у нас глубокая внутренняя связь. «Везде, куда я пойду, я возьму с собой Таню». На деле планы у нее были совсем другие.
– Ее «я люблю тебя» значит «я хочу тебя съесть».
– Было физически больно все это понимать. Я помню, как лежала на кровати и было такое ощущение, что я не знаю, как вдохнуть. Понимаете? Я же всю жизнь слышала про себя, что я не такая как надо, слишком медлительная, слишком много заморачиваюсь. Потом я лет пятнадцать думала, что меня зовут «неформат». Мне казалось, я наконец нашла своих. А я была для них шутихой. Принимала высокомерие за талант! А жалость за любовь. А когда все сложилось в цельную картину, я уже не могла этого развидеть. И развернуться, и уйти не могла – зависела от каждых десяти тысяч. Она начала регулярно платить только потому, что я завела других клиентов. Поняла, что потеряет меня. К тому же сама написать книгу она не может. Чтобы писать об искусстве, надо сначала искусство прочувствовать. Ей же чувствовать было нечем. Собственно, эту свою душевную дефицитарность она и хотела погасить покупными текстами. Но ей не нужен был творческий процесс, ей нужно было, чтобы все признали, что она талантлива. И не разоблачили. Она догадывалась, что я ей тоже для чего-то нужна, но глубоко в эту мысль не вникала. «Сделана топором из валенка, лицо-блин, претензии на грацию души при абсолютно крестьянском устройстве». Мол, некрасивая женщина своего места не понимает. Но это за глаза. В лицо она называла меня гением.
– Приятно.
– В период знакомства ‒ очень. А потом? В период лютого безденежья я работала продавцом в магазине одежды. Очень скоро перестаешь думать, приятно тебе или нет. Просто исчезает этот вопрос.
– За это удовольствие вы переплачивали. Оно того не стоило. Это как брать микрокредит. Сегодня поешь, а завтра работать в два раза больше.
– Теперь я понимаю, что единственным гением она считала себя. Я если и микрогений, то только потому, что большой, масштабный, настоящий гений разглядел это во мне и к себе приблизил. А ведь это она написала мне, пригласила на встречу, предложила сотрудничество. Но через пару лет она стала говорить, что создала меня, введя в круг своих друзей. Еще бы покупал у меня что-нибудь кто-то из ее круга! Я не спорила, боялась потерять деньги, пусть и мизерные за такой труд, но регулярные. Издательство платило меньше.
– Но там сохраняется авторство.
Писательница посмотрела на Смородину так, что он понял, что все эти умные слова она говорила себе не одну сотню раз. Ему стало жаль, что эта умная, талантливая женщина изо всех сил пыталась встроиться в мир одноклеточных людей, думая, что это избавит ее от необходимости работать за еду. По сути, Таня трудилась даже не за еду, а за надежду. Ждала, что Ольга вспомнит свое обещание и все ее страдания окупятся. Если у Платона Степановича была бы волшебная палочка, он ампутировал бы у всех умных и добрых людей стыд и чувство вины. Если человек не убил и не украл, они лишние.
– В начале знакомства я была очарована ею. А потом? Оказалось, что богатые и знаменитые точно так же бывают мошенниками.
– Ваш счет оплачен?
– Ипотеку я погасила. За счет приработок в основном. И теперь я не боюсь выступать с лекциями. По сравнению с Ольгой хейтеры из сети ‒ дети. Вообще, все последние дни у меня очень странные ощущения. Сначала было страшно. Как я без нее? А потом в освободившееся время я начала писать в журнальные редакции, в одной из них меня взяли обозревателем за хорошие деньги. И были рады! Оказывается, они читали мои книги! Были уверены, что у меня куча денег и не имеет смысла предлагать мне эту должность. То есть уже давно можно было высунуть голову из панциря. Но каждый раз, когда я начинала отдаляться, Оля устраивала такие сцены, будто мы женаты или, по крайней мере, одна семья. «Почему Таня не улыбается? Что я вам сделала? Я так люблю Таню! Таня – проект моей души. У нас глубокая внутренняя связь».
– Вы сделали очень много. Вам приходилось бежать вверх по эскалатору, который ехал вниз. Тогда как на соседнем люди просто поднимались, да еще и не скрывали недоумения, мол, с чего это вы так запыхались и почему не наслаждаетесь красотой мозаик на стенах. Мне очень горько стало, когда я почувствовал, что вы злитесь на себя. Не думайте, что это старческое брюзжание.
– Злюсь, что была дурой.
– Были. Но разве за это бьют, а не помогают? Вы единственный автор книг, которые якобы написала Ольга?