— Свершилось, — перекрестившись, прошептал архиепископ. — Господь услышал нас. Теперь нам ничего не страшно.
Ахмата точно подбросило. Он лежал на тонкой циновке, расстеленной прямо на земле, поближе к костерку, в шатре Батыя, и вдруг будто неведомая сила оторвала его тело на сажень ввысь и, продержав в воздухе несколько мгновений, сбросила обратно. Оракул даже застонал, а придя в себя, немедля разбудил хана и пересказал случившееся.
— И что это значит? — нахмурился правитель.
— Они заговорили землю, лучше нам не воевать сейчас эту крепость, мой повелитель.
— Я возьму её, чего бы мне это ни стоило! — прорычал хан.
Однако первые же полки конницы, с гиком устремившиеся на крепость, в саженях сорока от неё неожиданно встали. Кони, домчавшись до определённой черты, вставали на дыбы и не желали нестись дальше. Возникло замешательство, и в это же мгновение сотни стрел обрушились на монголов. Потеряв больше тысячи убитыми, всадники были вынуждены отойти назад.
Батый, наблюдавший всё это своими глазами, оцепенел в растерянности.
— Я же предупреждал вас, — прошептал, стоя за его спиной, оракул.
— Я возьму чёртову крепость, чего бы мне ни стоило! — проскрежетал зубами от злости Батый. — А ты поможешь мне расколдовать эту жёлтую глину.
Он простоял под маленьким Козельском семь недель, ежедневно пытаясь атаковать крепость, но каждый раз безуспешно: кони останавливались в том же месте, а козельские лучники безжалостно косили ряды монголов.
Батый свирепел, Ахмат же никак не мог прекратить проникновение непонятных ему сил, каковые возникали из самих недр этой земли. Он летал ночами над крепостью, видя светящийся круг на траве, и понимал, что всё дело в нём. Только как его уничтожить?..
Однажды оракул узрел, как горящая искра от факела, упав на круг, провела тёмную черту. Выходит, что огонь может выжечь колдовской оберег?
Козельцы же, воодушевлённые заговором, не только защищались. В один из дней, выскочив за ворота, они захватили почти все стенобитные орудия завоевателей, изрубили их на части, так напугав своим нежданным нашествием степняков, что те в спешном порядке отступили.
Прошло полтора месяца. Луноликий Батый почернел, осунулся, перестал спать ночами.
— Я не могу просто так уйти отсюда, Ахмат, — без конца повторял он, с мольбой глядя на оракула. — Помоги мне. Мои воины ропщут, их разъедает страх. Впредь я буду слушаться тебя, но сейчас мои слуги должны взять эту крепость.
— Хорошо, — сказал Ахмат. — Надо зажечь город. Только перед огнём духи этой земли бессильны. Пусть твои люди соорудят десять больших возов с сухим хворостом, подожгут их, и, толкая эти костры впереди себя, роняя огонь на траву, они смогут подогнать их к стене и пересечь запретную черту.
Батый послушался этого совета. Козельцы, точно разгадав тайный умысел недругов, отчаянно косили их стрелами, стараясь не подпустить к заветному невидимому порогу, но внук Темучина, не жалея людей, посылал один отряд за другим. И горящие возы подкатили к крепостной стене, подожгли её, и монголы ворвались в город.
Больше четырёх тысяч варваров полегло под Козельском, который Батый назвал злым городом. Когда монголы ворвались туда, хан приказал умертвить всех жителей, кроме малолетнего князя Василия, которого повелел взять живым.
— Я хочу воспитать из сиятельного мальчишки самого лютого монгольского воина, которого бы боялись все русичи. Он вырастет и станет без пощады сечь их головы. Как тебе такой умысел? — рассмеялся Батый, наблюдая, как кровь шумными ручьями вытекает из ворот крепости.
Подбежал один из тысяцких, доложил, что они нашли князя.
— Так где он?
— Он утонул... — опустив голову, пробормотал воин. — Бежал по крыше, спасаясь от наших людей, оступился и упал прямо в бадью, наполненную кровью. Когда мы спустились, он уже захлебнулся...
— Глупая смерть! — помрачнел хан.
Начинался уже май, гонцы, посланные тайно проведать, как в Новгороде готовятся к осаде, привезли вести неутешительные: два больших рва с вкопанными на дне острыми кольями затрудняли быстрое продвижение к крепостным стенам. Кроме того, молодой князь установил повсюду метательные орудия, с помощью которых будет весьма легко поливать кипящей смолой осаждающих. Лазутчики обнаружили и заградительные сети на реке и ряд странных ям в десяти саженях от главного тракта, каковые наверняка будут использованы в сооружении хитроумной западни. Иными словами, новгородцы ждали монголов и готовились к этой встрече всерьёз.
С наступлением тепла Ахмат в одну из ночей навестил князя Александра. Он был удивлён, что никто из жителей не спал, все дружно работали: что-то копали, строили, месили в самом городе и за его пределами. Оракул не смог внятно объяснить, что именно рыли люди, но Батый и без этих подробностей понял, что Новгород не так скоро откроет для него свои ворота. Но больше других хана волновала южная Русь, чьи земли богаче и где он надеялся собирать немалую дань. Но если он растеряет основные силы здесь, то до киевских и черниговских княжеств ему не добраться.
Он призвал к себе Субэдея, дабы заручиться поддержкой одного из главных военачальников.
— Я решил идти воевать Киев и половцев, а не тратить силы на распутывание хитроумных ловушек новгородского князя, каковые он для нас заготовил. Южные народы более ленивы и податливы, они умеют ценить жизнь и её наслаждения, потому там нам будет полегче. — Слуга по знаку хана наполнил пиалы кумысом. — Я устал от кровавых ручьёв...
Батый умолк, глядя куда-то мимо неподвижного узкого лица старого цепного пса своего деда. Тёплый ветерок раскачивал полог юрты, играя с ним, как шаловливый мальчишка, касался тёмных, словно вылепленных из глины монгольских лиц и стремглав вылетал наружу, точно боясь быть схваченным и обезглавленным на месте. Но причина была другая: на пороге возник княжич. Именно в это мгновение хан вспомнил белое как снег лицо мёртвого Василия, на которого ему неожиданно захотелось посмотреть, и вздрогнул: ему почудилось, что дух княжича где-то совсем рядом и почти в упор его рассматривает. Оттого лицо властителя и превратилось в глиняную маску. Он не боялся духов и призраков, его раздражало, что он ничего не может сделать, дабы укротить их. Властителю даже почудилось, как в юрте запахло кровью.
Субэдей заметил непонятную настороженность на лице Батыя и недоумённо взглянул на него.
— Я бы сделал так же, — согласно покачал головой полководец. — Мы застрянем под Новгородом...
Полог юрты вдруг приподнялся, словно кто-то невидимый покинул её. Хан с облегчением вздохнул.
— Ну вот и хорошо. Завтра и выступим, — с облегчением сказал он.
Глава восемнадцатаяЛУЧШЕ НЕ БЫВАЕТ
Новгородский дозор обнаружил неприятеля в одну из туманных ночей: ворог шёл столь скрытно, что только воевода Сбыслав Якунович по шелестению ветерка да приложив ухо к земле за две версты учуял приближение рати. Он не стал мешкать. Открыл обманные лазейки и вместе с ратниками поскакал в крепость.
Туманная тёплая ночь по всему была выбрана неспроста, но Александр, подняв по тревоге дружину, подивился:
— Они что, лазутчиков не засылали? Не видели, какие обманные западни мы им ставим?.. Зачем тогда ночью да в туман идут? Ты же сам говорил, что кто-то вертелся около крепости, — поделился он своими сомнениями с Шешуней.
— Да татарва же! — презрительно отозвался таинник. — Ума-то не наша палата. Козельск два месяца брали. Это от храбрости ратной?
Савва, охранник князя, обычно немногословный и не участвующий в спорах, на этот раз не выдержал:
— А если они все тайные ловушки наши знают да заранее помосты для рвов срубили, да придумали, как стены скоро одолеть, то за полчаса со всем управятся и тебе, Шешуня, первому язык смолой зальют.
Таинник зло зыркнул на Савву, но двухметровый рост да косая сажень в плечах давали последнему столь неоспоримые преимущества, что браниться с ним никто не решался: все знали горячность охранника, её и князь не остудит, а потому Шешуня и промолчал.
— Савва прав, — согласился Александр. — Дураков бы и рязанцы побили. Миша!
К князю подскочил один из новгородских воевод.
— Возьми людей, и оба подъёмных тайных моста через рвы срубить. Всех лучников на стены. Варить смолу.
Через полчаса новгородцы были готовы к бою, однако рати Батыевы не появлялись.
— В первые наши ловушки угодили, о чём я тебе и толковал! — усмехнулся таинник. — А теперь дозорные на животе ползут, проверяя каждый вершок дороги.
Уже рассвело, когда у ближней лесной опушки замелькали всадники. Они не спешили выступать из леса, наблюдая за крепостью.
— Странно себя ведут, — на сей раз удивился и Шешуня. — Мне рассказывали, что любят открыто объявляться, показывать свои несметные рати, а тут — как тати лесные.
Послышались торопливые шаги, и на башню влез Ратмир. Он повалился на пол, будучи не силах отдышаться.
— Я в лесу был, чтоб на ворога посмотреть, — сразу же объявил он. — Это наши русские ратники.
— Так чего же они прячутся? — не понял Александр.
— Не знаю...
— Видимо, Батый навербовал отряд и решил приготовить нам подарочек, — тотчас сообразил таинник. — Эти объявят себя какой-нибудь ростовской дружиной, мол, бежим от татар, примите, мы откроем ворота, они войдут и в одну из ночей перережут наших сторожей и впустят ворога. Силки старые!
— А если и впрямь бегут? — предположил князь.
— Чего же в лесу хорониться? Выходи да разговаривай. Но лучше не пускать, ваша светлость. Не жалей того, кто плачет, а жалей, кто скачет!
Но вскоре дружина вышла из леса, и каково же было удивление новгородцев, когда впереди на белом коне они увидели Ярослава Всеволодовича, живого и невредимого, в начищенных до блеска доспехах, который шумно стал приветствовать ратников на крепостной стене, словно вернулся из удачного похода. Однако, когда он въехал в город, народ не изъявил большой радости. Все смотрели на князя с удивлением и грустью, ибо знали, что в живых ныне остались только те, кто счастливо избежал брани с монголами.